Структура пространства Энеиды

     Места соединения среднего мира с нижним отмечены. Горизонтальная структура пространства проработана несравненно подробнее. Ее внешний пояс — Океан (упоминается его западный участок), обнимающий все остальное или ограничивающий его. «Внутреннее» море, разъединяя, соединяет три материка, также названных по имени — Еигора, Asia, Africa. Это пространство членится на пространство действия, прежде всего самого Энея, побывавшего на всех трех материках, и пространство «изображаемого». Последнее, как правило, находится на периферии, и о нем можно судить по разным индексам (в подавляющем большинстве случаев по прямым обозначениям мест), отсылающим к сфере далекого, почти сказочного, находящегося за пределами актуальных связей. Наиболее интересны восстанавливаемые индексы «далекого» Востока — Евфрат, Кавказ, Эа в Колхиде, страна дагов (Pahae, в Дагестане и, видимо, в Средней Азии), каспийские царства, Араке, Гиркания, Парфия, Бактры, Бактриана, индийский ареал - сама страна индов, Ганг и Ниса «индийская», савская (сабейская) страна на юго-востоке и Меотия на северо-востоке, ср. «гирканский» и «нисский» мотивы в Скопе, где есть и другие топонимические переклички с Энеидой. Скупо обозначен «далекий» Север: помимо Меотии — другие земли к северу от Черного моря, где обитают скифские племена гелонов (на берегах Борисфена), агатирсов (в Седмиградии), наконец, Рейн на северо-западе и Галлия, восстанавливаемая также и по названию племени моринов, в Галлии обитавших. «Далекий» запад восстанавливается по названию гетулов, сиртов и Маврусии в западной Африке и по намекам на Иберию, по упоминанию мифологизированной реки Эридан на крайнем западе Европы. Только «далекий» юг включает в себя как актуальное «Энеево» пространство, так и более широкое пространство «изображаемого». По исключении очерченной пространственной периферии образуется некий внутренний «морской» ареал, представленный морями, островами, заливами, проливами, и находящимися на суше, но чаще всего приморскими объектами (или же объектами более широкого распространения, но с отмеченной, как бы открытой морю «приморской» зоной). В этом более суженном пространстве особое место занимает восточная часть Средиземноморья, отмеченная единичными индексами.  Byrsa отсылает к финикийскому обозначению крепости, укрепленного места — Borsa), но весьма важными в связи с темой Карфагена и Дидоны и более специально в связи с топонимической трансплантацией Финикия, следовательно, Карфаген или, шире, с определенной ориентацией, даже «отрицательного» типа, на старые образцы.

     Оставшееся  «средиземноморское» пространство членится названиями на три большие  зоны, не считая членения самого морского пространства (помимо указанных выше частей ср. mare Carpathium и gurges Carpathius в отношении к Эгейскому морю, по названию острова Carpathus): Малая Азия с Троей как центром, Балканы, особенно Греция с прилегающими островами, центром для которых является сама Греция, внутреннего центра не имеющая, и, наконец, Италия с близлежащими островами (обособленный фрагмент составляет Сицилия и ее островное окружение), центр которой, пока фантомный, — грядущий Рим. Каждая из этих больших зон, через которые

последовательно движется Эней, последовательно заполняется  все большим и большим числом пространственных кодексов, относящихся  к обозначению стран (народов, населяющих эти страны), областей, городов, частей их (крепости, стены, ворота и т. п.), поселений; гор, холмов, вершин, полей, нив, лугов, равнин, долин, ущелий, лесов, рощ, озер, рек, ручьев, болот, мысов, скал и прочее.

     Заполнение  малоазиатского ареала обнаруживает интимное знакомство с локусом Трои, распространяемым далее на всю Троаду.

     Греческий ареал заполнен плотнее, при том, что многие названия связаны с местами, так или иначе соотносимыми с Энеем. Об общем спектре можно судить по набору стран, областей (Аргос, Аркадия, Долопия, Лакония, Локрида, Хаония, Элида, Эпир, Этолия и др.), городов(Авлида, Акциум, Афон, Додона, Калидон, Коринф, Ларисса, Мелибея, Микены, На- рик, Немей, Орик, Спарта, Тегея, Тиринф, Фивы, Фтия, Эхалия и др.), гор (Геликон, Гомола, Керавния, Киллена, Киферон, Олимп, Офрия, Тмар и др.), рек и источников(Акидалия, Алфей, Эврот, Эриманф и др.). Особенно многочисленны острова, названия которых нередко совпадают с названиями гор, городов и т. п. и островных топографических объектов (Гиар, Донуса, Дулихия, Итака, Карпат/Карпаф, Киклады, Кифера, Крит, ср. на о-ве Кносс, Гортина, Дикта, Ида, Лабиринт, Ликт, Олеар, Ортигия /остров около Делоса/, Самос, Самофракия, Скирос, Строфады, Эвбея и др.). К северо-балканскому ареалу, области расселения фракийских и иллирийских племен ведут прямые или косвенные ссылки на названия Фракии, Иллирии, Эвра, Исмара, Стримона, Пангея и др., а также ряд племенных названий - бебриков, эдонов и др. Это сочетание топографических объектов существенно в двух отношениях. Оно показывает, что (а отчасти и почему) было вызвано автором к жизни в его произведении как удостоенное быть носителем собственного имени (внимательный читатель заметит и несомненные пропуски в списке, и кое-где поймет, что автор не был рабом «географической» эмпирии, но брал только то, что нужно ему, точнее —характеру того пути, который судьба предопределила Энею). Но топографический слой Энеиды свидетельствует и о том, где проходит граница между пространством действия и пространством «изображаемого», и, следовательно, на каком топографическом корпусе складывается путь Энея. Нужно помнить: на богато украшенном «топографическом» ковре Энеиды самые роскошные и сложные, вызывающие потребность разгадать их, узоры образуют именно острова и те отмеченные (нередко выступающие в море) точки побережья, которые конституируют путь Энея, пространственную проекцию его судьбы, пережитую им на своем личном опыте, из которого он извлекал уроки и черпал силы и твердость духа. Читатель, всего лишь скользящий по топографической россыпи текста и не проверяющий свои впечатления по карте, теряет многое: и без того пока неясной линии Энеевой судьбы дополнительно стираются многое звенья и соответственно как бы отмирают отдельные элементы причинно-следственной цепи. В результате такой читатель, отказавшись вникнуть в состав пространственных индексов и их порядок и невольно отказавшись вникнуть в линию судьбы, выстраивает «естественную» картину, странную и несовершенную, обладающую длиннотами и немотивированными ходами, если взглянуть на эту картину именно с позиции «естественности». С этой точки зрения особенно показателен состав островов и островных объектов с собственным именем и их порядок в околоиталийском морском пространстве ("эгейская" ситуация, см. выше, менее показательна: путь из Трои на юго-запад жестко предопределен географическими реалиями, сильно сужающими поле выбора). Островов вокруг Италии существенно меньше, чем в Эгеиде, но им уделено в Энеиде приблизительно столько же места, причем в разных песнях. Значение этого «околоиталийского» (практически «сицилийского») заполнения тем больше, что именно здесь наблюдается сгущение опасностей, грозящих погубить все дело перед самым достижением цели (ср. хотя бы Сциллу и Харибду). Любопытно, что у Вергилия акцент с самих околоиталийских островов смещается на их топографические объекты - реки, источники, горы, мысы, заливы, проливы, города: Акеста, Акрагант, Арет/ф/уса, Белинская гавань, Гела, Гелор, Дрепан, Закинф (остров и город), Ильва, Инарима (Энария), Камарина, Капреи, Кримис, Лилибей, Липара, Мегарский залив (и город), Палики, Пантагия, Пахин, Пелор, Племирий, Сегеста, Селинунт, Симет, Сцилла и Харибда, Тапс, Циклопские скалы, Эрике, Этна и др. Большинство этих названий так или иначе привязано к Сицилии, определяемой или как Sicania или как Тринакрия и др. Это относится и к более удаленным островам Инариме, Прохите и Капреям, находящимся на северной границе «сицилийского локуса», уже у берегов Италии (исключение составляет Ильва у берегов Тосканы). «Сицилийский» (в этом широком смысле слова) акцент Энеиды понятен. В этом локусе враждебные силы предпринимают последнюю попытку перед вступлением Энея на землю Италии «переиграть» его судьбу, воздвигнув на ее пути, конкретно на пути самого Энея, решающие препятствия. Здесь в Сицилии, в Дрепане, Эней навсегда расстается с отцом; оказавшись снова на Сицилии, он отмечает здесь годовщину смерти отца, и здесь же, у самого предела «сицилийского» локуса, вблизи берегов Италии, гибнет кормчий Палинур, проведший корабль Энея через все трудности и опасности от Трои до Сицилии и дальше почти до самой Италии. Отмеченным было не только место гибели Палинура, но и ее неформулируемый смысл. Эта смерть не только принесла скорбь утраты (кстати, в царстве мертвых Палинур встречает Энея и просит его предать погребению свое тело; Эней выполняет эту просьбу и называет мыс, около которого погиб кормчий, его именем — но и стала последним подтверждением залога будущего успеха, ибо в свое время Венера предсказала Энею, что его плавание завершится благополучно только после гибели одного из спутников Энея. Все, что Палинур смог, он сделал: в его искусстве больше нужды не было. В гибели же его трудно не увидеть действий той же самой судьбы, что вела и Энея. Второе и последнее пребывание троянских беженцев на Сицилии позволяет, кажется, увидеть телеологическую функцию Палинура в замысле судьбы относительно Энея. Покинув Дидону, Эней отправляется в Италию, до которой теперь, после всего уже перенесенного, недалеко, и путь представляется нетрудным.

     Но  ожидания обмануты.. Он же решительно заявляет Энею о невозможности плыть в  Италию и советует причалить к Сиканийской гавани: Молвит Энею: «Пусть мне хоть Юпитер клянется — не верю я, что в Италию мы доплывем при такой непогоде.… Ни против ветра идти, ни бури выдержать натиск … Нам не под силу. Но есть исход — уклониться с дороги. … Следуя зову судьбы...»

И Эней смиряется и даже находит дополнительные преимущества у этой мучительной  остановки совсем недалеко от другого, желанного, берега. «... Да, я вижу, стараешься тщетно I Ты против ветра идти, что велит нам с пути уклониться…Что ж, поверни паруса.… Для меня же места желанней нет, и охотней нигде не поставлю я флот утомленный, Чем в земле, что для нас сберегла дарданца Акеста. Решение принято и выполнено.

     И как бы в награду — явление  Энею ночью, в сновидении, отца: одобрив  совет Навта оставить в Сицилии слабых и утомленных, он сообщает сыну и еще более важные вести — о том, что Юпитер стал теперь благосклонен к нему, о предстоящей встрече отца и сына в царстве мертвых д о главном содержании этой встречи. Советы услышаны, и Эней кладет основание городу, «новому Илиону» — Трое. Но и слова о встрече и о предназначении запомнены и приняты в душу. После тревог и сомнений Эней испытывает радость, и он велит спутникам ставить мачты и поднимать паруса. Теперь все ясно, и о плавании до Эвбейских Кум, где Эней впервые вступил на землю Италии, почти ничего не сказано. «Италийский» локус Энеиды топонимически самый богатый, самый проработанный и единственный, в котором часть названий имеет некую телеологическую функцию, проявляющуюся в предвосхищении будущего «узко-римского» локуса (Авентин, Капитолий, Карина, Карментальские ворота /Porta Carmentalis/, Квиринал, Луперкал, Палатин, Паллантей, Тарпея /Tarpeia sedes, arx, о Капитолии/, Тибр и др.); кстати, есть достаточные основания говорить и о других «частных» локусах, особенно «около-римском», «этрусском», «кампанском». Эти и некоторые другие особенности существенно выделяют «италийский» локус среди других и даже в известной степени изолируют его от них. Он, кажется, единственный, который обнаруживает не открытость и «экстравертность», но скорее самодостаточность, некую «завершенность» своего состава и внутреннюю центростремительную, «римо-центричную» установку, развертывающуюся соответственно событиям, в которых принимает участие Эней, и местам, где они происходят. Экспликация этого «развертывания», легко осуществляемая на материале второй половины Энеиды, подтверждает это, и поэтому здесь достаточно очертить сам состав «заполнения» италийского пространства, не входя в детали.