Экспериментальное исследование

Автор: Пользователь скрыл имя, 08 Января 2012 в 14:45, курсовая работа

Краткое описание

Известны "отрицательные" отзывы Цветаевой о Брюсове. Не принимала, на первый взгляд, поэтику Брюсова и Ахматова. Многие мемуаристы вспоминают слова Ахматовой о Брюсове, сходные с цветаевскими: "Он знал секреты, но он не знал тайны".

Однако глубоко правы историки литературы Р. Тименчик и Г. Суперфин, которые так осмысляют существо творческих связей Ахматовой и Брюсова: "Ахматовская оценка всего литературного дела Брюсова... не может быть исчерпана в терминах "читательского восприятия" и требует осознания ее связей с поэтической программой Ахматовой". Это положение вполне распространимо и на связи брюсовской поэтики с Цветаевой, с другими поэтами, пришедшими в литературу в постсимволистскую эпоху. Можно определенно сказать, что без изучения скрытых, глубинных связей художественных систем внешне противоположных на первый взгляд поэтов, наше представление о литературном процессе XX века будет неполным. Как пишет современный теоретик литературы Г. Белая, "важно исследовать скрытую фазу усвоения стилевого опыта, когда только формируется тип личности художника и его мировоззрение". Это позволит увидеть художественные открытия Брюсова в движении, позволит поставить вопрос об исторической продуктивности стиля Брюсова. Выявить художественные открытия Брюсова было бы проще на материале ближайших учеников Брюсова, однако не эпигоны, а большие художники определили литературное развитие XX века, не в творчестве эпигонов, а в творчестве Ахматовой, Цветаевой, Пастернака, Маяковского и других поэтов подтвердилось значение художественных открытий Брюсова.

Файлы: 1 файл

Ранняя лирика.doc

— 82.00 Кб (Скачать)

    Ориентация на стиль символизма, в том числе на стиль Брюсова, явственнее обнаруживается в более ранних стихах. Например, в стихотворении "Я умею любить", оно соотносится с брюсовским "Моя любовь - палящий полдень Явы". Это видно в музыкальности, от которой впоследствии Ахматова откажется, но которой в 1904-1906 годах будет следовать.

    У Брюсова брала Ахматова и  другое - изображение будничной,  повседневной жизни города, использование  повествовательной интонации. "Я  помню вечер бледно-скромный, Цветы  усталых георгин"; "Осенний день был тускл и скуден"; "Прохлада утренней весны Пьянит ласкающим намеком; О чем-то горестно далеком Поют осмеянные сны" - эти брюсовские строки напоминают порой неуловимо ахматовские. Особо это относится к ритму и интонации, например, в стихотворении Ахматовой "Вечером".

    Однако дальнейшее творчество  Ахматовой, безусловно, было связано  с отталкиванием не только  от стиля Брюсова, но и от  всех других индивидуальных стилей. И все же иногда брюсовское "слово" всплывало в стихах  Ахматовой: то в названии поэмы "У самого моря", близкое к названию брюсовского цикла стихов "У моря", то в эпиграфе из Каролины Павловой "Мое свято ремесло" к циклу "Тайны ремесла".

    Становление Ахматовой после  "Вечера", "Подорожника", "Белой  стаи", предсказанное Н. Недоброво, формирование эпической музы Ахматовой не состоялось бы без опыта Брюсова.

    Внимательное чтение стихов ранней  Цветаевой позволяет обнаружить  и в них "остаточную" энергию  художественных открытий Брюсова.

    Уже из этого видно, как неправомерно видеть в отношении Цветаевой к Брюсову только неприязнь. Как отмечает Д. Максимов, Цветаева считала Брюсова "одним из самых значительных в России пролагателей поэтических путей". Цветаева подчеркивала в 20-е годы своеобразие своего вида любви к Брюсову - оттолкновению.

    Однако стремительному отталкиванию  от опыта Брюсова предшествовало  притяжение. "Стихи Брюсова я  любила с 16 по 17 лет - страстной  и краткой любовью" - с этих  слов начинается очерк о Брюсове  "Герой труда". Да и в само  определение Брюсова - "герой труда" - Цветаева не вкладывала уничижения. Не стоит забывать, что в одном из отрывков, написанном сразу после смерти Брюсова, Цветаева и своего отца называет "героем труда".

    Для Брюсова было характерно  пристальное внимание к самой жизни, интенсивное переживание бытия, соотношения своего "я" и мира. Предельная напряженность переживания своего "я" в мире, открывающая восприятие самого мира во всех его проявлениях, были присущи и Цветаевой. Для лирического героя и Цветаевой и Брюсова характерно внимание ко всем сферам бытия и особый интерес к максимальной реализации связи личности и мира. Отсюда стремление обоих поэтов к переосмыслению традиционных жизненных ситуаций, к игре на контрастах. Как следствие этого, чертой изображения мира у Брюсова и в большей степени у Цветаевой стали оксюморонность, гиперболизм, использование резких переходов от смысловых полутонов к законченности.

    В наибольшей степени близость  поэтики Брюсова и Цветаевой  сказалась в "Вечернем альбоме": в него вошли стихи, написанные в пору явного ученичества и "влюбленности" в Брюсова.

    Можно предположить, что, находясь  под влиянием Брюсова, Цветаева  особое значение придавала суду  Брюсова. А. Саакянц установила, что, хотя Цветаева и писала  о том, будто ни одного экземпляра на отзыв послано не было, на самом деле она отправила экземпляр "Вечернего альбома" М. Волошину и В. Брюсову. Первую книгу Цветаевой интересно прочесть через призму "чужого" - брюсовского - слова...

    Сходство мироощущения ранней  Цветаевой и Брюсова времени первых своих сборников (а именно они привлекали внимание Цветаевой) проявилось в обращении обоих к образу Марии Башкирцевой: ей посвящен "Вечерний альбом" Цветаевой; известно, что и Брюсов в своем дневнике много страниц уделил экстатическому преклонению перед М. Башкирцевой, оказавшей на формирование молодого поэта сильнейшее влияние.

    В построении "Вечернего альбома"  сказалось берущее начало от  Брюсова понимание книги стихов  как лирического целого: три раздела  "Вечернего альбома" ("Детство", "Любовь", "Только тени") как бы образуют единый сюжет. Довольно значительно тематическое сходство первой книги Цветаевой с лирикой Брюсова. Можно предположить увлечение Цветаевой экзотическими балладами Брюсова, варьирующими тему сильной страсти, проявляемой в необычных условиях, например, рабства (баллада "Раб"). Так, молодой поэт создает стихотворение "Пленница", восходящее к жанру баллады. К балладам Брюсова приближается и стихотворение "Маленький паж". В нем трактуется тема трагического несовпадения мира грез и реальности. К брюсовскому циклу "Любимцы веков" восходит появление в "Вечернем альбоме" стихотворений "Камерата", "Людовик XVII", "Анжелика", "Потомок шведских королей". Вряд ли Цветаева могла обойти вниманием стихотворение Брюсова "Наполеон" ("Да, на дороге поколений..."), однако в своих стихах она обращается к историческим героям, как бы принадлежащим к поколению "детей" и несущим на себе тяжесть ошибок "отцов".

    А. Саакянц связала с влиянием  брюсовского стихов рения "Наша  тень" название раздела из "Вечернего альбома" "Только тени". Действительно, эта тема сквозная в первой книге стихов Цветаевой. Она проявляется в стихотворениях "Лучший союз", "Стук в дверь". Тема тени - призрачной любви, волшебства мира - сопряжена у Цветаевой с обращением к теме вечера, сумерек, которую, как уже отмечалось выше, канонизировал в поэзии Брюсов. Вечерний город был "волшебством" и для Цветаевой. "От четырех до семи" - так и называется одно из стихотворений "Вечернего альбома". В трактовке темы вечера, сумерек проявляются следы приверженности ранней Цветаевой символистским мотивам в поэзии, в том числе мотивам Брюсова.

    Неоспоримым является обращение  Цветаевой к художественному  опыту Брюсова в стихотворениях "Встреча" ("Вечерний дым  над городом возник..."), "Гаснул вечер, как мы умиленный...". В качестве эпиграфа Цветаева взяла к последнему стихотворению слова "...есть встречи случайные...", которые напрямую соотносятся со стихотворениями Брюсова с одноименным названием "Встреча".

    После "Вечернего альбома"  Цветаева воспринимает опыт Брюсова скорее в полемическом аспекте: отталкивание от открытий Брюсова брало верх над притяжением. Это видно, например, в стихотворении "В раю", включенном во второй сборник "Волшебный фонарь" (1912). История создания стихотворения "В раю", воссоздана самой Цветаевой и прокомментированная А. Саакянц, любопытна для нашего исследования. "В раю" было послано на конкурс, организованный Брюсовым (в качестве темы были заданы строки из "Пира во время чумы" Пушкина: "Но Эдмонда не покинет Дженни даже в небесах"). Как настаивала Цветаева, стихотворение было написано до объявления конкурса. Но даже если это так, то, посылая свое произведение на конкурс, организованный Брюсовым, Цветаева не могла не вступить в своеобразный спор-диалог с ним.

    Безусловно, не может быть уверенности,  что Цветаева помнила брюсовское  стихотворение 1903 г. "К близкой", включенное, однако, и в "Пути  и перепутья", но на уровне  исследования сходства и различия  поэтики двух художников возможно  сравнить цветаевское "В раю" и названное стихотворение Брюсова. Оба произведения - брюсовское в большей степени, цветаевское в меньшей - восходят к жанру любовного послания. В обоих - сходство в теме: размышления о любви, перешагнувшей смерть. Сама тема не новая для мировой лирики, но излюбленная символистами и Брюсовым. В стихотворении Брюсова земное предстает как "былое", душа - "преображенной", "от всех условий бытия... отрешенной". Возникает традиционная для лирики ситуация: лирический герой, мир которого венчает "бездонные высоты", вызывает к любимой и она отвечает на зов из бездны. Так любовь и космос оказываются равновеликими.

    Совсем по другому решается  эта тема у Цветаевой. Если  лирический герой Брюсова "былое  отряхает", то над лирическим  героем Цветаевой прошлое не  потеряло свою силу: "Воспоминанья слишком давят плечи, Я о земном заплачу и в раю". Цветаева декларирует приверженность земному. И совершенно неожиданен финал стихотворения Цветаевой. У Брюсова размышления о смерти должны были подчеркнуть силу любви лирического героя, Цветаева же подчеркивает трагическую обреченность любви и в земном мире, и в некоем небытии: "Ни здесь, ни там, - нигде не надо встречи, И не для встреч проснемся мы в раю!".

    Однако по своей системе приемов  "В раю" во многом сходно  с символистской вообще и с брюсовской, в частности, лирикой. Это сказалось и в использовании повтора начальной строки из первой строфы в последней строфе ("Воспоминанье слишком давит плечи..."), и в широко распространенном с легкой руки Брюсова ритмическом перебиве в последней строке первых трех строф. Впоследствии Цветаева сделает ритмический перебив одним из важнейших своих приемов, открыв тем самым в русской поэзии новое свойство, сближающее ее с народным стихосложением, но генетически этот прием будет восходить к Брюсову.

    В дальнейшем (1913-1915 гг.) брюсовское  влияние на творчество Цветаевой  становилось все менее заметно.  Цветаева сознательно отстранялась  от опыта Брюсова. Однако следы  чтения стихов Брюсова подсознательно  существовали в поэте и оставались  в ее стихах. Они проявились в следовании "декадентским" мотивам раннего Брюсова, которые, хотя и приобрели в контексте цветаевского творчества иное - трагическое - звучание, занимали значительное место в мироощущении молодого поэта. Это видно и в стихотворении "Идешь на меня похожий...", где возникает тема загробной любви, и в стихотворении "Легкомыслие! - Милый грех..." (при жизни не публиковалось), в котором провозглашается свобода от всех земных обязательств, что было характерно для Брюсова 90-х годов.

    В символистском ключе и по тематике, и по поэтике написано стихотворение "Не думаю, не жалуюсь, не спорю", заканчивающееся образом клоуна, шута: "Я - тень от чьей-то тени. Я – лунатик двух темных лун".

Две луны можно, вероятно, рассматривать как  неосознанную цитату из скандального в 90-е годы стихотворения Брюсова "Творчество": "Всходит месяц обнаженный При лазоревой луне". (Любопытно, что если в 1895 г. "две луны" Брюсова были объявлены верхом бессмыслицы, то обогащенная открытиями символистов поэзия начала XX в. уже допускала появление таких абстракций.)

    И, наконец, одно из последних  проявлений диалога с Брюсовым-поэтом  можно усмотреть в стихотворении  "Мне нравится,что Вы больны  не мной..." (1915). Среди помет  Цветаевой на брюсовских "Путях  и перепутьях" есть и такая строка: "Мне грустно оттого, что мы с тобой не двое...", являющаяся началом стихотворения, обведена в кружок. Брюсовское стихотворение построено на повторе привлекшей внимание Цветаевой строки, которая дает смысловой и эмоциональный ключ. В 1915 г., отталкиваясь от него, Цветаева пишет свое стихотворение. Однако вместо "Мне грустно оттого, что мы с тобой не двое" у Цветаевой совершенно иной поворот в едва уловимой связи двух людей: "Мне нравится, что Вы больны не мной...". Так Цветаева углубила даже по сравнению с символизмом наше представление о человеке, его внутреннем мире, так она нащупала незатронутые до нее связи людей. 
 
 
 

Заключение

     Любопытен строй цветаевского стихотворения: в нем сказываются и каноны символизма (повторы, мелодичность, блоковская "романтичность"), и собственные открытия. Они связаны с принципиально новым подходом Цветаевой и всего постсимволистского поколения поэтов к стиху - смысловой значимости каждого слова в стихе. "Слова в Ваших стихотворениях частью заместимы, значит - не те. ...Ваша стихотворная единица, пока, фраза, а не слово. (NB! моя - слог)", - писала Цветаева одному из начинающих поэтов в зрелые годы. Но как бы сознательную демонстрацию новой поэтики, основанной на значимости фразы, Цветаева предприняла еще в 1915 г.: в стихотворении "Мне нравится, что Вы больны не мной..." важнейшим конструктивным материалом является "служебная" частица НЕ, создающая смысловой и ритмический рисунок произведения.

    Но приобретенный собственный  почерк Цветаевой также, как и. Ахматовой, был невозможен без опыта Брюсова. Безусловно, для того, чтобы стать большими поэтами, Ахматова и Цветаева должны были отойти от художественных открытий и Брюсова, и любого другого поэта. Однако, как полагал Брюсов в 1920 г., "в самой настойчивости отрицания того или иного метода можно иногда вернее проследить влияние, нежели в подражаниях". 
 
 
 
 
 
 

Список  литературы:

  1. Бавин С., Семибратова И.  Судьбы поэтов серебряного века: Библиографические очерки. - М.: Кн. Палата, 1993. - 480с.
  2. Павловский А. И.  Куст рябины: О поэзии М. Цветаевой. - Л., 1989.
  3. Кедров К.  Россия - золотая и железная клетки для поэтесс //"Новые Известия" №66, 1998г.
  4. Саакянц А.А.  Марина Цветаева. Страницы жизни и творчества (1910-1922). - М., 1986.
  5. Цветаева М.  В певучем граде моем: Стихотворения, пьеса, роман в письмах /Сост. К.В. Смородин. - Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1989. - 288с.
  6. Поэт Марина Цветаева //Осоргин М.: Олимп, 1997.
  7. Из статьи "Марина Цветаева" //Павловский А. М.: Олимп, 1997.

Информация о работе Экспериментальное исследование