Как и большинство его современников, Кант предпочитал писать о культуре «чего-то» в большей степени, чем  о культуре как некоейреальности, области (культуре самой по себе). Культура — это искусственное, созданное  людьми, результат их действий и  поступков, но она остается внутри «природы» (в кантовской трактовке). И дело не только в том, что далеко не все  поступки человека мотивированы коренящимся  в его свободной воле моральным  выбором, — даже свободные поступки в своем осуществлении, в процессе объективации и в результатах  принадлежат миру явлений, природе. Кант подчеркивал:

     «Какое  бы понятие мы ни составили себе с метафизической точки зрения о  свободе воли, необходимо, однако, признать, что проявления воли, человеческие поступки, подобно всякому другому  явлению природы, определяются общими законами природы». [4, c.380] Культура, по Канту, остается последней целью природы, она существует внутри нее как явление в пространстве и во времени. Цели, реализуемые культурой, — это цели природы (а не цели свободы) и вовсе не наши (как писал Кант) цели, хотя при определенных условиях могут стать и нашими. Нет никаких оснований искать в истории и в культуре (если следовать Канту) чего-то промежуточного между природой и свободой или же соединения в них природы и свободы. Кант допускал, что в способности суждения может осуществляться связь мышления по законам природы и мышления по законам свободы, но таковая возможна только в субъекте; реально же существующего специфического объекта, в котором бы объединялись и совмещались «природа» и «свобода», нет и быть не может. Философия истории и культуры включена Кантом в телеологию природы. [4, c.79]

     Переходом от телеологии природы к «этикотелеологии»  Кант наметил несколько иной ракурс рассмотрения истории с иным пониманием целей, содержания исторического процесса, места и роли в нем человека. В поздних своих работах он конкретизировал идеи философии  истории, понятой как процесс  морального совершенствования человечества. Над прежним представлением об истории, развивающейся как бы по целям  и по плану природы, надстраивается трактовка истории «из свободы» (тогда как ранее речь шла об истории объективации свободы в  явлениях). «Цель природы» понималась как утверждение во всемирном  масштабе граждански-правового состояния, цель «истории свободы» состоит в  создании этической общности всех людей, царства безусловной моральной  добродетели. Там природа в соответствии с ее целями ведет человечество помимо его намерений, здесь человечество формирует в истории само себя в сознательном стремлении к достижению этического идеала, никогда полностью  не осуществимого, к которому можно  лишь бесконечно приближаться. При  таком ракурсе понимания истории  культура в качестве средства морального совершенствования человечества сохраняет  свой инструментальный характер и свой онтологический статус феномена природы.

Проблемы  относительного и  абсолютного в  этических взглядах Канта

В нравственных законах задается абсолютный предел человека, та первооснова, последняя  черта, которую нельзя переступить, не потеряв человеческого достоинства. В нравственности речь идет не о  законах, «по которым все происходит», а о законах, «по которым все  должно происходить». Исходя из этого  Кант четко разводит два вопроса: а) каковы принципы, законы морали и  б) как они реализуются в опыте  жизни. [3, c.162] Соответственно и моральная философия разделяется на две части: на априорную и эмпирическую. Первую Кант называет метафизикой нравственности, или собственно моралью, а вторую — эмпирической этикой, или практической антропологией. Соотношение между ними такое, что метафизика нравственности предшествует эмпирической этике или, как выражается Кант, «должна быть впереди».

Идея, согласно которой чистая (теоретическая) этика  независима от эмпирической, предшествует ей, или, что одно и то же, мораль может  и должна быть определена до и даже вопреки тому, как она явлена в  мире, прямо вытекает из представления  о нравственных законах как законах, обладающих абсолютной необходимостью. Понятие абсолютного, если оно вообще поддается определению, есть то, что  содержит свои основания в себе, что самодостаточно в своей неисчерпаемой  полноте. И абсолютной является только такая необходимость, которая ни от чего другого не зависит. Поэтому  сказать, что моральный закон  обладает абсолютной необходимостью, и сказать, что он никак не зависит  от опыта и не требует даже подтверждения  опытом, — значит сказать одно и  то же. Чтобы найти моральный закон, нам надо найти абсолютный закон. Что же может быть осмыслено в  качестве абсолютного начала? Добрая воля — таков ответ Канта. Под  доброй волей он понимает безусловную, чистую волю, т.е. волю, которая сама по себе, до и независимо от каких бы то ни было влияний на нее, обладает практической необходимостью. Говоря по-другому, абсолютная необходимость состоит в «абсолютной ценности чистой воли, которой мы даем оценку, не принимая в расчет какой-либо пользы».

Ничто из свойств человеческого духа, качеств  его души, внешних благ, будь то остроумие, мужество, здоровье и т. п., не обладает безусловной ценностью, если за ними не стоит чистая добрая воля. Даже традиционно  столь высоко чтимое самообладание  без доброй воли может трансформироваться в хладнокровие злодея. Все мыслимые блага приобретают моральное  качество только через добрую волю, сама же она имеет безусловную  внутреннюю ценность. Добрая воля, собственно говоря, и есть чистая (безусловная) воля, т.е. воля, на которую не оказывают  никакого воздействия внешние мотивы. [5, c.325]

Волей обладает только разумное существо —  она есть способность поступать  согласно представлению о законах. Говоря по-другому, воля есть практический разум. Разум существует, или, как  выражается Кант, природа предназначила  разум для того, чтобы управлять  нашей волей. Если бы речь шла о  самосохранении, преуспеянии, счастье  человека, то с этой задачей вполне и намного лучше мог бы справиться инстинкт, о чем свидетельствует  опыт неразумных животных. Более того, разум является своего рода помехой  безмятежной удовлетворенности, что, как известно, даже дало возможность  античным скептикам школы Пиррона  считать его основным источником человеческих страданий. Во всяком случае, нельзя не согласиться с Кантом, что простые люди, предпочитающие руководствоваться природным инстинктом, бывают счастливее и довольнее своей  жизнью, чем рафинированные интеллектуалы. Кто живет проще, тот живет  счастливее. Поэтому если не думать, что природа ошиблась, создав человека разумным существом, то необходимо предположить, что у разума есть иное предназначение, чем изыскивать средства для счастья. Разум нужен для того, чтобы «породить не волю как средство для какой-нибудь другой цели, а добрую волю самое по себе».

Так как  культура разума предполагает безусловную  цель и приноровлена к этому, то вполне естественно, что она плохо справляется  с задачей обслуживания человеческого  стремления к благополучию, ибо это  — не ее царское дело. Разум предназначен для того, чтобы учреждать чистую добрую волю. Все остальное могло  бы существовать и без разума. Чистая добрая воля не может существовать вне разума именно потому, что она  чистая, не содержит в себе ничего эмпирического. Это отождествление разума и доброй воли составляет высшую точку, самое  сердце кантонской философии.

Нравственный  закон как изначальный закон  воли не имеет и не может иметь  какого-либо природного, предметного  содержания и определяет волю безотносительно  к какому-либо ожидаемому от него результату. В поисках закона воли, обладающего  абсолютной необходимостью, Кант доходит  до идеи закона, до той последней  черты, когда и не остается ничего, кроме общей законосообразности поступков вообще, которая и должна служить воле принципом».[6, с.144]

Заключение

     От  Д. Вико до И. Канта длится период эмансипации  философии культуры от традиционных методов философии и истории. В кантовской «Критике способности суждения» обосновывается наличие особой реальности, отличной от мира природы и мира моральной свободы, — реальности «целесообразности», которую можно феноменально обнаружить в системе живых организмов и в искусстве, в принципе не обнаруживая при этом саму цель, с которой сообразуется данный объект.

     Поворот, осуществленный в европейском мышлении Кантом, позволил сделать предметом  интерпретации, теоретического исследования и системных построений именно эту  третью реальность, несводимую к «природе»  и «свободе» и, по существу, открывающую  измерение «культуры». Принцип историзма, соединенный с открытием Канта, позволил в нач. 19 в. представителям классической нем. философии — И.Г. Фихте и Гегелю — построить  развернутые модели поступательной эволюции универсума как творческого  развития духа. Описанные при этом диалектические механизмы предметной объективации духа и его возвращения  к своей субъективности через  самоинтерпретацию позволяют считать  эти модели развернутыми концепциями  философии культуры. 
 
 
 
 

Литература:

1.  Кант  И. Соч. В 6 т. М., 1963-1966
2. Кант И. Трактаты и письма (вступит. ст. А.В. Гулыги). – М. : Наука, 1980. – 709 с.
3. Зеленов, Л.А. История и философия науки : учеб. пособие / Л.А. Зеленов, А.А. Владимиров, В.А. Щуров. – М. : Флинта : Наука, 2008. – 472 с.
4. Асмус, В.Ф. Избранные философские труды : в 2-х т. / В.Ф. Асмус. Т. 2. – М. : Москов. ун-т, 1971. – 446 с.
5. Иммануил Кант. Критика чистого разума / пер. с нем. Н. Лосского, прим. Ц.Г. Арзаканяна. – М. : Эксмо, 2007. – 736 с.
6. Гусейнов А.А., Апресян Р.Г. Этика. М.: Гардарики, 2000. – 172с.