Линкольн и “New York Tribune”

 

Когда публично было объявлено о  намерении Грили выступать с  лекциями в Смитсоновском институте перед толпой аболиционистов, журналист из “New York Tribune” Уильям Кроффут (который, в свою очередь, также читал лекции против рабства) обратился к президенту с вопросом, собирается ли тот присутствовать. Линкольн дал положительный ответ и прибавил лестные слова в адрес Грили:

 

«Кажется, что в напечатанном виде каждое слово Грили весит тонну. Я хочу услышать, что Грили думает о нас».

 

На своем выступлении Грили в порыве страстной убежденности говорил, что отмена рабства – единственное назначение войны. Говоря эти слова, Грили смотрел прямо на Линкольна, что дало повод для публики отметить, что речь редактора была прямым вызовом президенту. Все улыбались, а выражение лица Линкольна оставалось невозмутимым – таков был характер президента. Грили же, напротив, был человеком нетерпеливым. Он был убежден в том, что изменения необходимо производить здесь и сейчас, а не откладывать принятие решительных мер. Линкольн также ненавидел рабство, но не спешил его отменять, потому как провозглашение свободы могло быть воспринято как непродуманный и отчаянный шаг ослабленного государства. Желая сохранить авторитет США Линкольн не решался осуществить то, чего ждали миллионы людей.

 

Интересно заметить, что между Линкольном и  Грили происходила весьма оживленная полемика, которая имела свое отражение в СМИ. По сути редактор постоянно осыпал президента каверзными вопросами на страницах “New York Tribune”, а Линкольн так же публично и остроумно на них отвечал. «Что происходит с Дядюшкой Хорасом (прозвище Грили)? Он не может держать себя в руках?» – недоумевал Линкольн.¹³

 

Таким образом, мы видим, что политическая полемика в эпоху гражданской войны в США уверенно вступила на страницы прессы, превратив последнюю в арену публичного обсуждения важнейших вопросов, волновавших умы и сердца всего населения страны.

 

Уже в самом  начале гражданской войны редакцию “New York Tribune” заваливали письмами относительно пассивности Линкольна по вопросу о войне. Сидней Гей, заместитель управляющего редактора газеты Чарльза Даны, в отчаянии пришел к выводу, что президент потерял полностью контакт с народом. 30 июля Гей отправил письмо в Белый дом:

 

«К своему посланию я прилагаю также письмо, написанное одним из читателей, предназначенное  им для публикации в “New York Tribune”. Каждый день редакция получает сотни писем со всех концов страны, выражающих глубочайшее беспокойство и тревогу относительно сложившейся ситуации. Я их не публикую потому как знаю что они способны оказать огромное влияние на народ, который и без того крайне встревожен. Но тем не менее я не могу оправдать тот факт, что народ должен быть лишен по праву принадлежащей ему привилегии быть в курсе событий и быть услышанным сквозь колонки газеты государством, которое, похоже, абсолютно игнорирует общественное положение. Поэтому я посылаю вам письмо одного из читателей, которое может служить идеальным образчиком того, что нам пишут ежедневно».

 

В том письме сказано: «Президент робеет, пускает страну на самотек» и т. д. Президент был так впечатлен искренностью Гея, что отправил ему ответное письмо с просьбой немедленно явиться к нему для личной беседы в сопровождении того человека, который написал вложенное письмо. По семейным обстоятельствам Гей не мог прийти немедленно, о чем и написал президенту. Но Линкольна не удовлетворил подобный ответ, и через несколько дней Гей получил от президента очередное письмо с приглашением в Белый Дом, на этот раз гневное. Сидней отправился без автора вложенного письма, потому что решил, что в этом нет необходимости, что это пустая трата времени и денег. Встреча проходила лицом к лицу, без посторонних, своего рода приватный «медиа-контакт» который весьма понравился президенту. Для начала следует заметить, что Линкольн был человеком доброжелательным и любил обмениваться различными историями из жизни. Он также был убежден, что политическое влияние легче всего оказать при непосредственном, личном общении с человеком. Этим правилом президент часто руководствовался при общении с журналистами, для того, чтобы оказать определенное влияние на прессу в целом. На самом деле в этом не было большой необходимости, потому что многие журналисты изначально имели образ мыслей, сходный с позицией Линкольна, и, как правило, писали в газетах то, что не противоречило его убеждениям. Но что касается оппозиционных иданий, то здесь личная харизма президента не играла особенно важной роли, хотя он думал иначе. Например, журналисты, работавшие на циничные и часто вражеские президенду газеты Беннета и Рэймонда, редко поддавались личностному влиянию Линкольна и лести, хотя на вид и казались восприимчивыми.

Тем не менее встреча Сиднея Гея  с президентом прошла положительным образом и даже имела некоторый результат. Сидней убедительно настаивал на необходимости издания прокламации освобождения, и, хотя Линкольн довольно долго не решался раскрыть все свои карты, через несколько дней Гей получил письмо от президента, в котором тот говорил, что прокламация свободы уже им составлена и в скором времени будет издана. Разумеется, Гей немедленно передал это письмо от президента Хорасу Грили, но тот не удовлетворился одним обещанием Линкольна. В течении многих месяцев Грили буквально умолял президента о дозволении опубликовать Декларацию об отмене рабства. А теперь, после получения Геем письма от Линкольна, просьба главного редактора переросла в настойчивое требование. Он писал резкие, язвительные длинные статьи в форме открытого письма к президенту, которые назвал «Молитвой двадцати миллионов». «Это было написано, - говорил Грили, - чтобы безошибочно донести до президента, чего конкретно мы требуем, что мы думаем, на что у нас есть право рассчитывать и на что мы жалуемся».¹⁴ На каждой странице своей газеты Грили приводил национальные причины и доводы, по которым необходимо немедленно отменить рабство. Это был прямой, открытый вызов, и Линкольн решил ответить на него публично. Менее хитрый и проницательный человек вполне мог бы выпалить что-нибудь гневное и явно лишнее. Вместо этого Линкольн преднамеренно выждал паузу и ответил далеко не сразу. Сам же ответ был выдержан в уравновешенном и сдержанном, но весьма убедительном тоне. Ниже приведены выдержки из письма, адресованного Грили, которое было опубликовано в газете “National Intelligencer” в Вашингтоне:

 

«Если в мой адрес высказаны утверждения и предположения, относительно которых моя политика рассматривается как ложная, я решительно отрицаю эти высказывания. Если в газете вновь появится нетерпеливый и требовательный тон, я буду вынужден передать решение данной проблемы моему старому другу, сердце которого я всегда считал справедливым».¹⁵

 

Нижеследующие высказывания президента как нельзя лучше отражают его  первоначальное настроение и позицию относительно отмены рабства:

 

«Я спасу Союз. Чем скорее национальный авторитет будет восстановлен, тем  раньше Союз станет таковым, каким он был прежде. Моя основная цель в этой борьбе – спасти Союз, а вовсе не вопрос о сохранении или отмене рабства. Если я смогу спасти Союз, не освободив ни одного раба, я сделаю это. Если я смогу спасти Союз, освободив всех рабов, я сделаю это. И если для спасения Союза необходимо будет освободить только часть рабов, я также сделаю это».¹⁶

 

Отношения Линкольна и Хораса Грили усложнились задолго до того, как адвокат из Иллинойса стал президентом. Они познакомились, когда оба были членами Конгресса. Биографы Линкольна и Грили отмечают, что Хорас и Линкольн были похожи друг на друга, но одновременно с этим во многом различались. Ни тот, ни другой не курили и не употребляли алгоголь. Ни один из них не уделял особого внимания внешнему виду, нарочито стараясь пренебрегать им. Как и Линкольн, личная жизнь Грили была весьма сложной, брак был сопряжен с многочисленными трудностями. Супруга Хораса Мэри Чени (Mary Cheney) была еще более эксцентричной, чем Мэри Тодд (Mary Todd). Грили никогда не имел дома, в который ему хотелось бы возвращаться, который поддерживал бы его. Но несмотря на все сходства, различия между Линкольном и Грили были намного более существенными и значительными; они проявлялись даже в малом. Например, Линколн, ввиду особенностей своего медлительного аналитического склада ума, довольно долгое время не мог определиться с выбором профессии. Он избрал своей деятельностью юриспруденцию только в возрасте двадцати с лишним лет. Что же касается Грили, то уже в пятнадцати лет он был обучен для работы в типографии. Оба они были склонны к выражению своих мыслей с помощью письма и речи, но различались в методе использования этих атрибутов. Если Хорас, со своим нетерпеливым, импульсивным характером, использовал язык как молот, то Линкольн, будучи осторожным и рассудительным политиком, орудовал им как скальпелем.

Когда Линкольн и Грили вместе работали в Конгрессе, активность Хораса на заседаниях во много раз превосходила активность его коллеги. В государственных архивах Конгресса (Congressional Globe) содержаться отчеты о выступлениях всех его членов, и можно четко проследить работу каждого из них. В архивах имя Линкольна упоминается гораздо реже, чем имя Грили, что еще раз демонстрирует различия характеров обоих политиков.

 

В самом начале их совместной деятельности в Конгрессе, Линкольн и Грили были друзьями, во многих случаях они голосовали одинаково (по статистике их голоса совпадали 95 раз и различались 49 раз).¹⁷ Их отношение к рабству было одинаково отрицательным, но опять-таки не идентичным. Хорас стремился к немедленному уничтожению рабства, а Линкольн считал более разумным постепенное решение данного вопроса, но впоследствии и он с той же энергией начал борьбу против рабовладельцев. Грили, вспоминая первую встречу с Линкольном, описывал его следующим образом:

 

«Я встретил Линкольна в 1848 году, когда он был членом тридцатого Конгресса, единственного, в который он был избран. Ему было около сорока лет, это был гениальный, улыбчивый, довольно миловидный мужчина, отличавшийся от всех высоким ростом».¹⁸

 

По словам Грили, Линкольн, будучи членом Конгресса, голосовал в основном за то, чтобы запретить распространение рабства на территориях, которые еще не были закрепощены. Но он однако не проголосовал за предложение Дэниела Готта (Daniel Gott) немедленно отменить рабство, видимо, испугавшись непредвиденных последствий столь серьезного шага. И хотя Грили признает, что из всех вигов Линкольн был самым выдающимся, он тут же добавляет, что если бы каждый из членов Конгресса должен был выбрать президента, Линкольн вряд ли получил бы больше пяти голосов.¹⁹

 

Оба политика были против насильственного  и кровопролитного уничтожения рабства, которое предлагал ярый аболиционист Джон Браун. Они считали его сумасшедшим, и оба стремились к мирному разрешению конфликта.

 

Но впоследствии пути Линкольна  и Грили стали неминуемо расходиться, а отношения становились все  более напряженными. Причиной этой перемены послужил конфликт, который произошел в 1858 году, когда Грили возглавил предвыборную кампанию в штате Иллинойс по продвижению на переизбрание Демократического сенатора Дугласа. Казалось бы, зачем ревностному республиканцу Хорасу действовать в интересах демократически настроенного политика? На самом деле Грили смотрел гораздо глубже, и его план состоял в том, чтобы расколоть Демократическую партию и склонить на свою сторону Дугласа, чтобы затем стало возможным избрать Республиканского президента в 1860 году. Но Линкольну не понравился этот план, и он выступил против него. Линкольн говорил по этому поводу, что Грили поступил неправильно, ведь он совершенно не учел, что своим поведением влияет также на его репутацию. «Я боюсь, что его действия настроят против меня Саммера, Филлипса и других моих друзей» - говорил Линкольн.²⁰ Республиканская партия в Иллинойсе тоже не приветствовала кандидатуру, которую выдвинул Грили и поддержала Линкольна на заседании в июне 1858 года в Спрингфилде. Впоследствии Грили утверждал, что вмешательство Линкольна в полемику по делу Дугласа и его поражение Дугласу на выборах в палату председателей с незначительным недобором голосов способствовало увеличению его политического статуса. Эти события сделали его фигуру более значительной в глазах всех республиканцев страны. Таким образом, Грили делает вывод, что нет ничего удивительного в том, что на следующем национальном собрании Республиканской партии кандидатура Линкольна была выдвинута на пост президента. Все эти достижения, полагает Хорас, были бы невозможны, если бы не было полемики относительно Дугласа в 1858 году.  

 

Линкольн и Грили имели одинаковый взгляд относительно рабства, но подходили  к рассмотрению этого вопроса  с разных сторон. Грили желал уничтожить рабство даже ценой Союза. Линкольн, напротив, стремился сохранить Союз, даже если для этой цели необходимо было пожертвовать свободой миллионов людей.

 

 

Линкольн и “New York Herald”

 

Несмотря на незначительные разногласия  Линкольна с редакцией “New York Tribune”, на требовательный тон Грили и его несколько фамильярное поведение, эта газета все же же стояла на стороне президента и поддерживала его в войне. Чего нельзя было сказать о газете Беннетта “New York Herald”, которая, мягко говоря, не особенно ревностно защищала интересы Линкольна. Именно это послужило причиной тому, что, когда секретарь военно-морского флота позволил некоторым журналистам сопровождать судно, плывущее вниз по реке Потомак, предпочтение было отдано сотрудникам “New York Tribune”, в то время, как репортеры из “New York Herald” допущены не были. Но Линкольн, будучи крайне тактичным человеком в жизни и в отношениях с представителями прессы, не желая открыто враждовать с газетой, от руки написал извинительное письмо Беннетту. В нем было сказано, что «был уже слишком поздний час, и он не успел повидаться с секретарем, и к тому же администрация президента обладает собственными полномочиями и, если журналисты не были допущены на судно, значит на то были причины». Далее Линкольн закончил письмо строчками, которые стали очень знаменитыми в интересующихся кругах:

 

«Я написал это письмо, чтобы уверить вас в том, что администрация не имеет намерения дискриминировать “New York Herald”, особенно учитывая, что газета столь самоотверженно и умело поддерживает государство, впрочем, как всегда». 

 

Историки и исследователи все  сходятся во мнении, что перед нами ирония в чистом виде, вернее, в очень  вежливой форме. Письмо написано 28 сентября 1861 года, то есть незадолго до начала гражданской войны, и подписано президентом как «Личное и конфиденциальное». Американский коллекционер Стивен Рааб (Steven Raab), занимающийся сбором и продажей исторически важных писем, документов и манускриптов, оценил вышеупомянутое письмо Линкольна Беннетту в $55,000. Ниже приведены отрывки из знаменитого письма:

 

 

    

Здесь указаны дата написания и адресат.

 

 

 

Последние строчки письма, рассмотренные  выше.

 

 

Говоря об отношениях Линкольна  и “New York Herald”, стоит сказать несколько слов о самом Беннетте, чтобы стало ясно, по какой причине президент снизошел до того, чтобы писать извинительные письма редактору газеты и боятся рассердить оппонента. А тот факт, что Линкольн робел перед авторитетом Беннетта является очевидным. Настолько очевидным, что современники неоднократно отражали эту мысль в карикатурных рисунках, изображавших непростые отношения президента с Беннеттом. Ниже приведена одна из таких карикатур.