Школа А. Ступина в Арзамасе

      Двадцать  седьмого ноября 1842 г. А. В. Ступин сообщил  в Академию о случившемся. При  содействии конференц-секретаря В. И. Григоровича было представлено ходатайство царю, который приказал выдать Ступину в единовременное пособие пять тысяч серебром. Эта сумма была ему вскоре выдана из арзамасского казначейства. В августе 1843 г. школа приступила к работе в восстановленном после пожара, помещении.

      Школа представляла собой большой дом  с мезонином и антресолями, включавший в себе: комнаты А. В. Ступина, классную, библиотеку, краскотерню и четыре комнаты для ученических спален (наверху). В доме было шестнадцать комнат. «В симметрию дома» были расположены две галлереи для помещения картин, антиков, рисовальных классов и ученических копий. Для прогулок и отдыха существовал сад с беседкой, а для хозяйственных надобностей—огород с баней.

      Рассматривая  вид школы, воспроизведенный в «Иллюстрации» 1862 г., мы получаем полное представление о ней. Главный фасад украшен четырехколонным портиком, на высоком цоколе, с фронтоном. Боковой фасад имеет два четырехколонных небольших декоративных портика, разделенных заборами и воротами. Здание рустовано, и главный фасад вдвинут вглубь владения; к тротуару выходила стройная решетка.

      Из  приведенного описания мы с достоверностью можем заключить, что малым портиком фланкировано здание галлереи, а в переднем здании находились комнаты А. В. Ступина, классы, библиотека.

      В конце 1843 г. Академия безвозмездно передала в школу, взамен утраченных при пожаре, следующие статуи: Лаокоона, Мелеагра, Венеру, Медицейскую, Германика, головы: Аполлона, Юпитера, Ариадны, Александра Македонского, «Анатомию» Гудона и  несколько бюстов.

        «Сам Ступин был человек отличный, добрый, деликатный и гуманный, знаток своего дела и семьянин — а потому и помощники его и старшие ученики были такие же. Не могу назвать ни одного случая, чтоб кто-нибудь из них когда-нибудь позволил себе не только щипнуть или ударить кого из учеников, но даже выбранить кого неприлично, а уж о телесном наказании и говорить нечего,—и не слыхано...».

      «Приятно  и полезно проводили мы часы в  праздничные дни. свободные от серьезных  занятий. У г. Ступина была большая библиотека, и мы вполне были ее хозяевами, один из нас был и библиотекарем, и мы, так сказать, зачитывались до опьянения».

      «Страсть  к чтению н декламации была возбуждена в нас примером Рафаила Александровича (сына Ступина.)... От него-то мы, так сказать, заразились поэзиею...

      Каждый  год на святках у нас непременно устраивался театр — и какой  театр. Заезжие труппы перед ним  пасовали; арзамасская публика была от него в восторге».

      Школа, основанная А. В. Ступиным, просуществовала  без изменения до его смерти (31 июля 1861 г.), когда единственными его наследниками явились внуки (дети дочери) и зять—художник Н. М. Алексеев, работавший в Петербурге, в Исаакиевском соборе.

      После смерти А. В. Ступина Н. М. Алексеев ходатайствовал перед Академией; прося поддержать школу, которая «пользу приносила в том краю первоначально развивающимся талантам молодых художников», и предлагая себя в преемники покойному А. В. Ступину. Для большего удобства и пользы дела Н. М. Алексеев находил необходимым перевести школу в Нижний-Новгород, но, не имея собственных средств, просил денежной помощи около 5000 рублей. Его ходатайство Академия препроводила в министерство императорского двора, откуда и был получен ответ: «Его величество, имея в виду, что означенная школ» существовала 58 лет без всякого со стороны правительства пособия, не изволил найти никакого основания к назначению оного и в настоящее время».

      Время прошло; наступил 1861 г., правительство  не нуждалось больше в искусственном  поддержании традиций академического искусства. Последнее сдавало, хотя немедленно, свои позиции зарождавшемуся реализму. В Академии не верили, что в Арзамасской школе будет на прежней высоте старая художественная культура_, которая давно и без того уже была поколеблена и подменялась Здесь, с одной стороны, натуралистическими тенденциями и тенденциями запоздалой романтики, а с другой стороны, — ростом реалистического направления преимущественно в портретной живописи.

      1862 год оказался последним годом  в истории Арзамасской школы.  Н. М. Алексеев, получив отказ от Академии Художеств, приступил к быстрой ликвидации школы.

      Нижегородский художник А. О. Карелии успел купить часть собрания, главным образом, гравюры и гипсы.

      «В  момент приезда моего отца в Арзамас  за гипсовыми бюстами и статуями, числом около пятидесяти—тут была даже целая группа Лаокоона с детьми,—оказалось, что каменщики, обитавшие в залах былого музея, пробуя свои инструменты, так ампутировали носы, руки и ноги фигур, что спасти удалось только несколько академических бюстов, послуживших основанием уже в городе Нижнем школы рисования и живописи, которою мой отец руководил до своей смерти тридцать пять лет», — писал А. А. Карелин.

      Много картин музея ступинской школы было приобретено академистом-мозаичистом  А. Н. Фроловым, подарено разным лицам. «Ступинский музей был растаскан при свете белого дня».

      После революции ряд материалов попал  в Горьковский (б. Нижегородский) музей  из того же собрания А. О. Карелина, б. Понетаевского  монастыря, Арзамасского уезда, где  было большое количество гравюр, главным образом религиозного содержания, некогда принадлежавших собранию А. В. Ступина.

      Два бюста школы—Юпитера и Люция  Вера — попали в мастерскую Горьковского университета и находились на рабфаке, а «Анатомия» Гудона попала в классы педагогического института.

     Сын А. В. Ступина, Рафаил Александрович, после возвращения из Академии Художеств восемь лет работавший в Арзамасской школе как руководитель рисовального класса, ввел в обиход последней черчение с эстампов, прямо пером без абриса карандашом, увеличение и уменьшение рисунков против оригиналов. Он открыл также перспективный класс, из которого вышли художники: Н. Алексеев, В. Раев, В. Щегольков, К. Макаров, И. Зайцев, Волков и другие. Он явился новатором в области преподавания. Оставив школу, Р. А. Ступин продолжал свою художественную работу вне Арзамаса. Итоги своей педагогической работы он оставил нам в рукописи «Курса рисования и живописи», который мы вправе рассматривать как руководство, зародившееся на почве Арзамаса, в условиях провинциальной школы и характерное для методов и установок, которыми она жила в свои лучшие годы. 
 
 

    2.1 Художники Арзамасской школы 

«Арзамасская  школа живописи» была заманчивой темой для изучения художественного  наследия провинциального искусства, искусства забытых крепостных мастеров, чьи скромные, но искренние по своему выполнению работы давно привлекали наше внимание. Ступинская школа была единственным рассадником художественных знаний для крепостных талантов, в большинстве забытых историей. Таким и до сих пор загадочным художником остается для нас Зиновий Иванов, чьи работы не раз привлекали внимание историков искусства.

Изучая Арзамасскую  школу, мы теперь твердо связываем с ней Ф. Мелентьева — автора очень характерного холста с бытовой темой, обратившего на себя внимание еще в 1916 г. Мы имеем также все основания связывать первые творческие шаги великого украинского поэта и художника Т. Г. Шевченко в Петербурге 30-х гг. с нашей Арзамасской школой, Так как известный «мастер» Ширяев, у которого он учился, был учеником Ступина, в этой же мастерской работал вместе с ним другой воспитанник школы—Бобров, и здесь же с ним встречался третий ученик Ступина — И. К. Зайцев, оставивший нам мимолетные воспоминания о Шевченко.

Изучение Ступинской школы позволило нам связать ее с именем художника А. Г. Венецианова, которой по достоверным материалам, публикуемым нами, содействовал ей всеми возможными средствами. Таким образом, упоминание А. В. Луначарского, в предисловии к изданию писем А. Г. Венецианова об истоках «интересной провинциальной Арзамасской школы», ныне подкреплено фактическим материалом.

Материалов о  крепостных художниках очень мало, они всегда отрывочны, а подчас и  анекдотичны. Изучая Арзамасскую школу, мы изучаем крепостных людей. Этот характер школы отмечал и сам А. В. Ступин; то же наглядно подтверждают и реестры его учеников, дошедшие до нас. Один из учеников-крепостных (И. Зайцев) оставил им мемуары—источник правдивый и насыщенный сведениями, которого так недоставало и который нам служит исходным материалом для суждения по ряду ранее спорных вопросов.

Ступинская школа  сохранила нам десятки имен крепостных художников-учеников. С ней была связана их творческая работа. Она  же была и свидетелем трагических  событий в их жизни. Ученик школы  Григорий Мясников—крепостной господина Гладкова, проявивший большие способности, обратил на себя внимание Общества поощрения художеств, которое, видя его успехи, изъявило согласие выкупить его у помещика за 2000 рублей. Помещик не согласился на эту сделку и потребовал художника к себе; заставил его учиться поварскому искусству на кухне, приказывал снимать с себя сапоги, чесать пятки. Измученный художник бежал к Ступину. Помещик послал за своим «добром» бурмистра, но водворенный обратно беглец снова бежал, опять был возвращен и, не найдя выхода, покончил с собой в картинной галлерее школы, оставив трагическую записку.

Такой же тяжелой  картиной развертываются перед нами длительные испытания Василия Раева — ученика школы, который долго добивался получения возможности выкупа у своего помещика, видевшего в нем «ходкий товар» и не спешившего его продавать, в надежде повышения размера выкупа. Только вмешательство прогрессивных влиятельных лиц в это дело развязало узел и помогло талантливому художнику пойти своей настоящей дорогой. Несколько по-иному сложилась судьба другого ступинца — И. К. Зайцева, также много пережившего, прежде чем стать « вольным человеком ».

Жутко звучали  указания Академии Художеств о свободных  и несвободных учениках. Бесчеловечны и несправедливы были акты награждения медалями свободных и только отзывами «крепостных», хотя их было большинство, и среди них, по указаниям самого Ступина, были наиболее творчески одаренные личности. И немудрено, ибо в ученье помещики отдавали только тех крепостных, которые действительно оказывались способными; «вольные» же приходили обычно по своим влечения», и среди них были и малоспособные, которые ждали от школы лишь ремесленных навыков для профессиональной работы будущих иконописцев.

Большой «отсев»  крепостных учеников, которые по окончании школы не шли своим прямым путем, в конце концов разочаровал А. В. Ступина, и он стал избегать крепостных.

Мы находим  в его сообщении в Академию Художеств в 1847 г. такие слова: «По  возвращении моем из С.-Петербурга принял я троих воспитанников свободного состояния, отдавали еще троих крепостных, но я отказался, потому что впоследствии но званию своему не то делают из них назначение».

Такое безысходное  положение крепостных художников, конечно, не способствовало их росту. Некоторые  рано кончали свою жизнь, отравляя себя алкоголем, как И. Горбунов. Другие вступали на путь бунтарства и мщения помещику за свою судьбу (напомню трагедию крепостного художника Сороки).

Не было ни одной  области искусства, где бы крепостной художник не приложил своего дарования. Одна из задач нашей работы—розыски и опубликование произведений крепостных художников.

Высокое, парадное но форме искусство, призванное окрепли  и, позиции правящего класса, в  произведениях крепостных мастеров медленно, еле заметно видоизменялось в сторону правдивости и реализма.

«Не умея льстить  и будучи по натуре реалистом, в прошлом  опираясь на фреску, лубок, деревянную народную скульптуру, поражающие своею  жизненностью, «крепостной» художник бессознательно подготовил позднейший расцвет группы передвижников и появление Перова». В этих словах есть доля правды. В образах народного искусства, окружавшего крепостного художника, он рос, находил близкое себе и формировал свое творческое чутье, привыкал чувствовать форму и красоту. Особенно это применимо к нашим «арзамасцам», которые были окружены разнообразнейшими источниками народного творчества в самом Арзамасе н в округе, начиная от искуснейшей резьбы по дереву, центром которой в XVIII веке и первой половине XIX века был Арзамас. Гончарное искусство, изразцовое производство, производство кумача и шелка, набоечное производство, ковровое, войлочно-набивное («кошмы рисованы»), кружевное, золотошвейное, художественное вязанье, искусство медников и т. п., — все это давало им свежие н острые переживания искусства широких народных масс. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Заключение 

В моей контрольной работе были выполнены все поставленные цели и задачи: я познакомилась с историей Арзамасской школы,

-проанализировала специализированную литературу по истории художественного образования,