Раскопки библиотеки царя Ашшурбанапала в Ниненвии

Над пепелищем, закопченным  от пожара и залитым кровью растерзанных жителей, нависла смертельная тишина. Песчаные вихри и сорные травы  стерли последние видимые следы  Ниневии. С тех пор на 25 веков  могучая столица Ассирии исчезла  под толстым слоем земли, и  только в 1849 г. Лэйярд обнаружил ее обветшалые, но все еще прекрасные стены.

Эпос о  Гильгамеше

В это же время, Рассам, сотрудник  Лэйарда и его продолжатель в  Ниневии, обнаружил в 1853 году ту часть  библиотеки, которая содержала таблички ассирийской коллекции эпоса  о Гильгамеше. Лишь в 1872 г. Джордж Смит, ассистент Роулинсона, объявил на собрании в недавно основанном Обществе Библейской Археологии, что "недавно я обнаружил рассказ о потопе среди ассирийских табличек, находящихся в Британском музее". Это была знаменитая 11-ая табличка из ассирийского собрания эпоса. Вскоре после этого выступления, Смит опубликовал "Халдейский отчет о Потопе", и вместе с ним краткое описание эпоса. Незамедлил проснуться интерес к эпосу. Однако, табличка о потопе была неполной и требовались другие таблички. Газета "Дэйли Телеграф" выделила 1000 гиней на снаряжение новой экспедиции в Ниневию, которую Смит организовал от имени Британского музея. Вскоре после прибытия в Ниневию, Смит нашел отсутствующие линии из описания потопа, которые являлись тогда, как и сейчас, наиболее полной частью всего эпоса. Еще больше табличек было найдено в том же и следующем году, и Смит смог составить обширное описание эпоса до того как, в 1876 году, он заболел и умер около Алеппо в возрасте 36 лет.  
     Публикуя "Потоп", Смит утверждал, что это, вероятно, копия с гораздо более ранней версии, написанной в Уруке (библейском Эрехе, современной Варке). Важной для истории "Эпоса о Гильгамеше" была американская археологическая экспедиция из университета Пенсильвании, которая в конце 19-го века, под руководством Джона Питерса, начала раскопки на кургане Ниффар (древ. Ниппур), в южном Ираке. К этому времени археология накопила много опыта в ведении раскопок, но эта экспедиция проявила глупое легкомыслие: первый сезон работ в Ниппуре в 1888-89 начался, когда Питерс и его группа прискакала бешеным галопом через заросли тростника на место раскопок, а закончился, когда эта же экспедиция покидала курган, а на месте разрушенного лагеря исполняли боевую пляску враждебно настроенные арабы. Тем не менее, уже в следующем году работы были продолжены, и около 40 тысяч табличек были найдены и распределены между музеями в Филадельфии и Стамбуле. Среди этих табличек были несколько, содержащих древнейшие версии цикла о Гильгамеше на шумерском языке.  
     Большинство древних текстов - коммерческого и административного характера, не представляющего особого интереса широкой публике. Тем важнее результаты раскопок в Ниппуре, Ниневии и других центрах ранней цивилизации Месопотамии, т.к. они открыли нам интереснейшие литературные памятники. 
     "Эпос о Гильгамеше" должен был быть довольно известным во втором тысячелетии до н.э., т.к. одна версия поэмы, на аккадском языке, была найдена в архивах столицы хеттской империи, Богазкей (в Анатолии). Она была также переведена на хеттский язык. В южной Турции отрывки были найдены в Султантепе. Маленький, но важный фрагмент из Мегиддо, в Палестине, указывает на существование ханаанской версии эпоса, а также на возможность того, что библейские авторы были знакомы с "Эпосом о Гильгамеше".

Дальнейшая  судьба археологов.

Пока Лейард откапывал  Ниневию, Роулинсон покинул Багдад и в 1849 году вернулся в Лондон. У  бывшего консула появилась возможность  завершить работу по дешифровке Бехистунской надписи и клинописи "Черного  обелиска". Его больше не отвлекала  дипломатическая суета, вроде меморандумов на тему Зохабского договора 1639 года. Два  года ушли на перевод Бехистунской надписи. Роулинсон опубликовал  подлинный древнеперсидский и часть  эламского текста, но почти половина клинописи все еще скрывалась от других ученых. Только в 1855 году, знаменитый исследователь, убедившись в том, что  осилить вавилонскую часть надписи  ему не удастся, полностью опубликовал  обращение царя Дария.

Кроме того, Роулинсон передал  в Британский музей собранные  на Среднем Востоке предметы древневавилонских, сабатейских и сасанидских времен. В свою очередь, в 1851 году Британский музей выдал Роулинсону три тысячи фунтов на продолжение раскопок в  Месопотамии. Непосредственно от него участия в раскопках не требовалось. Роулинсон снова вернулся в Багдад на прежнюю должность консула, но уже в звании подполковника. Он надеялся на то, что работы на развалинах Ниневии  будет вести Лейард.

Однако самого Лейарда  холм Куюнджик уже не интересовал. Он поручил руководство работами под  Мосулом своему молодому помощнику  Беллу, а сам с конца 1850 года активно  готовился к раскопкам Вавилона. Местоположение столицы Двуречья было хорошо известно, однако пробные раскопки не принесли тех результатов, на которые  расчитывал Лейард. Он привык к сенсационным успехам, а неоднократно разорявшийся Вавилон таких результатов не обещал. Кроме того, Лейард заболел  малярией, и с каждым приступом  лихорадки его интерес к древним  культурам уменьшался. Его все  больше тянуло домой, где можно было найти более доходную и менее  изнуряющую работу.

В 1852 году Лейард с грузом очередных ассирийских находок  и своим помощником Рассамом отправился в Лондон. Он быстро подвел итоги  своей археологической работы, издав  отчет о второй экспедиции в Ниневию  с роскошными иллюстрациями. Кроме  того, Лейард постоянно напоминал  о том, что его заслуги перед  Великобританией позволяют расчитывать  на более высокие должности, чем  пост атташе на задворках Османской  империи. С этими претензиями  британское правительство согласилось.

Лейард перешел в политику столь же стремительно и успешно, как и в археологию. Создавалось  впечатление, что он занимался этим все предшествующие годы. Вскоре после  возвращения в Лондон Лейард был  избран членом палаты общин от Эйлсбери. Специалист по Ассирии уверенно занял  пост помощника министра иностранных  дел, но вскоре был уволен за критику  правительства лорда Дерби, а  затем оставался в оппозиции  к правительству Абердина.

Умение выкапывать из-под  земли важные сведения вскоре нашло  применение во время выяснения причин поражения английских войск под  Балаклавой. Правда, в военных вопросах Лейард не разбирался, но для члена  парламентской комиссии по расследованию  этого громкого дела требовалась  прежде всего напористость и непримиримость, а этими качествами он обладал  в избытке. В 1857 году его снова  направили на Восток, уже в качестве члена комиссии, разбиравшейся в  причинах восстания сипаев в Индии. Лейард все больше отходил от научной  работы. Несколько лет он исполнял обязанности ректора Абердинского университета, но вскоре окончательно переключился на дипломатическую службу в качестве помощника министра иностранных  дел, посла в Испании (в период революции 1869-1875 годов), участника Берлинской конференции и т.д.

Старший коллега Лейарда - Роулинсон в это время тоже отходил от археологических забот. Он по-прежнему занимал пост консула  в Багдаде, занимаясь то британскими  раскопками, то борьбой с русским  влиянием на Среднем Востоке. В 1855 году после неудачного падения с лошади Роулинсону разрешили вернуться в Лондон. Здесь успешного дипломата ожидали более высокие посты и награды. Как и Лейард, Роулинсон был избран членом Палаты общин. Кроме того, он вошел в дирекцию Ост-Индской компании, был назначен членом Совета Индии, некоторое время работал послом в Персии.

Научная деятельность Роулинсона в Лондоне ограничивалась преимущественно  почетными обязанностями председателя Географического и Азиатского обществ. Его также удостоили степени  почетного доктора в Оксфордском, Кембриджском и Эдинбургском университетах. После 1854 года публикации Роулинсона стали  выходить все реже. В основном эти  работы были посвящены изучению Средней  Азии как зоны столкновения интересов  России и Великобритании. Общим итогом этих политических изысканий стала  книга "Англия и Россия на Востоке". О Древнем Востоке Роулинсон  практически не вспоминал. Он только помог своему брату Джорджу в  переводе "Истории" Геродота, но тут  расшифровка алфавита не требовалась.

После отъезда из Месопотамии  Лейарда руководство раскопками ассирийских городов перешло  к Гормузду Рассаму. К этому моменту  юный помощник Лейарда уже приобрел значительный опыт раскопок и даже самостоятельно руководил работами на развалинах Ашшура. Результаты этой экспедиции не могли сравниться по сенсационности с открытием Ниневии, но работы для археологов хватало  на много десятилетий вперед.

В отличие от своих английских покровителей, Рассаму не удалось  сразу после окончания раскопок перебраться в Лондон. Лейард нашел  для своего помощника сравнительно скромную должность переводчика  в британском консульстве в Адене (раскопки Ниневии доверили Уильяму  Кеннетту Лофтусу). Дальнейшая карьера  Рассама развивалась с переменным успехом. В 1866 году его послали в  Эфиопию с целью освобождения английских миссионеров. Однако переговоры с эфиопским императором Теодросом II развивались неудачно и завершились  пленением Рассама, которого смогли освободить только в 1868 году. Репутация дипломата была основательно испорчена.

Благодаря связям с Британским музеем и протекции английского  посла в Турции Лейарда Рассаму  снова доверили уже знакомую работу по раскопкам Ниневии. Одновременно ему поручили подговить отчет  о настроениях христиан Малой  Азии в связи с начавшейся в 1877 году русско-турецкой войной. На этот раз  оба задания были выполнены, и  Рассаму разрешили переехать  в Англию. Остаток жизни он провел в собственном доме в Брайтоне, изредка публикуя мемуары о делах  древнего и современного Востока.

Первооткрыватели ассирийских  памятников продолжали разъезжаться. Так и не завершив работы на холме  Нимруд, покинул Курдистан Поль Эмиль  Ботта. В 1848 году его перевели из Мосула в Иерусалим на должность консула. Новое назначение позволяло как  продолжать работы по расшифровке клинописи, так и заниматься археологическими исследованиями описанных в Библии памятников.

Сам Ботта раскопками больше не занимался, но охотно помогал своим  соотечественникам, приезжавшим в  турецкую Палестину. Существенную помощь от консула получил известный  нумизмат де Солси. Этот археолог-любитель занимался преимущественно монетами времен крестовых походов, однако охотно описывал древние памятники Леванта. Де Солси был совсем рядом с  такими знаменитыми местами, как  Вади Кумран и Иерихон, но ничего там  не нашел. В других случаях он находил  то, чего не было (ветхозаветную Гоморру). Прибывший после него священник  Тристрам проявил несвойственный своему сану скепсис и многие сообщения  де Солси опроверг.

Другой заботой Ботты  в Иерусалиме было отстаивание интересов  католической церкви, в свою очередь  обеспечивавшей усиление французского влияния в Леванте. Незадолго  до этого папа Пий IX добился переноса резиденции латинского патриарха Иосифа Валерги из Рима в Палестину (вернее - в поселок Бейт Джалу). Возвращение  католического ставленника было враждебно встречено православными иерархами Иерусалима, пользовавшимися поддержкой России. К борьбе за ключи от Вифлеемского храма постепенно подключились дипломаты, среди которых был и Ботта, а затем и правительства, превратившие межконфессиональный конфликт в Восточную (Крымскую) войну.

Однако к моменту удовлетворения французских требований в декабре 1852 года, Ботты уже в Иерусалиме не было. Для него подыскали должность  вдали от спорных церквей. 24 мая 1852 года Ботта был назначен консулом в Багдаде, а затем 23 апреля 1853 года - генеральным консулом в Триполи (Ливан), где бывший археолог проработал до 1869 года. Дальнейшая карьера Ботты  была прервана в связи с ухудшением состояния здоровья, вызванным в  числе прочего курением опиума. Отставной  консул поселился в окрестностях Парижа, где и умер в 1870 году (его  имя носит одна из иерусалимских  улиц).

Находки Ботты продолжали отправлять во Францию спустя много  лет после того, как он покинул  Мосул. Однако далеко не все ассирийские  памятники достигли Лувра. В 1855 году плоты с находками из окрестностей Мосула были отправлены вниз по течению  Тигра. Однако до устья им не суждено  было добраться. По дороге на одно из судов  было потоплено местными разбойниками, а вместе с ним ушли на дно и  бесценные находки. Многие из найденных  Боттой памятников сохранились только в зарисовках художника Фландена. Кое-что потеряли и англичане. Но итог гонки за ассирийскими сокровищами  оказался вполне удовлетворительным.

Христианские  святыни.

Если давно забытые  храмы, посвященные отвергнутым  богам, вызывали конфликты между  представителями европейских стран, то христианские святыни Ближнего Востока  неизбежно привлекали внимание различных  церквей и поддерживавших их правительств. Разумеется, интерес был избирательным  и касался только определенных памятников. Все, что не было упомянуто в двух заветах, находилось вне круга интересов  церковных представителей. Дипломаты  смотрели на древности Иерусалима сквозь призму церковных интересов, а местные  иерархи пытались угадать намерения  иностранных держав.

Каждое европейское государство  считало своим долгом создать  собственную организацию, занимавшуюся изучением описанных в Библии памятников. 22 июня 1865 группа священников  и археологов при участии Королевской  школы инженеров основала Палестинский исследовательский фонд. Среди сотрудников  фонда был знаменитый борец с  Джеком-Потрошителем комиссар полиции  Чарльз Уоррен (параллельно он руководил  раскопками в Иерусалиме) и будущий  фельдмаршал Горацио Китченер, занимавшийся изысканиями в Западной Палестине. Еще одно Палестинское общество было создано в Нью-Йорке в 1870 году, однако оно просуществовало всего  пять лет. 28 сентября 1877 года было основано Германское палестинское общество (Deutscher Palastina-Verein), в работе которого посильное  участие принимал кайзер Вильгельм II (коллекции и библиотека этой организации  были уничтожены 4 декабря 1943 года).

Не отставала от западноевропейских партнеров и Россия. Еще в 1858 году при участии Александра II для  содействия православным паломникам был  образован Палестинский комитет  во главе с великим князем Константином Николаевичем. Кроме чисто церковных  вопросов, это учреждение занималось скупкой земель в Палестине, поначалу несколько опережая в подобных мероприятиях Эдмона Ротшильда. В 1864 году комитет  был преобразован в Палестинскую комиссию при МИДе, а 21 мая 1882 года по инициативе В.Н. Хитрово и архимандрита Антонина на той же основе было образовано Императорское Православное Палестинское общество. Эта организация считалась частной, но получала государственную субсидию в размере 130 тысяч рублей. В число целей Палестинского общества входила задача "собирать, разрабатывать и распространять в России сведения о святых местах Востока". Раскопками однако члены общества занимались очень редко и предпочитали пользоваться материалами иностранных археологов.