Николай I: человек и государь

      Личность Николая I глазами родных и современников

     Достойное место в ряду исследований об Императоре Николае I занимают две книги. Они  превосходно дополняют друг друга. Обширный свод материалов, составленный М.Д. Филиным, призван прославить Царя и человека; биографический труд Л.В. Выскочкова посвящен «человеку и Государю Императору». Два воплощения: памятник и портрет.

     Обратимся к тому, что открывается в этих повествованиях.

     Детям страшных лет России казалось: «Николая I любить трудно» (Б. Зайцев). Вникая в истинные свидетельства – трудно не полюбить. Так на давней выставке все долго медлили перед маленьким «приватным», карандашным или акварельным портретом: «Это – Николай Первый? – Античный герой!». Император-рыцарь (во всем – от сознания монаршего долга до глубоко-личного). Герой с нежной душой. Богатырь, не снисходящий до собственных недугов. Монарх, переживающий казнь пятерых мятежников как личную трагедию.

     «Приговор состоялся и объявлен виновным. Не поддается перу, что во мне происходит; у меня какое-то лихорадочное состояние, которое я не могу определить. К этому, с одной стороны, примешивается какое-то особое чувство ужаса, а с другой – благодарности Господу Богу... » (письмо Императора Николая Павловича от 12 июля 1826 г.).

     «Я бы хотела, чтобы эти ужасающие два дня уже прошли... О, если бы кто-нибудь знал, как колебался Николай!» (из дневника Императрицы Александры Феодоровны).

     Каким был Государь Николай Павлович? –  К великому сожалению, приходится оставить множество живых и ярких свидетельств там, где они приведены, и дать отсылку к упомянутым выше книгам. Как сказал об этом граф Д.Н. Блудов, «не знаешь, чему более удивляться, удивляться с наслаждением» («Император Николай I...»).

     При всеми отмечаемой величественности («Царь с головы до пят», «по росту, осанке и выражению лица он казался владыкой мира») – всех покоряющее обаяние, при властной твердости – старинная, тех времен трепетность, при глубокой серьезности... смешливость.

     Вспомним один эпизод, в котором заключено многое. Рим, 1845 год, историческое свидание Императора Всероссийского с папой римским.

     «Император  не любил католического духовенства  и не считал нужным скрывать свое отношение  к людям, толпившимся в покоях папы. Он шел, гордо подняв голову и  твердо шагая военной походкой. Никого из кардиналов он не удостоил ласкового слова или даже взгляда. Выражение лица его было самое решительное, и придворные папы ясно читали на нем, что от этого человека не добьешься никаких послаблений...

     На  ласковые речи Николай отвечал радушным, непринужденным тоном; он взял руку папы и почтительно поцеловал ее...» (воспоминания цитированные по: «Император Николай I...»). О результатах беседы пусть судят историки; папа римский возлагал на нее большие надежды, тогда как Император не обольщался.

     Примечательнее  всего – неожиданное продолжение: «... Папа Григорий XVI в разговоре  с Государем очень хвалил ему  скульптора Фабриса, делавшего бюст его святейшества. Этот художник сделался скульптором, кажется, точно так  же, как директором Ватикана, т.е. через протекцию папы, которому он доводился земляком. Государь, посещая мастерские иностранных скульпторов, приказал везти себя и в студию Фабриса.

     При входе в нее Царь позвал скульпторов. Старик Фабрис ломаным французским языком начал объяснять Его Величеству содержание мраморных, до крайности уродливых барельефов, исполненных для памятника Тассу; худшую и карикатурнейшую часть монумента составляла фигура поэта. На объяснения Фабриса Царь рассеянно отвечал: «C’est charmant, c’est sublime!» и в то же время, вполовину оборачиваясь к нам, говорил, уже по-русски: «Экая мерзость, экая дрянь!» Положение наше было самое затруднительное, смех так и порывался из нас, но смеяться было невозможно, – иначе бы мы изменили Государю... Фабрис, восхищенный возгласами Императора..., продолжал объяснять действительно запутанное и до ребячества наивное содержание барельефов.

     – C’est superbe, superbe! – снова говорил  Царь и, опять вполовину оборачиваясь к нам, прибавлял по-русски:

     – Каковы, каковы же у них скульпторы, да это просто срам!» (из воспоминаний скульптора Н.А. Рамазанова; «Император Николай I...»).

     Каким был Император и Самодержец Всероссийский? Лучше всего об этом было сказано  Филаретом, митрополитом Московским, приветствовавшим Царя при въезде в холерную Москву: «Цари обыковенные любят являться Царями славы, чтобы окружать себя блеском торжественности, чтобы принимать почести. Ты являешься ныне среди нас, как Царь подвигов, чтобы опасности с народом Твоим разделять...» («Император Николай I...»).

     Но  была и тень. Об этом мы не прочитаем ни в одной из упомянутых выше книг, задуманных как «белые книги» об Императоре (что само по себе достойно всяческого одобрения), но не как исследования о судьбах Русского Царства.

     Было  предпринято ради постройки Храма Христа Спасителя разрушение древнего Алексеевского монастыря в Москве. Об этом сказала Императору девица Евдокия, которой в видении явился святой Макарий Можайский: «Рассказывая Государю о бедствиях, которые угрожали России, я сказала ему, что он может их до некоторой степени предотвратить открытием мощей святого Макария [Можайского]. Государь мне ответил на это: «Я недостоин такого дела». Тогда я сказала ему: «А разрушить древний Алексеевский монастырь, чтобы на месте выстроить новую церковь, ты почел себя достойным, не потрудившись даже вопросить людей Богоугодных, угодно ли это Божией воле?» («Россия перед Вторым пришествием». / Сост. С.В. Фомин. СПб, 1998. Т. 1).

     Разрушение  этого монастыря таинственно  означало угашение одного из семи светильников пред Престолом Божиим, которым в символической градостроительной композиции Москвы – центра Русского Православного Царства – уподоблялись семь укрепленных монастырей Белого города (мысль М.П. Кудрявцева).

     Но  истинный смысл царствования Императора Николая I понял К.Н. Леонтьев, сказавший: «Император Николай, по смотрению свыше, был призван задержать на время то всеобщее разложение, которое еще до сих пор никто не знает, чем и как надолго остановить.

     Преподобный Серафим говорил Н.А. Мотовилову: «О Государе же не пекись. Его Господь сохранит. Он в душе христианин, чего не могут о себе сказать иные даже и из духовных великих особ» (Серафимово послушание. Жизнь и труды Н.А. Мотовилова. М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1996). Его и Его Россию Господь сохранил...

     «Одна из Его последних фраз, обращенных к Наследнику, была: «Держи всё –  держи всё». Эти слова сопровождались энергичным жестом руки, обозначавшим, что держать нужно крепко» («Россия  перед Вторым пришествием». Т. 1; «Император Николай I...»).

      Смерть Николая I

     Смерть  Николая была абсолютно неожиданной. То был 58-летний мужчина, громадного роста, демонстративно презиравший всякую изнеженность и спавший на походной кровати под шинелью. Он управлял Россией 30 лет, и как будто не собирался  прекращать этого. Правда, близкие к Николаю I люди знали, как потрясли его поражения в Крымской войне. "Как ни старался Его Величество превозмочь себя, скрывать внутреннее свое терзание, - пишет В.Панаев (директор канцелярии Императора), - оно стало обнаруживаться мрачностью взора, бледностью, даже каким-то потемнением лица его и худобою всего тела. При таком состоянии его здоровья малейшая простуда могла развернуть в нем болезнь опасную".

     Так и случилось. Не желая отказать графу  Клейнмихелю в просьбе быть посаженым  отцом у его дочери, государь поехал на свадьбу, несмотря на сильный мороз, надев конногвардейский мундир с лосиными панталонами и шелковые чулки. Этот вечер был началом его болезни: он простудился.

     Вернувшись, он ни на что не жаловался, но ночь провел без сна, следующие две ночи провел беспокойно. Ни в городе, ни при дворе не обращали внимания на болезнь государя; говорили, что он простудился, нездоров, но не лежит. Государь не изъявлял опасения на счет своего здоровья, поэтому запретил печатать бюллетени о его болезни.

     12 февраля 1855 года курьер принес  во дворец весть о поражении  под Евпаторией. Приближенные вспоминали, как бессонными ночами царь "клал  земные поклоны", "плакал, как  ребенок". Герцен позже заметит,  что у Николая была "Евпатория  в легких". В последние часы жизни царь не пожелал даже знать новостей из Крыма, содержавшихся в письме его младших сыновей Михаила и Николая. Только спросил: "Здоровы ли они? Все прочее меня не касается…".

     Проболев 5 дней, император окреп и выехал в Михайловский Манеж на осмотр войск. Возвратившись, он почувствовал себя хуже: кашель и одышка увеличились. Но на другой день Николай I опять выехал в Манеж для осмотра Преображенского и Семеновского резервных полков. 11 февраля он уже не мог встать с постели.

     Из  записей камер-фурьерских журналов явствует, что с 10 по 15 февраля недомогание императора то усиливается, то убывает. "Его Величествоство ночью на 14-е число февраля мало спал, лихорадка почти перестала".

     15 февраля: "Его Величествоство провел ночь немного лучше, хотя вчера волнение было. Пульс сегодня удовлетворителен. Кашель: извержение мокроты не сильное".

     16 февраля: "Вчера после лихорадочного  движения, сопровождаемого с ревматической  болью под правым плечом, Его  В-ство в эту ночь спал, но  не так спокойно. Голова не  болит, лихорадки нет". Получалась странная картина: в начале февраля 1855 года Николай простужается, но - ничего особенного, судя по официальным изданиям. По дневникам придворных событий видно, что 12-17 февраля здоровье Николая не ухудшалось, а скорее улучшалось; во всяком случае, опасений не вызывало. В то же время царь не принимал докладов и, очевидно, "затворился" в тяжелом состоянии духа.

     В эти дни, с 12 по 17 февраля, физически  здоровый, он переживает психологический  кризис, физическое недомогание сменяется  душевным надломом, что для Николая, гордившегося своей невозмутимостью, состояние необычное.

     Вдруг в ночь с 17 на 18 февраля Николаю I резко стало хуже. У него начался  паралич. Старший сын императора, Александр, в ночь на 18 февраля был  вызван к отцу, пробыл с ним наедине некоторое время и вышел из кабинета в слезах. Перед смертью Николай попросил, чтобы его облачили в мундир, а прощаясь со старшим внуком (будущим царем Александром III), промолвил: "Учись умирать". Через несколько часов, 18 февраля (2 марта) 1855 года, в разгар войны, Николай скоропостижно умер, по наиболее распространённой версии - от скоротечного воспаления лёгких. Однако существует версия, что он покончил с собой, выпив яд, по причине поражений в Крымской войне.

     Что вызвало паралич? Вот это и  остается тайной. Если император покончил с собой, то кто дал ему яд? Два лейб-медика находились поочередно у постели больного императора: доктор Карелль и доктор Мандт. В мемуарной и исторической литературе подозрение падает на доктора Мандта, хотя в начале развития паралича его при Николае не было. Публикаций о самоубийстве императора в то время было достаточно.

     "Колокол"  в 1859 году ("Письма русского  человека") сообщал, что Николай  I отравился с помощью Мандта. Подтверждают версию о самоубийственном  отравлении монарха воспоминания дипломата А. Пеликана и полковника генерального штаба, адъютанта цесаревича И.Ф. Савицкого. В пользу версии об отравлении говорит и то, что анатом Венцель Грубер, занимавшийся бальзамированием тела умершего императора, был посажен в Петропавловскую крепость за то, что составил протокол вскрытия тела Николая I и напечатал его в Германии, найдя интересным в судебно-медицинском отношении.

     Уже к утру 18 февраля 1855 года началось быстрое  разложение тела. На лице усопшего выступили  желтые, синие, фиолетовые пятна. Уста были приоткрыты, видны были редкие зубы. Черты лица, сведенного судорогой, свидетельствовали, что император умирал в сильных мучениях. Утром государь-наследник Александр ужаснулся, увидев отца таким обезображенным, и вызвал двух медиков - Здеканера и Мяновского - профессоров Медико-хирургической академии, повелел им любым путем убрать все признаки отравления, чтобы в надлежащем виде выставить через четыре дня тело для всеобщего прощания согласно традиции и протоколу.

     Два вызванных ученых, чтобы скрыть подлинную причину смерти, буквально перекрасили, подретушировали лицо, надлежащим образом обработали и уложили тело в гроб.

     Последней волей Николая I был запрет на вскрытие и бальзамирование его тела, он опасался, что вскрытие откроет тайну его смерти, которую хотел унести в могилу. Его царствование началось трагедией (манифестом от 13 июля 1826 года, объявившем приговор декабристам) и окончилось катастрофой. Крымскую катастрофу он не пережил; она осталась в памяти потомков одним из самых мрачных периодов российской истории.

     Между тем, официального объявления о смерти самодержца все не было. 18 февраля 1855 года в газетах появился "Бюллетень  № 1" о состоянии здоровья царя: "Его величество заболел лихорадкой… 13 февраля его величество выхода к литургии иметь не изволил". В прибавлениях к тем же газетам, напечатанных "в последний час", - "Бюллетень № 2": "Лихорадка его величества к вечеру 17-го февраля усилилась".