Монголо-татрское нашествие, суть ордынского ига и его влияние на судьбу Руси

  Выбор Востока в качестве объекта взаимодействия для Руси оказался довольно устойчивым. Он проявился не только в приспособлении к восточным формам государства, общества, культуры в ХIII-ХV веках, но и в направлении экспансии централизованного государства русского в ХVI-ХVII веках. Даже в ХVIII веке, когда, главным стало взаимодействие России и Запада, Европы, европейцы отмечали склонность России давать восточные  «ответы» на «вопросы» Запада, что сказалось в усилении самодержавия и крепостничества как основ европеизации страны³¹.             

V. Дискуссия о степени влияния монгольского (ордынского) ига на развитие, судьбу России.

  В науке споры—обычное дело. Собственно без них и не было бы науки. В исторической науке споры зачастую бывают бесконечными. Таковой является и дискуссия о степени влияния монгольского (ордынского) ига на развитие России на протяжении более двух столетий. Одно время—в ХIХ веке—было принято даже не замечать этого воздействия.

  Наоборот, в исторической науке, а также публицистике последних десятилетий считается, что иго стало поворотным пунктом во всех сферах общественной жизни, более всего в политической, поскольку было остановлено движение к единому государству по образцу западноевропейских стран, а также в общественном сознании, сформировавшим, вследствие ига, душу русского человека, как душу раба³².

  Сторонники традиционной точки зрения, а это историки дореволюционной России, историки советского периода и многие современные историки, писатели и публицисты, т.е. фактическое значительное большинство крайне негативно оценивают воздействие ига на самые различные стороны жизни Руси. Происходило массовое перемещение населения, а с ним и земледельческой культуры на запад и северо-запад, на менее удобные территории с менее благоприятным климатом. Резко снизилась политическая и социальная роль городов. Усилилась власть князей над населением. Произошла и определённая переориентация политики русских князей на восток. Сегодня не модно, а зачастую считается неуместным цитировать классиков марксизма, но, на мой взгляд, иногда стоит. По словам Карла Маркса « монгольское иго не только подавляло, но оскорбляло и иссушало саму душу народа, ставшего его жертвой»³³.

  Собственно и я в своей работе придерживаюсь традиционной точки зрения.  Но есть и другая, прямо противоположная точка зрения на рассматриваемую проблему. Она рассматривает вторжение монголов не как завоевание, а как «великий кавалерийский рейд» (разрушались только те города, которые, стояли на пути войска; гарнизонов монголы не оставляли; постоянной власти не установили; с окончанием похода Батый ушёл на Волгу).

  В конце ХIХ- начале ХХ века в России появилась новая культурно-историософская (историософия-- философия истории) и геополитическая теория—евразийство. Среди многих других положений, совершенно новой, чрезвычайно непривычной, а зачастую шокирующей была трактовка теоретиками евразийства (Г.В.Вернадским, П.Н.Савицким, Н.С.Трубецким) древнерусской истории и так называемого « татарского»  периода отечественной истории. Чтобы понять суть их высказываний, нужно вникнуть в суть идеи евразийства.

  «Евразийская идея» базируется на принципе единства «почвы» (территории) и утверждает самобытность и самодостаточность славяно-тюркской цивилизации, сложившейся в рамках сначала Золотой орды, затем Российской империи, впоследствии СССР. И сегодня, нынешнее руководство России, испытывая огромные трудности в управлении страной, в которой рядом православные и мусульмане, причём имеющие свои государственные образования (Татарстан, Башкортостан, Ингушетия, наконец, Чечня (Ичкерия)) объективно заинтересовано в распространении идеи евразийства.

  По мнению теоретиков евразийства, вопреки традиции отечественной исторической науки видеть в монгольском иге только лишь «угнетение русского народа баскаками поганых», евразийцы усматривали в данном факте российской истории в значительной мере положительный итог.

  «Без «татарщины» не было бы России»-- писал П.Н.Савицкий в работе «Степь и оседлость».В ХI—первой половине ХIII веков культурное и политическое измельчание Киевской Руси ни к чему иному, как к чужеземному игу привести не могло. Велико счастье России, что она досталась татарам… Татары не изменили духовного существа России, но в отличном для них в эту эпоху качестве создателей государств, милитарно-организующейся силы они, несомненно, повлияли на Русь».

  Другой евразиец С.Г.Пушкарёв писал: «татары не только не обнаруживали систематических устремлений к уничтожению русской веры  и народности, но наоборот, проявляя полную веротерпимость, ханы монгольские выдавали ярлыки русским митрополитам на охрану прав и преимуществ русской церкви»³⁴.

  Развивая эту свою мысль, С.Г.Пушкарёв противопоставлял «татарской нейтральной среде» романо-германский «Дранг нах Остен», в результате которого «прибалтийские и полабские  славяне исчезли с лица земли»³⁵.

  Данное преимущество Востока над Западом оценили многие русские государственные деятели того времени. В качестве яркого примера «древнерусского евразийца» Г.В.Вернадский приводил Александра Невского (причисленного, кстати, Русской Православной церковью к лику святых). В противоположность связавшему себя с Западом Даниилу Галицкому Александр Невский, « с гораздо меньшими историческими данными добился гораздо более прочных политических результатов. Князь Александр Ярославович выделил в монголах дружественную в культурном отношении силу, которая могла помочь ему сохранить и утвердить русскую самобытность от латинского Запада»³⁶ - так оценивал Г.В.Вернадский «восточническую» ориентацию Александра Невского и его ставку на Орду.

  Мысль Г.В.Вернадского углубил другой евразийский историк—Борис Ширяев. В одной из своих статей он приходит к выводу, «что монгольское иго вызвало русский народ из провинциализма исторического бытия мелких разрозненных племенных и городских княжеств так называемого удельного периода на широкую дорогу государственности». «В этой промежуточной эпохе и кроется генезис русской государственности»³⁷— констатировал он.

  Известный эмигрантский историк и этнограф калмыцкого происхождения Э.Д.Хара-Даван полагал, что именно в эти годы были заложены основы российской политической культуры, что монголы дали покорённым русским землям «основные элементы будущей московской государственности: самодержавие (ханат), централизм, крепостничество»³⁸. Кроме того «влиянием монгольского владычества русские княжества и племена были слиты воедино, образовав сначала Московское царство, а впоследствии Российскую империю»³⁹.

  Традиционная для России персонификация верховной власти также уходит в эту эпоху.

  Монгольское владычество сделало московского государя абсолютным самодержцем, а его подданных—крепостными. И если Чингисхан и его преемники управляли именем Вечного Синего Неба, то русский царь самодержец управлял подвластными ему как Помазанник Божий. В результате монгольское завоевание способствовало превращению России городской и вечевой в Россию сельскую и княжескую/от автора: с современных позиций всё это выглядит печально, но…\

  Таким образом, по мнению евразийцев «монголы дали России свойство организовываться военно, создавать государственно-принудительный центр, достигать устойчивости…становиться могущественной «ордой»⁴⁰.

  Кроме того, в период ХIII-ХV веков, отмечали евразийские авторы на территории России за счёт привнесения тюркского элемента в русскую (славянскую) культуру в целом сложился определённо новый этнотип, заложивший основы психологии русского человека⁴¹. Так, князь Н.С.Трубецкой полагал, что «тюрк любит симметрию. Ясность и устойчивое равновесие; но любит, чтобы всё это было уже дано, а не задано, чтобы это определяло по инерции его мысли, поступки и образ мыслей»⁴².

  Такая психика сообщает нации «культурную устойчивость и силу, утверждает культурно-историческую преемственность и создаёт условия экономии национальных сил, благоприятствующих всякому строительству»⁴³.  Влившись во время монгольского ига в славянскую стихию эти тюркские черты русской народной психики обусловили и прочность московского государства («не ладно скроенного, но крепко сшитого»), и то «бытовое исповедничество, ту пропитанность культуры и быта религией, которые были следствием особых свойств древнерусского благочестия». Правда, по мнению евразийского теоретика, оборотной стороной этих черт была «чрезмерная неповоротливость и бездеятельность теоретического мышления».

  По мнению евразийцев, русское религиозное сознание получило значительную «подпитку» с Востока. Так, Э.Д.Хара-Даван писал, что «русское богоискательство»; «сектантство», паломничество к святым местам с готовностью на жертвы и муки ради духовного горения могла быть только с Востока, потому что на Западе религия не влияет на жизнь и не трогает сердца и души своих последователей, ибо они всецело и без остатка поглощены только своей материальной культурой»⁴⁴.

  Но не только в укреплении духа виделась евразийцам заслуга монголов. На их взгляд с Востока Русь заимствовала также черты воинской доблести монгольских завоевателей: «храбрость, выносливость в преодолении препятствий на войне, любовь к дисциплине». Всё это «дало русским возможность создать Великую Российскую империю после монгольской школы»⁴⁵.

  Дальнейшее развитие отечественной истории виделось евразийцам следующим образом.

  Постепенное разложение, а затем и падение Золотой Орды приводят к тому, что её традиции подхватывают окрепшие русские земли, и империя Чингисхана возрождается в новом обличье Московского царства. После относительно лёгкого покорения Казани, Астрахани и Сибири империя практически восстанавливается в прежних границах.

  Одновременно с этим происходит мирное проникновение русского элемента в восточную среду и восточного—в русскую, цементируя, таким образом, интеграционные процессы. Как отмечал Б.Ширяев: «Русское государство, не поступаясь своим основным принципом—православной бытовой религиозностью, начинает применять к покорённым татарскими ханствами испытанный им на себе чингисхановский метод веротерпимости. Этот приём связал оба народа»⁴⁶.

  Таким образом, период ХVI-ХVII вв. рассматривается евразийцами как эпоха лучшего выражения евразийской государственности.

  Евразийская теория взаимоотношений русских и монголов (тюрков) вызвала бурную полемику в среде русских эмигрантских историков. Большинство из них, воспитанных на классических трудах русской исторической школы, не принимали данной трактовки и, прежде всего концепции монгольского влияния на русскую историю. Да и среди евразийцев единства не было. Так, например, видный евразиец Я.Д.Садовский в своём письме П.Н.Савицкому резко критиковал книгу «Наследие Чингисхана в русской империи», вышедшую в 1925 году за «восхваление гнуснейшего и подлейшего рабства у татар»⁴⁷. Подобной позиции придерживался и другой видный евразийский теоретик—М. Шахматов.

 « Что уж говорить о противниках евразийства вообще». Так П.Н.Милюков противопоставлял аргументации евразийцев  свои тезисы об «отсутствии евразийской культуры, общей русским с монголами» и «отсутствии какого-нибудь значительного родства восточного степного быта с оседлым русским»⁴⁸. «Апофеоз татарщины» усматривал в евразийской теории видный либеральный историк А.А.Кизеветтер. «Дмитрий Донской и Сергий Радонежский с точки зрения правоверного евразийца должны быть признаны изменниками национальному призванию России»⁴⁹ - иронизировал он.

  Так или иначе, но несмотря на определённый радикализм и субъективизм, евразийство ценно тем, что в нём дана новая, по сути трактовка взаимоотношений России как с Западом, так и с Востоком. А это, в свою очередь, обогатило теоретическую базу исторической науки.

  Идеи евразийцев во II половине ХХ века развил известный учёный Лев Николаевич Гумилёв и другие его последователи. Вот как Л.Н.Гумилёв писал по этому вопросу:

«…Причём целью этого набега было не завоевание Руси, а война с половцами. Так как половцы крепко удерживали линию между Доном и Волгой, то монголы применили известный тактический приём дальнего обхода: совершили «кавалерийский рейд» через Рязанское, Владимирское княжества. А впоследствии великий князь Владимирский (1252-1263) Александр Невский заключил обоюдовыгодный союз с Батыем: Александр нашёл союзника для противостояния немецкой агрессии, а Батый—чтобы выйти победителем в борьбе с великим ханом Гуюком (Александр Невский предоставил в распоряжение Батыя войско, состоящее из русских и аланов).

Союз существовал до тех пор, пока был выгоден и  необходим обеим сторонам (Л.Н.Гумилёв)⁵⁰. Об этом же пишет и А.Головатенко: «…Русские князья нередко и сами обращались в Орду за помощью и даже не видели ничего зазорного в том, чтобы использовать монголо-татарские отряды в борьбе с конкурентами. Так…Александр Невский при поддержке ордынской конницы изгнал своего брата Андрея из Владимиро-Суздальского княжества (1252). Через восемь лет Александр вновь воспользовался помощью татар, оказав им ответную услугу. Авторитетный князь способствовал проведению  переписи в Новгороде (подобные переписи во всех ордынских владениях служили основанием для обложения податями); ордынцы же помогли Александру Невскому сделать сына (Дмитрия Александровича) новгородским князем.

  Сотрудничество с монголами казалось князьям Северо-Восточной Руси столь же естественным средством достижения или упрочнения власти, как союзные отношения с половцами—южно-русским князьям ХII века»⁵¹.                                                                                                                                        Думается, стоит прислушаться в этой дискуссии к спокойному и взвешенному мнению известного советского историка Н.Я.Эйдельмана:

«Невозможно, конечно  согласиться с парадоксальным мнением  Л.Н.Гумилёва (и других евразийцев!), будто монгольское иго было лучшим уделом для Руси, ибо, во-первых, спасло её от ига немецкого, а во-вторых, не могло столь болезненно затронуть самобытность народа, как это произошло бы при более культурных немецких захватчиках. Не верю, будто такой эрудит, как Гумилёв, не знает фактов, которыми его легко оспорить; увлечённый своей теорией, он впадает в крайность и не замечает, к примеру, что силы «псов—рыцарей» были несравнимо слабее монгольских; Александр Невский остановил их войском одного княжества. Отнюдь не восхваляя какое-либо чужеземное владычество вообще, напомню, что монгольское иго было ужасным; что, прежде всего и более всего оно ударило по древнерусским городам, великолепным очагам ремесла, культуры…