Культура Украины ХVI-ХVIII столетий

Культура Украины ХVI-ХVIII столетий

1. Казацкие летописи

КАЗА́ЦКИЕ ЛЕ́ТОПИСИ — исторические и литературные произведения, освещающие освободительную борьбу украинског народа 1648—54, возглавленную Богданом Хмельницким, а также другие события украинской истории до начала 18 в. Самые выдающиеся из Казацких летописий — летопись Самовидца, составленная в последней трети 17 века, летопись Григория Грабянки (написана в 1710) и 4-томная летопись Самойла Величка (окончена в 1720). Эти Казацкие летописи, возникшие в казацко-старшинской среде, отражают в основном ее сословные интересы. Компилятивные по составу, они содержат огромный исторический и собственно литературный материал — тексты официальных документов, свидетельства очевидцев, народные предания, легенды, пословицы, стихи, заимствования из иностранных авторов. Стиль летописей — разный; в языке преобладает контаминация нар.-укр., старослав., рус., лат. и польских элементов.

2. « Украинское» барокко

       Барокко искусство (Baroque art.), стиль европейского искусства и архитектуры 17-18 веков. В разное время в термин "барокко" вкладывалось разное содержание. Поначалу он носил оскорбительный оттенок, подразумевая нелепицу, абсурд (возможно, он восходит к португальскому слову, означающему уродливую жемчужину). В настоящее время он употребителен в искусствоведческих трудах для определения стиля, господствовавшего в европейском искусстве между маньеризмом и рококо, то есть приблизительно с 1600 г. до начала 18 века. От маньеризма Барокко искусство унаследовало динамичность и глубокую эмоциональность, а от Ренессанса - основательность и пышность: черты обоих стилей гармонично слились в одно единое целое.

       Барокко – стиль изысканный, противоречивый, напряженный. На это указывает уже сама этимология слова. Ведь португальское изречение «perola barroca», от которого чаще всего и выводят название этого стиля, означает «жемчужина причудливой формы». А суть барочного взгляда на мир и барочной стилистики как таковой, может быть, лучше всего передает возглас философа Сковороды: «О discors concordia rerum!». Что означают эти слова? С одной стороны, это перифраз Горация, его послания «К Икцию» (І, 12, 19): «quid velit et possit rerum concordia discors?». А с другой – в них заключено весьма характерное для барокко стремление представить мир как некую «божественную комедию», в сюжете которой сплетены воедино небесное и земное, трагическое и комическое, прекрасное и безобразное, словом, – весь блеск и вся нищета человеческой жизни. Барокко – это стихия сложных форм. Это пышность, динамика, аффектация, контраст. Барокко – это открытие бесконечного разнообразия мира, глубочайшая мистика пиетистов и тончайший рационализм «второй схоластики», театрализованные одежды и прически, изысканные манеры, фуги Баха, опера, балет, наконец, роскошные архитектурные ансамбли вроде Собора святого Иакова в Сантьяго-де-Компостела или Андреевской церкви в Киеве, о которой основатель «магического реализма» Алехо Карпентьер-и-Вальмонт говорил: «Хотите знать, что такое барокко? Поезжайте в Киев – посмотрите на эту церковь». Она и вправду изумительна.

        Но украинское барокко – это не только красота множества памятников архитектуры вроде Андреевской церкви, Михайловского Златоверхого монастыря в Киеве или Троицкого собора в Чернигове, – всего того, что в начале прошлого века принято было называть «украинским национальным стилем». Барокко – это духовная музыка Максима Березовского, Дмитрия Бортнянского, Артемия Веделя, красочные иконы Ивана Рутковича, Иова Кондзелевича, книжные миниатюры Александра и Леонтия Тарасевичей, Ивана Щирского, Ивана Стрельбицкого… А еще – это господствующий стиль нашей литературы XVII–XVIII веков.

       Историю украинского литературного барокко, очевидно, следует начинать с «культурной революции» знаменитого Киевского митрополита Петра Могилы, который и сам был ярчайшим «человеком барокко». Недаром Дмитрий Чижевский говорил о нем: Могила был «профессором, монахом, митрополитом, учеником иезуитов и творцом символических книг православной церкви, борцом против католицизма, протестантизма и в то же время против гиперортодоксии украинского казачества и крестьянства». Кроме того, Могила – выдающийся политик, меценат, богослов, писатель. Но самое главное: Могила был великим реформатором. Основанный им в 1632 году Киевский коллегиум, который позже стал академией, – это сердце украинского барокко. С этим учебным заведением так или иначе связаны жизнь и творчество целой плеяды выдающихся украинских барочных писаталей. Вспомним хотя бы Иоанникия Галятовского, Антония Радивиловского, Иннокентия Гизеля, Лазаря Барановича, Иоанна Величковского, Димитрия Ростовского, Феофана Прокоповича, Стефана Яворского, Филиппа Орлика, Михаила Козачинского, Иоанна Максимовича, Феофилакта Лопатинского, Георгия Конисского… Воспитанником Киево-Могилянской академии был и один из самых глубоких философов-мистиков Нового времени Григорий Сковорода, чьи поэзии, трактаты, диалоги, притчи, письма стали завершающим аккордом литературы украинского барокко.

        С чего же началь разговор об этой литературе? Начнем, пожалуй, с поэзии. Дело в том, что XVII–XVIII века с полным на то основанием можно считать временем расцвета украинской поэзии. По крайней мене, тогда был создан воистину огромный корпус поэтических произведений. Это была поэзия на нескольких языках: книжном украинском, латинском, польском, – самая разнообразная с точки зрения мотивов, жанров, образов, стилевых регистров. Заинтересованный читатель легко найдет здесь и метафизическую лирику, и стихотворные фабулы, и буколические пейзажи, и пылкие любовные излияния, и едкую сатиру, и пышные панегирики, и множество форм визуальной поэзии. Сами размеры произведений колебались от крошечных эпиграмматических дистихов, скажем, Иоанна Величковского до огромной эпической книги Иоанна Максимовича «Богородице Дево», которая состоит из двадцати трех тысяч стихов, разделенных на девять частей согласно девяти чинам небесной иерархии. Весьма разнообразны были и формы существования этой поэзии. Среди них следует назвать прежде всего печатные и рукописные сборники стихов вроде книги Лазаря Барановича «Lutnia Apollinowa» или цикла Григория Сковороды «Сад божественных песней», множество рукописных канционалов и альбомов, декламационные композиции, стихотворные предисловия, послесловия, посвящения, различные вставки в богословских трактатах, летописях, паломнических «хождениях», программах философских курсов, сборниках чудес Пресвятой Богородицы, даже в церковных проповедях. Рассказать обо всем этом многообразии в кратком предисловии совершенно невозможно. Поэтому приведем лишь некоторые примеры. Вот, скажем, один из самых распространенных жанров украинской барочной поэзии – панегирик. Он становится весьма популярен с началом «могилянской» эпохи. Вспомним хотя бы, сколько панегириков было посвящено самому Могиле! Тут и «Имнология» типографов Киево-Печерской лавры, и «Евхаристерион» Софрония Почасского, и «Mnemosyne sawy» студентов Киевского коллегиума, и «Sol post ocarum» василианина Иосифа Калимона. А рядом – панегирик князю Иеремие Вишневецкому «Maiores illustrissimorum principum Korybut Wiszniewieciorum», который звучал в стенах Киево-Могилянского коллегиума в начале мая 1648 года, когда землей Украины уже катилась война Хмельницкого, эпицедиум на смерть Могилевского епископа Иосифа Кононовича-Горбацкого «Lot strzay» и многое другое. Своего же расцвета панегирик достигает во времена гетмана Ивана Мазепы – «золотую эпоху» киево-могилянской традиции и украинского барокко вообще. Множество панегириков было посвящено самому Мазепе. Среди них, скажем, – «Muza Poxolaska» Ивана Орновского, «Alcides Rossyjski» Филиппа Орлика. Можно вспомнить и панегирическую «трилогию» Стефана Яворского на честь тогдашнего Киевского митрополита Варлаама Ясинского: «Hercules post Athlantem», «Arctos caeli Rossiaci», «Pelnia nieubywaicey chwaly», и композицию Филиппа Орлика «Hippomenes sarmacki», сочиненную по случаю венчания Ивана Обидовского и Анны Кочубей, и панегирик Ивана Орновского Харьковскому полковнику Федору Донцу-Захаржевскому «Bogaty w parentel, saw y honory wirydarz»…

         Украинская барочная духовная лирика – это прежде всего песни, тесно связанные с церковным календарем. По тематическому принципу их принято разделять на четыре группы. К первой относят так называемые Господские песни, то есть те, которые исполняются на Господские праздники. Ко второй группе принадлежат песни Богородичные, то есть созданные для исполнения на Богородичные праздники либо в честь чудотворных икон Пресвятой Девы Марии. Третью группу составляют песни о святых. Скажем, великомученице Варваре посвящены песни «Плачися, душе, жалю неизмерна», «Красная дево, красная дево, кровь тя украшает», «О Варваро мученице, в наглой смерти помощнице», «О Варваро! святая великомученице, Богу возлюбленная», «От терния идольского Варвару девицу». Наконец, четвертую группу составляют песни молитвенные и покаянные вроде знаменитого канта Димитрия Ростовского «О горе мне грешнику сущу», который сохранился в четырех десятках различных вариантов: «О горе мне грешнику сущу, / Горе, благих дел неимущу. / Како пред суд Божий явлюся, / Како со святыми возвеселюся…» – или же не менее известной псальмы «Помысли, человече, презгорький час смерти». 
 
        Особое место в поэзии украинского барокко занимает любовная лирика. С одной стороны, здесь есть «силлабические романсы» вроде «Не прельщай меня, драгая», известного современному читателю по водевилю Ивана Котляревского «Москаль-чаривнык» (когда-то Павел Житецкий, говоря об истоках творчества зачинателя новой украинской литературы, указывал на похожие стихи из рукописи 1746 года: «Не прельщай уж меня, драгая, боле, / Я и сам свободу днесь гублю…» (22)), или более старого – наверное, еще с конца XVII века – популярного «женского» романса «О, раскошная Венера, где ныне гобзуешь?». Эти «рафинированные проявления романических чувств» имеют явную книжную подоплеку: устоявшиеся выразительные средства, взятые, в частности, из репертуара античной мифологии, риторические фигуры, церковнославянская лексика… Не менее рафинированной была и любовная лирика, основанная на живом разговорном языке и устнопоэтических образах. В кантах, представленных в нашей антологии, читатель найдет и прекрасные диалогизмы («А где ж тая голубонька…», «А у поле речка…», «Ганусенька коханая…», «Ишов козак с Украины…»), и описание внутренних терзаний влюбленного («Бедна ж моя головонька…»), и переживания девушки, выданной замуж за немилого («Ох несносным жалем…», «Да под вишнею…»), и картины любовного томления («Почто, девонька, мене оставляешь…»). Следует отметить, что книжные канты, окончательно сформировавшиеся в украинской литературе в XVII веке, оказали весьма существенное влияние и на фольклорную традицию. Именно под этим влиянием в фольклоре значительно возрастает роль детали, плеоназмов, полисиндетонов, появляются элементы диалогизации, в частности, так называемые солилоквии, то есть разговоры с самим собою, театральности. Кроме того, тематика народных песен обогащается мотивами изгнания, чужбины, появляются новые жанры, прежде всего, баллада и городской романс. Да и сами книжные песни нередко становятся народными, как, например, знаменитый романс начала XVIII века «Їхав козак за Дунай» писаря Харьковского полка Семена Климовского. «Сказывают, – сообщал о нем Николай Карамзин в “Пантеоне российских авторов”, – что Климовский не менее семи греческих мудрецов был славен и почтен между его собратьями казаками, что он, как вдохновенная Пифия, говаривал в беседах высокопарными стихами, давал приятелям благоразумные советы, твердил часто пословицу: “Нам добро и никому зло, то законное житье”; и любопытные приходили издалека слушать его. Малороссийская песня: “Не хочу я ничего, только тебя одного”, – которую поют наши любезные дамы, есть также, как уверяют, сочинение Климовского, ученика природы, к сожалению, не доученного искусством». 
         Вот такой – разнообразной, глубокой, изысканной, яркой и красочной – представляется нам украинская литература XVII–XVIII веков.

3. Григорий Сковорода  – просветитель, философ, поэт.

Григорий Саввич Сковорода (1722 – 1794)

 – украинский философ,  мистик, поэт. На мировоззрение Сковороды  оказало воздействие творчество  Феофана Прокоповича и Ломоносова. Наследовал гелиоцентрическое учение  Коперника. Его этические проповеди  были облечены в религиозную  форму, связаны с поисками религии  “любви и добродетели”.  
 
      “Весь мир спит”, – констатировал больше двух столетий назад Григорий Сковорода. “И еще долго спать, если не прозреет, что материя – это тьма и обман, если ее не оживляет свет Духа”.

Всю свою жизнь посвятил Григорий Сковорода поиску и обретению  света духа, поискам истины. Выходец  из бедной семьи, он стал одним из образованнейших  людей своего времени, мыслителем, писателем, педагогом и музыкантом, знатоком античности и средневековья.  
 
       О его образе жизни, отличном от других людей, которые не искали царства божьего, его любимый ученик и первый биограф Михаил Ковалинский вспоминал:  
      “Отличный образ его мыслей, учения, жизни скоро обратил к нему внимание всего общества. Он одевался пристойно, но просто; пищу имел состоящую из зелий, плодов и молочных приправ; употреблял оную ввечору по захождении солнца, мяса и рыбы не вкушал не по суеверию, а по внутреннему своему расположению. Для сна отделял от времени своего не более четырех часов в сутки; вставал до зари и когда позволяла погода, всегда ходил пешком за город прогуливаться на чистый воздух и в сады. Всегда весел, бодр, подвижен, воздержан, целомудр, всем доволен, благодушествующ, унижен перед всеми, словоохотен, где непринужден говорить, из всего выводящий нравоучение, почтителен ко всякому состоянию людей, посещал больных, утешал печальных, разделял последнее с неимущими, выбирал и любил друзей по сердцу их, имел набожество без суеверия, ученость без кичения, обхождение без лести”.

      Родился Григорий Сковорода на Полтавщине 22 ноября 1722 года в семье малоземельного казака Савы Сковороды. Позже Сковорода любил называть себя Григорием Вар - Савою, то есть Сыном Покоя.

“Григорий на седьмом году от рождения отличался наклонностью к набожности, талантом к музыке, охотою к наукам, твердостью духа. В  церкви он добровольно ходил на крилос и пел чудесно, приятно.”

По обычаю своего времени  Григорий закончил четырехлетнюю дьяковскую школу и в шестнадцатилетнем  возрасте поступил в Киево-Могилянскую  Академию.  
 
       Киевская Академия была первым высшим учебным заведением на Украине. Ее основатель – Петро Могила в 1631 году объединил братскую школу с школой Киево-Печерской Лавры в единый Киево-Могилянский Коллегиум, который с 1694 года приобрел статус Академии. Петро Могила обеспечивал академическую библиотеку лучшими изданиями, литературой различных религиозных и философских течений, приглашал из Европы лучших профессоров.  
 
       Академия стала центром духовной жизни Украины, не уступавшим по уровню преподавания высшим учебным заведениям Европы того времени. Ее студентов можно было встретить в крупнейших университетских центрах – Сорбонне и Болоньи, Кракове и Праге, Гейдельберге и Галле.  
 
        В Академии удалось создать ту интеллектуальную атмосферу, в которой нашли свое развитие классические гуманитарные науки. В первых четырех классах преподавали аналогию, инфиму, грамматику и синтаксиму. Успешно перешедшие в пятый класс становились студентами и в течении восьми лет изучали пиитику, риторику, занимались философией, богословием. В целом, обучение в Академии продолжалось 12 лет. Кроме обязательных дисциплин Сковорода овладел немецким и польским языками, в совершенстве знал латынь, греческий и древнееврейский. Он читал в оригинале и хорошо знал произведенияПифагора, Сократа, Платона, Аристотеля, Эпикура и Плутарха, Сенеки, Марка Аврелия, Цицерона, Горация и Вергилия.

Пребывание Сковороды  в Академии продолжалось с перерывами почти 20 лет. Время от времени он отвлекался от учебы: был и певчим императорской капеллы в Петербурге, путешествовал по Европе, преподавал в Переяславском Коллегиуме, но всегда возвращался к своей Alma Mater.  
 
        В письме к своему ученику Михаилу Ковалинскому он писал: “Пусть также всегда живут в твоей душе и такие слова Плиния – потеряно то время, которое ты не употребил для учебы.”

Перечисляя круг дальнейших занятий Сковороды, можно вспомнить  его учительство в имении Томаров, посещение Троице-Сергиевой Лавры, 10-летнюю преподавательскую работу в Харьковском Коллегиуме. К Харьковскому его периоду его жизни принадлежат  “Байки харьковские”, курс лекций по этике, Философские трактаты и диалоги.  
 
        Именно тут Сковорода познакомился со своим будущим учеником – Михаилом Ковалинским. Юноша не сразу принял своего учителя, он не смел и думать, что достоин его дружбы, хотя с увлечением, удивлением и уважением относился к его образу жизни и философским идеям.  
 
       Лишь чудесное видение, которое приснилось Ковалинскому убедило его в необходимости покориться судьбе. Он воспринял встречу со Сковородой не как рациональный жизненный факт, а как предопределенность. Лишь когда Ковалинский “пришел во видения и откровения Господня”, их дружба поднялась на вершины мистической действительности.

Сковорода направлял Ковалинского в его философском поиске, делился  своими мыслями, учил философии как  практической морали, писал письма, наполненные участием.  
 
       Истинным счастьем для философа стала это дружба, и в ученике он видел свое продолжение. Дружба, писал Сковорода –“мое единственное утешение и мое сокровище, ее я ценю больше. чем пирамиды, мавзолеи и другие царские памятники”. Но мир, который не поймал Сковороду, забрал самое ценное для учителя – наиспособнейшего его ученика.

Касаясь мистики в жизни  философа, нельзя не вспомнить описанный  Ковалинским из воспоминаний Сковороды  факт мистического переживания, которое  случилось с ним на 48 году жизни. Это был 1770 год. Сковорода уже  третий месяц пребывает в Китаевской пустыни у своего родственника Иустина:  
 
      “Вдруг приметил в себе внутренне движение духа непонятное, побуждающее его ехать из Киева. Видя нерасположение Иустина к отпуску его, пошел он в Киев к приятелям попросить, чтобы отправили его в Украину. Те удерживают: он отговаривается, что ему дух настоятельно велит удалиться из Киева. Между сим пошел он на Подол, нижний Город в Киеве, пришед на гору, откуда сходят на Подол, вдруг, остановясь, почувствовал он обонянием такой сильный запах мертвых трупов, что перенесть не мог и тот час поворотился домой. Дух убедительно погнал его из города и он отправился в путь на другой же день. Через две недели в Охтырке получили известие, что в Киеве моровая язва, о которой в бытность его и не слышно было и что город заперт уже”.  
 
       Когда Сковорода узнал об этом, его охватило переживание, которое наложило отпечаток на дальнейшую жизнь философа. “Сердце его дотоле почитавшее Бога аки раб, оттоле возлюбило его аки друг”.