Демократизация в Беларуси как процесс круглых столов и компромиссов

Демократизация  в Беларуси как процесс круглых  столов и компромиссов.

Круглые столы и переговоры с оппозицией – это не начало демократизации, это свидетельство  того, что она уже произошла. Демократизация происходит тогда и только тогда, когда определенные группы «вне режима»  становятся настолько сильными, что  авторитарная власть не может более  игнорировать их требование о включении  в процесс принятия решений.

Демократизация не всегда является намеренным процессом, скорее это побочный эффект борьбы за власть, который происходит тогда, когда  для действующего авторитарного  режима становится «дороже» подавлять  оппозиционные группы, нежели сотрудничать с ними. Пока оппозиция слаба, а  режим силен, у последнего есть все  основания игнорировать противников. Если демократизации не происходит, это  значит, что или режим слишком  силен (т.е. у режима есть все необходимые  ресурсы для деактивации оппозиции  и покупки лояльности), или оппозиционные  группы слишком слабы, чтобы оказывать  достаточное влияние на власть.

Думаю, что в Беларуси действуют оба эти фактора. Более  того, режим делает практически все, чтобы отсечь оппозицию от доступа  к каким-либо значительным ресурсам (даже потенциальным), действуя при  этом совершенно рационально. Рациональность здесь определяется толерантностью к риску у правящей элиты, а  также соотношением стоимости стратегии  и приносимой ей прибыли: так, подчас кажется, что режим перестраховывается и делает свою безопасность излишне  дорогой, тратя чрезмерные усилия на подавление очагов потенциальной опасности. Здесь стоит сделать небольшое  отступление.

В целом же, не бывает сильной/слабой или организованной/неорганизованной оппозиции относительно универсального «бенчмарка», бывает лишь достаточно сильная и организованная оппозиция относительно конкретного авторитарного режима. Ресурсы, на которые опирается оппозиция, также являются величинами относительными. Так, это может быть электоральная поддержка (то, насколько оппозиции удается мобилизовать широкие слои населения), внешняя помощь, финансовые ресурсы, наконец, это может быть институциональный ресурс, т.е. доступ оппозиции к некоторым государственным институтам (парламент, судебная власть и т.д.). То, как оппозиция координирует свои действия, имеет ключевое значение тогда и только тогда, когда различные группы расколотой оппозиции обладают реальными ресурсами и когда эти диверсифицированные ресурсы необходимо консолидировать для оказания единого, точечного давления на власть. В ситуации же, когда единственным ресурсом оппозиции является крайне ограниченная западная поддержка, то, какие именно съезды она собирает, какие именно коалиции она формирует, и кто из системной белорусской оппозиции провозглашается лидером, – практически никак не влияет на конечный результат [8].

К сожалению, одна из важных причин неудач здесь заключается  в патологическом неумении белорусской  оппозиции переводить внутреннюю и  внешнюю конъюнктуру из потенциального в реальный ресурс. Иными словами, оппозиция совершенно не в состоянии понять, что ее наиважнейшая задача в сложившемся контексте состоит в том, чтобы политизировать конкретные события и добиваться хоть каких-то результатов, но не в том, чтобы работать в жанре политического комментария на общечеловеческие темы [9]. При этом белорусская партийная оппозиция не подотчетна обществу, она не занимается расширением репрезентации интересов широких слоев населения, ограничиваясь только той группой, которая при любом сценарии голосовала бы «против» Лукашенко. В этом плане оппозиция ведет себя иррационально, так как любой рациональный политик заинтересован в том, чтобы зарезервировать максимально широкий диапазон голосов на своем политическом счету, а не в том, чтобы сегментировать и разделить изначально лояльный ей  электорат.