Биография Сергея Платонова

 
Личность Сергея Федоровича Платонова  представляет немалый интерес для  современных историографов. В многочисленных статьях и монографиях, посвященных  жизни и творчеству С. Ф. Платонова, рассматриваются разные сюжеты, связанные  с изучением социальной и политической истории России второй половины XVI - начала XVII в., с существованием на рубеже XIX - XX вв. двух исторических школ (московской и петербургской), с политическими репрессиями 20-х годов XX в., с развитием исторической науки России в целом. Несмотря на такую обширную историографию, в изучении творческого наследия С. Ф. Платонова есть еще неисследованные моменты, связанные с восприятием этого ученого научным сообществом и общественно-культурной мыслью России. Именно этому сюжету мы и посвятим данную статью. 
 
В складывающейся междисциплинарной модели изучения историографии особое место занимают культурологические исследования с явным антропологическим акцентом. Современные ученые, стремящиеся использовать культурологический подход наряду с когнитивным и методологическим, сталкиваются с проблемой разделения границ культуры и науки. На наш взгляд, наиболее перспективный выход из данной ситуации - исследование "каждого "звена" системных и подсистемных уровней "взаимосуществования" культуры и науки [...] в плане механизма передачи исходящих от конкретного человека культурных и научных ценностей в идейный арсенал или память человечества" 1 . При этом особое внимание уделяется журнальной строке как "срочной словесности" мысли, В нашем случае в качестве данной строки будет выступать рецензия, которая, с одной стороны, является отражением момента прохождения концепции историка в научной среде, а с другой стороны, коммуникативным пространством, в котором происходит поиск модели исторического исследования. Рецензии, опубликованные на страницах периодики и посвященные критике "Очерков по истории Смуты в Московском государстве XVI - XVII вв." С. Ф. Платонова, позволяют зафиксировать отношение как научного сообщества, так и широкой общественности к трудам и личности историка. 
 
Становление С. Ф. Платонова как ученого-историка происходило в 80 - 90-е годы XIX в. Однако широкая известность к Платонову приходит лишь в начале XX в. Именно к этому времени относится наивысший расцвет его научной карьеры и окончательное оформление представлений о нем как об историке, сохранившихся в науке 
 
 
 
 
-------------------------------------------------------------------------------- 
 
и в обществе вплоть до конца 1920-х годов. Наличие данной переходной грани осознавал и сам Сергей Федорович, считая защиту докторской диссертации в октябре 1899 г. тем моментом, когда его "ученое имя было установлено твердо" 2 . В первом десятилетии XX в. в биографии ученого произошли события, которые теснейшим образом связали имя Платонова с национальной культурной традицией начала XX в. Наиболее значительные из них: руководство историко-филологическим факультетом Санкт-Петербургского университета в 1900 - 1905 гг. и Женским Педагогическим институтом в 1903 - 1916 гг., выход нескольких изданий его "Лекций по русской истории", предназначенных для студентов высших учебных заведений, и учебного курса по русской истории для средней школы. 
 
Появление крупного монографического исследования Платонова "Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI - XVII вв." вызвало в обществе пристальный интерес как к самому труду, так и к его автору. Самые первые немногочисленные отклики на это исследование появляются еще в 90-х годах XIX в., когда ученый апробирует результаты своей научной работы в виде отдельных статей, рефератов и докладов. Естественно, что диспут Платонова, состоявшийся 3 октября 1899 г. в Киевском университете в присутствии многочисленной публики, не мог пройти незамеченным. Политическая и литературная газета "Новое время", выходившая в Санкт-Петербурге в 1868 - 1917 гг., опубликовала подробный отзыв об этом событии, перепечатанный позже литературно-историческим журналом "Исторический вестник". В этих отзывах дана очень высокая оценка творчеству С. Ф. Платонова, подошедшему к защите докторской диссертации "еще молодым, но уже известным в ученом мире" человеком 3 . Почти все периодические издания обратили особое внимание на слова одного из официальных оппонентов Платонова - В. С. Иконникова, подчеркнувшего "обширную эрудицию диспутанта" и назвавшего "Очерки" одной из капитальнейших монографий по данному вопросу 4 . 
Рецензии, вышедшие по поводу книги Платонова, условно можно разделить на две категории: со стороны научного сообщества и со стороны "широкой публики". Даже сами критики строго разграничивали "научные" (специальная литература, учебная литература и т.д.) и "ненаучные" (общая литература, неспециальная литература и т.д.) рецензии, придавая высокий статус именно первым. Очень ярко это мнение, устоявшееся в обществе, сформулировал В. Н. Сторожев, дав предварительно краткую характеристику "ненаучным" отзывам. "Мелкие рецензии, до которых так падки наша журналистика, и наша публика [...] страдают в огромном большинстве случаев всеми особенностями летучих заметок, рассчитанных на мимолетное впечатление, а не на систематическое откладывание в голове читателя определенных данных в области той или иной науки, последовательно вырабатываемых последнею..." 5 Рецензии, вышедшие на страницах научных изданий, по своей структуре, объему и эмоциональной окраске значительно отличались от всех остальных. В основном здесь обращалось внимание на научность рецензируемого труда, т.е., во-первых, на последовательное соблюдение всех необходимых элементов научно- исторического исследования, во-вторых, на разработку темы и ее частных вопросов и, в-третьих, на личность автора. К труду Платонова "Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI - XVII вв." все без исключения критики отнеслись более чем благосклонно. Научность данного исследования была оценена очень высоко. В этом отношении особенно показательна обширная рецензия В. С. Иконникова, составившая даже отдельное самостоятельное исследование. В первую очередь здесь указывается на удачную постановку и блестящее выполнение цели исследования, которая заключается в раскрытии основных явлений Смуты, а не отдельных ее фактов 6 . Хотя другой рецензент - П. Полевой, также подчеркивая эту положительную сторону труда Платонова, видел в качестве задачи исследования не общее воссоздание яркой картины Смутного времени, а изложение его отдельных фактов. "Исследование г. Платонова побуждает каждого, преданного изучению нашего исторического прошлого, желать, чтобы какой-нибудь высокоталантливый историк-художник набросал перед нами яркую картину смутного времени и создал плавное историческое повествование из отдельных фактов, добытых современною наукою и освещенных критикою историка-исследователя" 7 . К достоинствам сочинения Платонова рецензенты относили присутствие богатой источниковой базы и ее умелую обработку, критический анализ отечественной и иностранной литературы по каждому отдельному вопросу, научную добросовестность и объективность в формулировании собственных выводов и, наконец, краткость и живость языка монографии 8 . 
 
Процесс творческого поиска Платонова проходил в рамках уже сложившейся в Петербургском университете традиции исторического исследования. Определяя в качестве первоначальной задачи историка сбор и обработку архивных материалов и восстановление на их основе исторических фактов российской действительности, Платонов целиком следовал описанному им плану. Посвятив первую часть своей работы критике введенных им в научный оборот источников по истории Смуты 9 , историк завершил свое исследование по данной теме, представив целостное изображение этого явления в истории России. Данная схема Платонова вполне соответствовала позитивистскому образу науки, преобладающему в исторической науке на рубеже XIX - XX вв., поэтому была воспринята большинством критиков как единственно верная и строго научная. Такой метод работы приветствовался и В. С. Иконниковым, и В. Н. Сторожевым, и М. А. Полиевктовым, и многими другими рецензентами. Правда, одни из них усматривали в исследовании Платонова "широко проведенный опыт социологической истории Смутного времени" 10 , другие - использование наработок исторического материализма и марксизма, что выразилось, по их мнению, в доказательстве особой исторической роли средних слоев населения, приведших на престол династию Романовых и выражавших интересы народа. "Марксизм, столь чуждый общественной группе, к которой принадлежит автор, наложил яркую печать на его научное мышление" 11 . Но особый интерес вызвал психологический фактор, который, как считали некоторые исследователи, составляет антропологическую основу исторической действительности, описываемой Платоновым. Поэтому вполне понятно, что отдельные критики считали данный фактор связующей основой в его концепции Смуты. В заключение этого тезиса обратимся к словам М. А. Полиевктова: "Думам и чувствам людей того времени профессор Платонов отводит много места, и это, главным образом, и обращает его исследование в жизненный рассказ. Перед читателем проходит целый ряд лиц с резко очерченными физиономиями [...] Много исторических теней потревожил исследователь. Но они восстают уже не тенями, а живыми людьми, облеченными в плоть и кровь, со своими душами и чувствами..." 12 Однако П. Полевой психологический фактор понимал по-своему, указывая на удивительную способность ученого "мастерски, с замечательным критическим тактом и с уверенностью опытного анатома-исследователя" раскрывать сложные характеры деятелей Смуты, что связано с категорией случайности в историческом процессе 13 . Эта категория ассоциировалась у рецензента со стадными, инстинктивными движениями народной массы, с проявлением "неразумных качеств человека" 14 . Вообще вопрос об использовании этого фактора в исторических исследованиях среди ученых был достаточно спорным, на что и указывает статья В. Н. Сторожева. "Если под психологическим элементом, - писал он, - разуметь по обычаю пошлые фразы об "адской интриге", о подвигах героев, иногда дутых, о патриотизме, о дорогом отечестве и пр., то за всем этим критик с удобством может обратиться к печатным листам, не имеющим ровно ничего общего с наукой; если же имелось в виду то, что в нашей науке подразумевается под психологическим процессом, то, во-первых, автору мы не можем навязывать своих тем, а, во- вторых, для подобного изучения едва ли пришло время" 15 . Уникальность сочинения Платонова была такова, что каждый из современников, увлекшись той или иной теорией, видел в этом произведении присутствие некоторых элементов только что формирующегося течения или направления, видел в авторе непревзойденного исследователя, умело использовавшего самые последние достижения науки. Для первых рецензий на труд Платонова было симптоматично то, что в них совершенно не обсуждался вопрос о соотношении в его исследовании традиций петербургской и московской школ русских историков. Более того, проблема существования двух исторических 
 
стр. 141 
 
 
-------------------------------------------------------------------------------- 
 
школ в науке даже и не поднималась. В связи с этим необходимо отметить, что некоторые из рецензентов упоминали К. Н. Бестужева-Рюмина и Е. Е. Замысловского в качестве учителей Платонова, но в основном эти имена, как и имена С. М. Соловьева, В. О. Ключевского, И. Е. Забелина, Н. И. Костомарова фигурировали в связи с анализом всей концепции Смуты Платонова или некоторых ее частных вопросов. Один В. Н. Сторожев подчеркнул приоритет петербургской традиции в изучении Платоновым только "литературных памятников" истории России 16 . В целом источниковая база исследования Платонова была оценена критиками достаточно высоко: "Книга г. Платонова представляет собою плод продолжительного и очень внимательного изучения всего изданного материала, так или иначе относящегося к тому отрывку из русского прошлого, который принято называть Смутным временем; в пределах этого изданного материала, под которым мы разумеем главным образом источники, автор сделал почти все, что только можно сделать в наше время, игнорируя случайности русских архивов" 17 , - отмечал В. Н. Сторожев. 
Такую же высокую оценку получила историографическая составляющая исследования Платонова. "Труд [Платонова. - М. М.] [...] в настоящее время представляет собою капитальнейший свод всего, что было писано, и почти всего, что было доселе известно по истории смутного времени" 18 . Вместе с тем рецензенты отмечали, что наличие такого огромного пласта исторической литературы представляло значительную трудность в выработке самостоятельной концепции Смуты. "Писать вновь исследование на ту же тему казалось бы возможным лишь при условии каких-нибудь обильных архивных находок. Не обладая последними, г. Платонов все-таки взялся за пересмотр истории Смуты, успешно выполнил свою задачу и поставил себя в известные отношения к старой литературе" 19 . Многие критики указывали также на обширную библиографию исследования 20 , на использование автором наработок не только научной литературы, но и популярных изданий 21 , что в подобного рода сочинениях бывает очень редко. 
 
Вторая критическая мерка, с которой рецензенты подходили к характеристике исследования историка, - это "то новое, что может оно внести в наш научно-популярный обиход, в чем разногласит оно со старыми исследованиями и какие вопросы выдвигает либо для пересмотра, либо для дальнейшего или более детального изучения" 22 . Здесь спектр мнений критиков очень разнообразен, особенно это касается некоторых отдельных вопросов, затронутых С. Ф. Платоновым (опричнина, личность Лжедмитрия I, Земский собор 1613 г. и др.). Не вдаваясь в подробности изучения каждого вопроса, обратимся к характеристике его концепции Смуты. Рецензии, вышедшие в первом десятилетии XX в., не были единодушны в оценке "Очерков" историка. В. С. Иконников подчеркивал полную самостоятельность данной концепции, несмотря на использование некоторых частных выводов предшествующих исследователей: "Проф. Платонов имел возможность воспользоваться массою материалов и исследований, появившихся с тех пор, как в иностранной, так и в русской литературе; но, внося их в область своих разысканий, он относился к ним критически, независимо от тех или иных воззрений. Несомненно, что выводы и постановка отдельных вопросов в современной ученой литературе, посвященной настоящей эпохе, сказались в основных положениях автора; но общая группировка фактов, освещение их, процесс самого исследования идут у него независимым, намеченным им путем..." 23 П. Полевой указывал на полную зависимость Платонова от "программы", намеченной К. Н. Бестужевым-Рюминым для раскрытия данной темы: "Только в очень недавнее время историческая наука избрала иной путь к изучению [...] смутного времени, обратилась исключительно к критике материалов, к пополнению пробелов их новыми архивными изысканиями и - что весьма важно - к изучению бытовых условий народной жизни XVI и XVII вв., в которых именно и кроется разрешение многих исторических домыслов и догадок" 24 . В. Н. Сторожев, признавая огромный вклад Платонова в разработку данного вопроса, видел в концепции историка присутствие в неразвернутом виде некоторых кардинально важных положений С. М. Соловьева и В. О. Ключевского 25 , а также некоторые идеи Н. И. Костомарова, И. Е. Забелина, К. Н. Бестужева-Рюмина: "...в старой литературе он [Платонов. - М. М] нашел вполне готовою постановку его темы, намеченные ответы на ряд поставленных вопросов и даже основную идею, которою проникнуто все исследование" 26 . 
Общий тон рецензий 1910-х годов, вышедших по поводу третьего издания "Очерков", несколько меняется. Это происходит на фоне событий, развивавшихся в исторической науке и в научном сообществе в эти годы. С одной стороны, мы видим твердо установленный авторитет Платонова, а с другой - смерть В. О. Ключевского в 1911 г., вызвавшую целый ряд рефлексий историков по поводу московской исторической школы. В связи с несколько изменившейся ситуацией, в рецензиях на труд Платонова в первую очередь указывается на непоколебимый авторитет исследователя, его заслуги и бесспорно научную значимость как "Очерков", так и других произведений историка: "Нельзя не приветствовать появление нового издания классического труда проф. Платонова о смутном времени. Исключительные достоинства этого исследования были отмечены в свое время и общей, и специальной критикой, самый же факт III-го издания ученой работы лучше всего свидетельствует об ее прочном и широком успехе" 27 . Далее рецензенты пытаются определить место этого труда не только в исторической литературе по истории Смуты, но и в науке в целом. Впервые в полном объеме вопрос о соотношении традиций петербургской и московской школ историков в творчестве Платонова поставил В. И. Пичета в своей работе "Смута и ее отражение в трудах историков". Определяя "научную физиономию" Платонова, Пичета указывал, с одной стороны, на "большое мастерство критики источников, чего по преимуществу держалась петербургская школа историков" 28 , а с другой - на "методологические приемы" "исторического обобщения", унаследованные от В. О. Ключевского. В заключении рецензент, отдавая должное труду историка как единственно полному своду и критически- мелочному изложению всего исторического материала, каким обладала наука к этому времени, не видел в самой концепции исследователя ничего нового, отличного от концепций В. О. Ключевского, С. М. Соловьева, И. Е. Забелина: "...Никаких новых точек зрения в ней нельзя найти и значение их ["Очерков". - М. М.] заключается исключительно в детальном критическом описании хода смуты" 29 . Однако далее автор статьи все-таки проговаривается, что "работа Платонова была последней общей работой, посвященной смутной эпохе", и исследователи последнего десятилетия вносили только "некоторые поправки и дополнения в картину, нарисованную Ключевским и Платоновым" 30 , труды которых еще "не скоро устареют" и уступят место таким же обобщающим исследованиям. Даже такой пристрастный критик, как Д. И. Иловайский, очень уязвленный отзывом Платонова на третий том его "Истории России" (1891 г.) и ведший с этого времени с ним скрытую полемику, несмотря на все замечания, в конце своей рецензии признает: "...в конце концов докторская диссертация г. Платонова вместе с магистерской является в числе наиболее крупных и полезных трудов в сфере Русской исторической науки за последнее время. Если посмотреть на нее как на первую серьезную попытку осветить Смутную эпоху со стороны общественных условий, то она заслуживает полного внимания и одобрения" 31 . 
 
В связи с последними дискуссиями историков по поводу места исследований Платонова в развитии московской и петербургской исторических традиций представляется значимым замечание Е. Ф. Трифильева, который вслед за В. Грибовским 32 указал на очень ценную особенность творческого таланта Платонова, позволяющего рецензентам видеть в этом историке представителя и петербургской и московской исторических традиций. "Если крупные ученые труды проф. Платонова поражают широтою взглядов автора, оригинальностью и глубиной его обобщений, методологической ясностью размещения научного материала, его мелкие работы свидетельствуют об удивительной способности их автора к мелким, кропотливым изысканиям по теме или другим отдельным вопросам" 33 . В 1910-е годы все чаще появляются заметки, авторы которых задумываются о месте творчества Платонова в развитии исторических традиций московской и петербургской школ. Одни историки (В. И. Пичета, В. Н. Сторожев) причисляют Сергея Федоровича к последователям идей, развивавшихся в рамках Петербургского университета: "Г. Платонов академичен до чрезвычайности; он всегда серьезен и деловит, и если берется за перо, то всегда можно быть уверенным, что, как говорится, с плеча он ничего не пишет: до мелочей будут разработаны соображения ученых, будут строго соблюдены и требования петербургского академического быта, весьма сложного и чопорного" 34 . Другие (П. Н. Милюков) видят в творчестве Платонова постепенную эволюцию в сторону сближения этих двух традиций: "Молодое поколение петербургских историков стремится согласить это направление учителей с более реальным направлением московского университета или даже вполне переходит на сторону последнего" 35 . В качестве примера приводятся произведения Платонова, в которых "слиянию петербургской и московской влияний в некоторое оригинальное целое очень помогла самая тема" Смуты 36 . 
 
Другим, пусть не основным, но тоже немаловажным критерием научности труда была форма изложения, которая, по мнению рецензентов, была простой и ясной, понятной не только для научного сообщества историков, но и для широкой интересующейся историей публики. Многие из рецензентов вполне понимали стоящую перед исторической наукой задачу популяризации ее достижений. Некоторые из них даже задумывались над тем, "наука ли история, или нет? Не должен ли быть и историк художником?" 37 , так как "совместить научность и художественность в историческом сочинении трудно. О последней некогда заботиться исследователю; она зачастую делается уделом популяризатора, чьи сочинения по содержанию далеко не всегда высоки. Немногие исследователи-историки могут быть названы исследователями- художниками" 38 . В этом отношении "Очерки" Платонова совершенно не вызывали никаких возражений. Официальный оппонент Платонова В. С. Иконников особо подчеркнул краткость, сжатость и в то же время ясность и живость языка книги историка 39 . На это достоинство исследования Платонова указывали все без исключения рецензенты, придавая ему большое значение в популяризации исторических знаний. "Нельзя не указать на литературные достоинства книги г. Платонова. Это до известной степени новый стиль научных исследований, представляющих собою не осторожное кропотливое изложение частного вопроса, а крупную законченную литературную работу первоклассного достоинства. Книга г. Платонова написана не специально для своего факультета, а для всей русской образованной публики" 40 . Отдельные популярные издания охарактеризовали книгу Платонова как "талантливый исторический роман", который вполне доступен для широкой читающей публики 41 . Успех книги Платонова был, на наш взгляд, больше того, какой могли предположить рецензенты и сам автор. Востребованность "Очерков" исторической наукой и их "читабельность" в ненаучной среде уже в течение первого десятилетия XX в. определили выход второго (1901 г.) и третьего (1910 г.) изданий этой книги, "что с учеными диссертациями в России бывало очень редко" 42 . 
Таким образом, отношение к Платонову как серьезному ученому-историку, "непревзойденному" исследователю Смуты окончательно оформилось именно с выходом его второго капитального труда и защитой докторской диссертации. Критики, обращающиеся к более поздним работам Сергея Федоровича, констатируют как само собой разумеющееся его высокий статус: "...имя проф. Платонова", "одного из виднейших представителей современной русской исторической науки", "автора лучшего у нас сочинения по истории смуты позволяет не сомневаться в строгой научности и полной исторической достоверности" его произведений 43 . В русской исторической науке исследование С. Ф. Платонова представляло собой логически завершенную концепцию Смуты, с прочным источниковедческим фундаментом и обширными историографическими экскурсами. Последовавшие за ней монографии русских историков XX в. (П. Г. Любомирова, И. И. Смирнова, В. И. Корецкого, Р. Г. Скрынникова и др.) во многом опирались на разработанную им концепцию Смуты и обогащали ее новыми фактологическими знаниями и более совершенной методикой исследовательской работы. Согласимся с мнением С. О. Шмидта, что, в отличие от "Боярской думы" В. О. Ключевского, "докторская диссертация Платонова и по сей день остается первоосновой знаний о России второй половины XVI - начала XVII вв." 44 . В общественно-культурной мысли России, все более осознававшей в начале XX в. возрастающую роль научного знания в развитии общества, особенно исторической науки, помогающей понять связь времен и место своей эпохи, имя С. Ф. Платонова становится широко известным как имя ученого-просветителя, талантливого популяризатора исторических знаний, чьи труды оказывают значительное влияние на формирование исторического сознания общества.