Актуальные проблемы предыстории великой отечественной войны

реакцию Гитлера  на выдвинутые Молотовым чрезмерные требования для согласия СССР присоединиться к Пакту Трех Держав" (28).

А.С.Орлов, В.Я.Сиполс, Г.Л.Розанов, Н.П.Шуранов и некоторые  другие авторы в своих работах  выступили с развитием традиционной концепции, расценивая затеянные немцами  переговоры как дезинформационный  маневр со стороны Германии, призванный ослабить опасения руководства СССР (29). В ходе переговоров, утверждает В.Я.Сиполс, Гитлер и Риббентроп вели "двойную игру: имели в виду одно, а говорили совсем другое, даже противоположное". Советское руководство, считает он, отдавало себе отчет  в действительных намерениях Гитлера. Об этом свидетельствует, в частности, письмо в НКИД советского полпреда в Румынии А.И.Лаврентьева от 20 октября 1940 г., в котором тот раскрыл цели проникновения германских войск в Румынию. Еще один документ, по которому можно судить о стратегических установках советского руководства - утвержденные в октябре 1940 г. "Соображения об основах стратегического развертывания на Западе и на Востоке на 1940- 1941 годы". "Соображения..." однозначно свидетельствуют о подготовке Советского Союза к войне со странами фашистского блока во главе с Германией. "Молотов имел в виду эти соображения, когда отправлялся на переговоры в Берлин", - заключает В.Я.Сиполс (30).

В 1995 г. в журнале "Новая и новейшая история" Л.А.Безыменским был опубликован  документ и озаглавленный "Некоторые  директивы к Берлинской поездке", представляющий собой конспективное  изложение той позиции, которой  надлежало придерживаться советскому наркому в ходе переговоров (32). Эта  публикация дала аргумент в пользу необходимости пересмотра традиционных представлений.

Л.А.Безыменский, анализируя "директивы", заключил, что их содержание является свидетельством того, что "советская  экспансия" вступила в "новую стадию": за счет продолжения начатого в 1939 году курса на "умиротворение", нового "сговора" с Гитлером Сталин и  Молотов намеревались расширить  границы СССР. Прежде всего, это расширение должно было быть осуществлено в "южном  направлении": ввести войска в Болгарию,

захватить часть  территории Турции. При этом Гитлера  следовало "заинтересовать" будущим  четырехсторонним соглашением, для  чего было предусмотрено предложить "открытую декларацию" о гарантиях  Британской империи. Третий пункт документа, по мнению Безыменского, демонстрирует "как значительны были аппетиты Сталина". При этом, указывает  он, "...стратегическая сверхзадача - обеспечение безопасности СССР и  под-

готовка к отражению  будущей фашистской агрессии - оказалась  заслоненной соблазном временного раздела сфер влияния с державами "оси" (33).

В.К. Волков, подобно  Л.А.Безыменскому, характеризует этот документ как "раскрывающий подлинные  цели сталинской политики, ее тактическую  линию и стратегические расчеты" (34). Анализ "директив", по его мнению, позволяет говорить о стремлении советского руководства заключить  с Германией соглашение на условии  признания со стороны Германии "сферы  интересов" СССР.

В.К.Волков, Л.А.Безыменский  и М.И.Семиряга сделали вывод о  том, что Сталин и Молотов не смогли правильно оценить результаты переговоров. Советскому руководству, пишет В.К.Волков, не только не удалось раскрыть истинные намерения Германии, но, более того, оно утвердилось в ложном представлении  о перспективности развития с  Германией дружественных отношений  и возможности согласования обоюдных интересов (35).

"...как свидетельствуют  документы, - указывает М.И.Семиряга, - Сталин и Молотов отнеслись  к итогам переговоров в Берлине  серьезно и рассчитывали на  их дальнейшее развитие и конкретизацию  по дипломатическим каналам..." (36)

Как доказательство в данном случае рассматривается  документ, переданный В.М.Молотовым  Шуленбургу 25 ноября 1940 г., в котором  от имени советского правительства  выражалось согласие "принять в  основном проект пакта четырех держав об их политическом сотрудничестве и  экономической взаимопомощи", который  был предложен Риббентропом во время  его последней беседы с Молотовым  в Берлине. М.М.Наринский, в частности, считает, что это заявление советского правительства было вполне искренним и выражало действительную готовность СССР пойти на заключение пакта (37). Л.А.Безыменский расценил такое развитие событий как "парадоксальное", однако, по его мнению, тот факт, что советская сторона впоследствии "упорно" добивалась ответа на свои предложения, а также предпринятые шаги в отношении Болгарии свидетельствуют, что,

выдвигая свои условия, Сталин и Молотов не старались  провоцировать немецкий отказ, а, напротив, подтверждали "серьезность своей  берлинской позиции" (38).

Такое истолкование позиции советского руководства  основано на утверждении, что германская сторона предлагала Советскому Союзу  присоединиться  0к Тройственному  пакту, а также на допущении, что  Сталин и Молотов не видели угрозы войны со стороны Германии. Кажется, однако, что это совсем не очевидно. В.Я.Сиполс, цитируя предложенный Риббентропом проект соглашения, отмечает, что предлагавшаяся Германией формулировка

о политическом сотрудничестве СССР с участниками Тройственного  пакта представляет собой не что  иное, как "чистую демагогию". В.Я.Сиполс справедливо подчеркивает, что истолкование предложения Риббентропа как  предложения присоединиться к Тройственному  пакту лишено каких-либо оснований: Тройственный пакт представлял собой  военный союз, Советскому Союзу же предлагалось заявить о готовности сотрудничать с Германией, Италией  и Японией "для установления мира" (39).

В.Я.Сиполс рассматривает  ответ советского правительства  от 25 ноября следующим образом. "Необходимо было отклонять явно провокационные предложения Гитлера, - пишет он. - Но это вело бы к осложнению положения. /.../ В Кремле решили ответить Гитлеру  и Риббентропу на их предложение, но в их же манере. Они говорили о  сотрудничестве Германии, Италии, Японии и СССР, хотя к этому не стремились. И Москва в ответ

сообщила о готовности к такому сотрудничеству, хотя на самом  деле такого намерения не имела. Поэтому "согласие" было обставлено фактически нереальными, причем явно неприемлемыми  для Германии условиями" (40). 
 

 Параграф 4 . Готовил  ли Сталин нападение на Германию? 

Обвинение Советского Союза в подготовке нападения  на Германию летом 1941 г. впервые официально прозвучало в заявлении немецкого  посла Шуленбурга, сделанном им сразу  после начала войны советскому правительству. Что касается исторической науки, то миф о том, что нападение Германии на СССР носило упреждающий характер, появился сразу после

войны в работах  бывших генералов вермахта, а также  чиновниках третьего рейха, стремившиеся оправдать свое участие, часто активное, в подготовке и осуществлении  плана "Барбаросса". Они заявляли, что СССР был намерен завоевать  всю Европу, и если бы Сталин и  не напал бы на Германию в 1941 году, то непременно сделал бы это позднее. Германия в

выступлениях этих авторов рисовалась как "хранительница  Европы", "барьер против распространения  коммунистического панславизма" (41).

В российской печати работы, в которых повторялись  аргументы западногерманских историков  и мемуаристов, появились в начале 90-х гг. и вызвали оживленную полемику, толчком к которой послужила  публикация на русском языке книги  В.Суворова (Резуна) под названием "Ледокол", где эта концепция была представлена в резкой и агрессивной форме.

Главная идея "Ледокола" состоит в обосновании утверждения, что сталинская внешняя политика в 30-е годы определялась стремлением  к мировому господству. Сталин всячески способствовал развязыванию второй мировой войны, рассчитывая превратить ее в войну революционную. В 1941 году СССР имел агрессивный план типа "Барбароссы", который реализовывался в развертывании  стратегических эшелонов, и Красная  Армия обязательно напала бы на Германию (и на всю Западную Европу), если бы Гитлер 22 июня не затормозил "наступление  мирового коммунизма". Точка зрения В.Суворова, его методы работы с источниками  вызвали справедливую критику со стороны историков разных стран  и политических ориентаций как далекие  от науки (42). Тем не менее, в нашей  стране нашлись

историки, поддержавшие версию о подготовке Сталиным нападения  на Германию. Доказательство правоты  В.Суворова они увидели в рассекреченном документе Генерального штаба Красной  Армии от 15 мая 1941 г., названном "Соображения  по плану стратегического развертывания". В качестве наиболее последовательных сторонников "Ледокола" выступили  Ю.Н.Афанасьев, В.Д.Данилов, М.И.Мельтюхов  и Б.В.Соколов. "Мог ли Сталин первым нанести удар и тем самым взять  на душу грех развязывания кровавой бойни? Пожалуй, да." - считает В.Д.Данилов (43). Намерение И.В.Сталина первым начать войну связывается в данном случае с общим характером "преступного  режима", агрессивного по своей сути, существовавшего тогда в СССР: "..не столько необходимостью борьбы с агрессией, сколько

далеко идущими  планами и коммунистическими  амбициями устранения власти капитализма  на пути к мировой революции определялась деятельность политического и военного руководства в предгрозовой обстановке 1941 года", - пишет В.Д.Данилов (44). Ему  вторит .И.Мельтюхов, считая, что основной внешнеполитической целью Советского Союза было "достижение

мирового господства" (45).

Эта точка зрения, широко озвученная на страницах периодических  изданий и по телевидению, стала  предметом обсуждения в научной  литературе, где была подвергнута  всестороннему анализу и критике (46). Прежде всего было обращено внимание на неоправданное отождествление в  работах названных авторов понятий "наступление" и "агрессия". Так, например, А.Н. и Л.А.Мерцаловы  подчеркнули, что в военной науке  приня-

то различать эти  понятия. Еще в начале ХIХ века крупнейшими европейскими военными теоретиками А.Жомини и К.Клаузевицем  было показано, что характер войны  определяется целями воюющих сторон, а не способами действий их армий. В справедливой и несправедливой, захватнической или освободительной  войне армия может и наступать, и обороняться. Так что наступательное - не значит агрессивное. "Дело не в  том, - пишут А.Н. и

Л.А.Мерцаловы, - кто  кого "упредил", кто на кого "напал", чьи войска на чьей территории. В 1944-1945 годы США "напали" на Германию, а  СССР - на Японию. Однако их никто не считает агрессорами..." (47) "...действия государств по отражению агрессии или  по пресечению агрессии,  даже если они являются наступательными, не могут рассматриваться как нарушение норм международного права," - пишут авторы "Военной энциклопедии" (48).

Аргументы, приводимые сторонниками суворовской "версии" не могут служить доказательствами намерения СССР напасть на Германию летом 1941 г. Проведение ряда мероприятий  подготовительного характера - призыв резервистов, переброска четырех армий  в приграничные округа - находит  вполне логичное объяснение и в рамках традиционной концепции. В частности, такое объяснение дано ещё Г.К.Жуковым (49).

Отметим, что В.Суворов  и его последователи представляют дело таким образом, будто Сталину  ничего не было известно о намерениях фашистского руководства (50). Получаемые разведсводки он, ослепленный собственной  манией величия, выбрасывал в мусорную корзину (51). Однако новейшие, и давно  известные исследователям документы  свидетельствуют

об обратном: Сталин и Генеральный штаб Красной Армии  не только видели все возрастающую угрозу со стороны Германии, но и  принимали меры для предотвращения вероятного столкновения. В этом контексте  современные исследователи склонны  рассматривать и дипломатические  маневры советского руководства, предпринимаемые  накануне войны, и меры по усилению войск приграничных округов, а также  форсированию оборонительного строительства, и интенсивную работу по корректировке  оперативных планов (52).

В ходе полемики вокруг утверждений В.Суворова дальнейшую разработку получили многие другие проблемы. В частности, О.В.Вишлёвым предложено объяснение несвоевременной отдачи И.В.Сталиным приказа о приведении войск в боевую готовность. Немецкое командование ставило перед собой  цель создать у советского руководства  впечатление о возможности мирного  разрешения конфликта, и, по-видимому, Сталин

если и не рассчитывал  на это, то по крайней мере считал вероятным, что началу военных действий будет  предшествовать выяснение отношений  на дипломатическом уровне. О.В.Вишлёв, анализируя полученные советской разведкой  данные, а также некоторые ранее  не включенные в научный оборот документы  из германских архивов, пришел к выводу, что И.В.Сталин, по-видимому, поверил  умело подброшенной дезинформации  и ожидал ультиматума со стороны  Германии. Опубликованные О.В.Вишлёвым немецкие документы свидетельствуют, что германское командование исходило, с одной стороны, из того факта, что  СССР не собирается нападать на Германию летом 1941 г., а, с другой стороны, планировало  выманить советские войска из глубины  страны поближе к границе, с тем  чтобы разгромить их в приграничных сражениях. С этой точки зрения кампания по дезинформации, проведенная гитлеровцами, оценивалась ими как успешная (53). 
 

 ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Такер Р. Сталин. Путь к власти. 1879-1929: История и  личность. Пер.с англ. М., 1991; Буллок  А. Гитлер и Сталин: Жизнь и  власть. Сравнительное жизнеописание.  Т.1-2. Смоленск, 1994; и др.

2. См.: статьи Ю.Н.Афанасьева, В.Л.Дорошенко, М.И.Мельтюхова, В.Д.Данилова, В.А.Невежина (Другая война.1939-1945. М., 1996).