Страны Центральной Азии в новейшие время

Объединяющим фактором новых независимых государств Центральной Азии является их общее советское прошлое, которое определило особенности развития современной государственности и культуры стран  региона.  То есть «множественные и смешанные идентичности – мусульманские и атеистические, советские и азиатские, тюркские и славянские, клановые и региональные, а также индивидуальные этнические идентичности – долгое время сосуществовали в советском центральноазиатском обществе, если не в самих отдельных центральноазиатах. Многие люди видели себя как восточные и западные, современные и традиционные, верующие и «хорошие» советские одновременно в зависимости от контекста».

Совокупность отмеченных характеристик дает основание говорить об территориях новых независимых государств как о регионе или субрегионе, который или останется частью единого евразийского пространства (то есть, пространства бывшего СССР), сохраняя с другими бывшими советскими республиками экономические, политические и культурные связи, или вернется в пространство исторической большой Центральной Азии. Возможно, что не произойдет ни того, ни другого, и пять бывших советских республик образуют окончательно самостоятельный регион.

Изучение трансформационных процессов, происходящих в Казахстане, Кыргызстане, Таджикистане, Туркменистане и Узбекистане, обнаруживает в их содержании, направлении и особенностях, так сказать, национально-региональный дуализм. Поэтому в целом процесс геополитической трансформации региона можно охарактеризовать как действительное возрождение и усиление регионализма в Центральной Азии». Особое значение в проблеме идентичности народов ЦА имеет религия Ислам. Эта религия является не просто вероисповеданием этих народов, но и формой и содержанием их национальной и культурной самоидентификации. После обретения независимости с исчезновением советского государства начал исчезать и советский атеизм, на место которого пришел Ислам. Причем он даже стал, с одной стороны, объектом политического процесса, а с другой стороны – средством манипулирования общественного сознания.

На политическую трансформацию, а также на интеграционные процессы в ЦА оказывают критическое  воздействие новые геополитические процессы, а также глобализация. Вспомним положение Дж. Ная о вовлечении внешних акторов в процесс интеграции. Интерес представляет то обстоятельство, что время обретения республиками ЦА своей независимости совпало с усилением небывалого в истории человечества процесса глобализации. Другими словами, обретение национального суверенитета совпало с началом, если можно так выразиться, эпохи десуверенизации в мировом масштабе.

Региональные проблемы безопасности Центральной Азии на современном этапе, вне всякого сомнения, напрямую зависят от хода геополитического противостояния мировых держав в регионе и, прежде всего, на его южных рубежах. Резкое обострение военно-политической обстановки в Таджикистане, очевидно, является следствием нового столкновения интересов внешних сил. Именно поэтому неожиданная активизация боевиков в Таджикистане и возможная дестабилизация ситуации в соседних с ним Кыргызстане и Узбекистане имеют важное значение для интересов Казахстана.

С момента получения Центрально-азиатскими странами независимости борьба за влияние над геополитическими процессами в регионе происходила в несколько этапов. Первый, с 1991 по 1995 годы, характеризуется появлением новых игроков, когда к традиционному геополитическому столкновению США и России (преемницы СССР) за контроль над территорией Центральной Азии и ее ресурсами активно подключились Пакистан, Иран, Турция, Китай и Индия. Каждый из них пытался заручиться поддержкой руководства республик бывшей Средней Азии. Борьба за продвижение интересов носила отчасти спонтанный, несистемный характер, причем продолжающийся конфликт в Афганистане фактически стал одним из действенных геополитических инструментов. Так, Тегеран через афганских моджахедов оказывал поддержку лидерам религиозной Объединенной таджикской оппозиции (ОТО) и влиял таким образом на ход гражданской войны в Таджикистане. Исламабад поддерживал пуштунские племена в Афганистане и никогда не скрывал, что важной целью создания движения «Талибан» было открытие торгово-экономических путей в страны Центральной Азии.

Узбекистан также изменил свой внешнеполитический вектор в сторону Запада. В апреле 1999 года президент И.Каримов предложил НАТО установить более тесное сотрудничество. Спустя месяц он заявил о выходе Узбекистана из Договора о коллективной безопасности, а также поднял вопрос о целесообразности присутствия российских войск в Таджикистане. Одновременно Ташкент и Бишкек неожиданно выступили с идеей проведения переговоров с афганскими талибами.

Скорее всего, руководство Кыргызстана и Узбекистана не могло столь демонстративно не считаться с интересами России, если бы не получили некие гарантии Запада, крайне заинтересованного в изменении геополитической ситуации вокруг Афганистана. Таким образом, пик геополитической борьбы пришелся на вторую половину 1999 года. Когда осенью того года Масуд в Афганистане остался без внешней подпитки, боевики неизвестного «Исламкого движения Узбекистана» (ИДУ) вошли с территории Таджикистана сначала в Кыргызстан, а затем весной 2000-го – в узбекскую часть Ферганской долины.

Вторжение боевиков имело самые серьезные последствия для всей региональной системы безопасности Центральной Азии. Небольшие вооруженные отряды высветили слабость Бишкека и Ташкента перед лицом внешней агрессии. Столкнувшись с хорошо организованными боевыми формированиями,  руководство обеих стран срочно обратилось за помощью к Москве. Изменение их внешнеполитической ориентации вновь в корне поменяло геополитическую ситуацию, сложившуюся в регионе к началу 1999 года. Вскоре Масуд смог выбить талибов из стратегических районов и навязать им изнурительную позиционную войну, что вряд ли было бы возможным, если бы он не получил внешнюю помощь.

Таким образом, на фоне появления в Центральной Азии новых угроз религиозного экстремизма и трансграничного терроризма позиции России в регионе усилились. Также была закрыта болезненная для нее тема строительства газопровода из Туркмении в Пакистан через территорию Афганистана.

Следующий, третий этап геополитического столкновения в 2001-2008 годы, связан с началом контртерорристической операции США и НАТО в Афганистане, поводом к которой стали теракты 11 сентября в Нью-Йорке и Вашингтоне. События, приведшие к ликвидации режима движения «Талибан» и появлению в ряде Центрально-азиатских стран западных военных баз, развивались настолько стремительно, что Иран, Россия и Китай фактически оказались в положении наблюдателей, которые могли лишь фиксировать очередное кардинальное изменение расклада сил в регионе.

Возможно, Вашингтон тоже не хотел обострять противостояние внешнеполитических акторов в Афганистане и вокруг него. Чтобы избежать этого, он, по всей видимости, пошел навстречу России, Ирану и Пакистану, которые поддерживали различных афганских полевых командиров, и признал наличие определенных зон их влияния в стране. Отсюда неудивительно, что США и НАТО, поддерживая стремление Хамида Карзая усилить позиции своего правительства и национальной афганской армии, не препятствовали полевым командирам на севере Афганистана и вождям пуштунских племен на юге захватывать контроль на местах, включая не только военно-полицейскую сферу, но и здравоохранение, транспорт и т.п. Взамен Москва, Тегеран и Пекин поддержали военную операцию против талибов и согласились с тем, что у сил НАТО в Центральной Азии будут созданы две базы – в аэропорту «Манас» под Бишкеком в Кыргызстане и в узбекском городе Термез.

Поначалу такое положение дел устраивало все стороны, поскольку баланс сил находился в состоянии пусть и неустойчивого, но равновесия. Однако к 2005 году перед США неизбежно встал вопрос об эффективности противостояния с афганской вооруженной оппозицией. Ведь командованию международного военного контингента  приходилось действовать не только против конкретных афганских полевых командиров, но и учитывать их связи с внешним миром. Любые нападки на «своего» представителя Тегеран и Москва могли расценить как отход от негласных договоренностей, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Отсюда понятно, почему на фоне обострения отношений Запада и Ирана из-за ядерной программы последнего, Тегерану удалось не только стать одним из основных спонсоров Кабула, но и активно искать союзников среди шиитов-хазарейцев, таджиков и пуштунов. Американцы явно не хотели грубо нарушать статус-кво, что привело бы к серьезным последствиям и увеличению числа погибших среди военнослужащих НАТО.

Разумеется, Вашингтон беспокоила активность Ирана и России на афганском направлении. В это время в некоторых странах бывшего СССР произошли так называемые «цветные революции», приведшие к власти проамериканские элиты. Смена режима в 2005 году в Кыргызстане продемонстрировала, что маятник геополитической борьбы в регионе качнулся в сторону США. Однако майские события того же года в узбекском Андижане и однозначная поддержка Каримова Москвой и Пекином, показали, что расклад сил в регионе в целом сохраняется. С победой прозападного К.Бакиева ничего принципиально не изменилось. Ташкент вынудил американцев уйти из Термеза, но базу продолжали использовать силы НАТО, в частности, военнослужащие Германии. Бишкек согласился на открытие российской военной базы в городе Кант. К тому же, россияне сохранили свое военно-политическое присутствие в Таджикистане. Больше того, надо отметить, что статус Душанбе как некой опорной точки России на южных рубежах Центральной Азии никем не оспаривался. Ситуация в стране оставалась стабильной даже несмотря на то, что Рахмонов постепенно избавлялся от бывших сторонников ОТО во власти, отправляя бывших политических противников в отставку, и усиливая личный режим.

После «цветных революций» геополитическая игра в регионе не принимала острой формы вплоть до 2008 года, когда Вашингтон обнародовал свою программу действий по урегулированию афганского конфликта и по сути начался очередной этап геополитического противостояния. По большому счету стремление США договориться с пуштунами, представляющих вооруженную оппозицию Кабулу, это было не только попыткой вывести урегулирование афганского конфликта на новый уровень, сколько желанием нейтрализовать игру Ирана. Таким образом, инициатива завершающего президентский срок Джорджа Буша была призвана нивелировать влияние Тегерана на ситуацию в Афганистане. Весьма логично в этой связи выглядят недавнее увеличение военного американского контингента и передислокация войск в преимущественно пуштунские провинции Гильменд и Кандагар, которые примыкают к иранской провинции Систан и Белуджистан.

Дело в том, что наряду с увеличением и перегруппировкой основных военных сил США и НАТО в Ираке и Афганистане, Вашингтон предпринял ряд мер по ограничению иранского влияния в регионе и фактически завершил этап геополитического «сдавливания» Тегерана. Так, в течение нескольких лет Белый дом сделал все возможное, чтобы снизить уровень сотрудничества Ирана с палестинскими и ливанскими радикальными организациями, а также с влиятельными партиями и группировками в Ираке.

В итоге можно наблюдать, что, во-первых, США и Европа перехватили инициативу в арабо-израильском мирном урегулировании.

Во-вторых, политические изменения в Ираке привели к сокращению влияния Ирана на ситуацию в этой стране. Вашингтон сформировал баланс сил основных политических групп страны, состоящих из иракских шиитов, суннитов и курдов, которая может существовать только при посредничестве со стороны США. Такое положение вещей вполне устраивает все иракские силы и какое-либо изменение ситуации на сегодня невыгодно ни одной из сторон.

В-третьих, Западу удалось сформировать «антииранский альянс» среди арабских государств. США и НАТО расширили отношения в военной сфере с монархиями Персидского залива, а также уделяют сотрудничеству с арабскими государствами в ядерной сфере.

И, наконец, Вашингтон объявил о стремлении урегулировать афганский конфликт по иракскому сценарию. Однако главное отличие ситуации в Ираке, связанной с сопротивлением, было отсутствие сколько-нибудь влиятельных внешних заинтересованных сил, за исключением Ирана. Пентагону относительно легко удалось договориться с суннитскими ополчениями «Ас-Сахва» именно потому, что за ними никто не стоял. Тогда как отрядам афганских боевиков так или иначе помогали те же Иран и Пакистан. Считается, например, что именно Тегеран стоит за активизацией боевиков начиная с лета 2008 года в Афганистане. Следовательно, необходимо было ограничить влияние тех же Ирана и Пакистана на ситуацию в Афганистане. Не исключено, что по этой причине Вашингтон вынудил в августе 2008-го уйти в отставку президента Пакистана Первеза Мушаррафа, которого упорно связывали с пуштунскими племенами, сражающимися с Кабулом и солдатами НАТО.

Таким образом, именно в это время Вашингтон предпринял военно-дипломатические усилия, чтобы снизить влияние всех внешних сил на ситуацию в Афганистане. По вполне понятным причинам это вызвало очередное столкновение интересов. Но самое интересное заключается в том, что в конце 2008 – начале 2009 годов геополитическое противостояние мировых и региональных держав впервые всерьез затронуло Таджикистан. Это государство стало рассматриваться как важнейший элемент всей региональной системы безопасности. Возможно, что режим Рахмонова начал испытывать определенное давление со стороны внешних игроков. Неслучайно появилась информация о том, что Душанбе предоставляет аэродромы для французской армии и планирует передать контроль над аэропортом Айни Индии. Кроме того, Рахмонов неожиданно потребовал от России плату за присутствие в Таджикистане 201-й российской дивизии.

В ответ Москва поддержала требования Ташкента, требующего от Душанбе прекратить строительство Рогунской ГЭС. Одновременно россияне вынудили Бакиева дать слово закрыть американскую базу в «Манасе» в обмен пообещав Бишкеку выделить безвозмездную финансовую помощь в размере 150 млн. долл. (примерно столько же давали США за использование «Манаса»), а также кредиты на сумму 2 млрд. долл. Примечательно, что российский постпред при НАТО Дмитрий Рогозин отметил тогда, будто опустевшая база в «Манасе» может принять отряды КСОР Организации договора о коллективной безопасности.