Геополитика постсоветского пространства

   Умелый акцент  на миссии миротворчества в  постсоветском пространстве мог  бы помочь России решить сразу  две задачи: оказывать влияние  на геополитическую ориентацию  новых независимых государств  и поддерживать стабильность  на своих границах. Давно известно: тот, кто играет роль миротворца, одновременно обладает и контролем  над пространством конфликта.  Запад старается всеми силами  интернационализировать миротворческие  акции России с целью ограничения  ее геополитического влияния.

   Многие конфликты  постсоветского пространства невозможно  разрешить силой оружия: они требуют  гибкого сочетания дипломатических  и экономических средств. К  числу таких методов можно  отнести создание в конфликтных  приграничных районах анклавов  свободных экономических зон,  введение института двойного  гражданства, что существенно  смягчило бы остроту гуманитарной  проблемы, связанной с режимом  пересечения государственных границ  для жителей приграничных территорий. Договор о коллективной безопасности  стран — членов СНГ, который  мог бы стать основным механизмом  достижения стабильности в ближнем  зарубежье, к сожалению, во  многом является просто декларацией  о намерениях.

   Обострились разногласия  между Россией и государствами  Прикаспия относительно статуса Каспийского моря, контроля над его нефтяными районами, транспортными коридорами и маршрутами доставки энергоносителей, что привело к открытому соперничеству между Россией, Азербайджаном, Казахстаном, Туркменистаном и Ираном. В результате вокруг Закавказья и Центральной Азии начала складываться принципиально новая геополитическая ситуация, которую аналитики назвали «второй большой игрой». В южном блоке выступают Турция, Туркменистан и Узбекистан. В северный блок входят Россия, Китай, Иран, Казахстан, Киргизстан, Таджикистан. При таком геополитическом раскладе сил России надо либо наращивать свое экономическое и военно-политическое присутствие в постсоветском пространстве, что во многом по экономическим причинам является пока сложной задачей, либо вести активную дипломатическую работу по созданию работоспособной системы коллективной безопасности в СНГ. Если последнего не произойдет, то страны СНГ в поисках других миротворцев станут все чаще апеллировать к Западу, ООН, ОБСЕ, что уже отчасти и происходит. Запад активно поддерживает эти устремления, чтобы сделать конфликты постсоветского пространства объектом геополитического торга с Россией. Существует определенная связь между «картой конфликтов» и «картой маршрутов»: почти все предполагаемые маршруты нефтепроводов пролегают через зоны этнических конфликтов.

Модели региональной интеграции постсоветского пространства

   Сохранение геополитического  и геостратегического влияния России на постсоветском пространстве возможно при известном балансе интересов с бывшими республиками СССР.

   Политике дезинтеграции,  которая проводилась в предшествующие  годы, нужно противопоставить интеграцию  постсоветского пространства. Актуальность  того или иного проекта всякий  раз обусловливалась конкретными  обстоятельствами.

   3. Бжезинский одним  из первых дал отпор «реставрации  русского империализма»: «упор  на ближнее зарубежье» не был  просто политически мягкой доктриной  регионального экономического сотрудничества. В ее геополитическом содержании  имелся имперский контекст. Даже  в довольно умеренном докладе  в 1992 г. говорилось о восстановившейся  России, которая в конечном счете  установит стратегическое партнерство  с Западом, партнерство, в котором  Россия будет «регулировать обстановку  в Восточной Европе, Средней Азии  и на Дальнем Востоке». Однако  в результате политического давления  Запада даже этот «мягкий»  либеральный вариант интеграции  не состоялся.

   На смену либеральной  пришла славянофильская геополитическая  модель интеграции, в основе которой  лежит союз славянских народов  России, Украины и Белоруссии. Сегодня  реальные шаги сделаны только  по пути российско-белорусской  интеграции.

   25 декабря 1998 г.  была подписана Декларация о  дальнейшем единении Белоруссии  и России, 2 декабря 1999 г. — договор  о создании Союзного государства.  Однако эти документы носят  рамочный характер: реальные политические  соглашения, на основе которых  можно было бы решать вопросы  единой валютной, экономической  и хозяйственной политики, до  сих пор не достигнуты.

   Российско-белорусский  интеграционный процесс вызывает  про­тиводействие со стороны США и ЕС. Это происходит разными путями: через открытую поддержку оппозиции, непризнание результатов президентских выборов, торговые и экономические санкции. Цель одна — любыми способами помешать интеграции, поскольку реальное появление на политической сцене Союзного государства России и Белоруссии существенно изменило бы расстановку сил на геополитической карте Евразии.

   В литературе высказывается  евразийский вариант интеграции  постсоветского пространства, который  опирается на идею полярности  России «как сердца Евразийского  острова, как Heartlanda», которая, по мнению его авторов, в актуальной геополитической ситуации лучше всех остальных регионов могла бы противостоять атлантистской геополитике и быть центром альтернативного Большого пространства.

  «Умеренный» вариант  евразийства был разработан президентом Казахстана Н. Назарбаевым, выдвинувшим концепцию Евразийского Союза (ЕАС) в качестве альтернативы безликому и неэффективному СНГ. Эта инициатива вызвана этнополитическим расколом, произошедшим, в Казахстане между коренными казахами и русскими переселенцами, число которых приблизительно одинаково. Поэтому возникло стремление найти формулу, которая могла бы несколько ослабить давление Москвы, направленное на политическую интеграцию. Назарбаев утверждает, что Евразия определяемая географически в границах, аналогичных границам Советского Союза, представляет собой органичное целое, которое должно также иметь и особое политическое измерение.

   Предлагается и  модель военно-политической интеграции  постсоветского пространства. В  его основе лежит подписанное  в июне 2000 г. на встрече глав  государств СНГ в Москве соглашение  о создании совместного антитеррористического  центра в рамках СНГ. Участвовать  в нем отказалась только Туркмения,  которая придерживается политики  нейтралитета. Антитеррористический  Центр одновременно может стать  и центром военно-политической  интеграции стран СНГ.

   Правда, все эти  модели интеграции так и остались  проектами, поскольку не были  поддержаны постсоветскими элитами  новых, независимых государств  СНГ, были слишком политизированы.

Варианты геоэкономической стратегии

    Евразия представляет  собой пространство формирующихся  процессов, причем порой диаметрально  противоположных. В этом смысле  особенно показательна судьба  Центральной Азии, своеобразный, если  хотите, посредник между Востоком  и Западом. Из событий недавнего  прошлого очень важны два исторических  момента для понимания того, что  сейчас происходит здесь и  может случиться в будущем.

   Когда гигантская  страна в одночасье превратилась  в полтора десятка недоразвитых  государств, в аутсайдерах мирового  списка благополучия со всей  очевидностью оказались и бывшие  советские среднеазиатские республики. С другой стороны, за 15 самостоятельных  лет эти новые страны стали  мишенью для многих мировых  держав, что вроде бы обещает  заманчивые перспективы, но и  таит в себе серьезные угрозы.

   Россия, имея стратегические  и иные интересы в этом регионе  и неся историческую ответственность  за все постсоветское пространство, не хочет, чтобы процесс СНГ,  в который активно включены  республики Центральной Азии, вышел  из-под ее контроля. Но «груз  СНГ» все же тяжеловат для Москвы. Зато поле для маневра у других ее партнеров по Содружеству, в том числе центральноазиатских, шире, правда, с разной амплитудой политических и экономических колебаний. Одновременно следует признать, что многое зависит от других крупных игроков.

   Стратегический экономический  интерес и Востока, и Запада  сфо­кусирован на энергоносителях Центральной Азии, причем никто и не скрывает этого. Вопрос в том, кто быстрее освоит этот «нефтегазовый резервуар». Центральная Азия как бы «растягивается» в разные стороны, чем принципиально отличается от других регионов бывшего СССР, например, стран Балтии. Исламский «угол» тянет азиатские республики в свою сторону. Стабильно силен «российский фактор». Нельзя отрицать укрепления партнерства с Западом и не обязательно на основе либеральных ценностей. Эти обстоятельства еще раз подчеркивают мозаичность геополитической картинки в Центральной Азии.

   Полоса исламских  стран от Магриба до Поднебесной,  контроль над которыми хотят  установить США, — это, в  принципе, иной регион. Но все,  что касается процессов, имеющих  отношение к исламу и исламским  государствам, как бы большим  крылом задевает Центральную  Азию. Деятельность исламистских  организаций в этом регионе  заметно активизируется. Для бывших  советских республик Средней  Азии идентичность — это вопрос  стратегического выбора. Но не  выбора между СНГ и исламом.  Особо серьезных противоречий  здесь не наблюдается. Единственная  проблема — это экстремизм. Не  будь его, исламским государством  ничего не стоит иметь самые  дружественные отношения как с Россией, так и с другими державами.

   Но с обнародованием  идеи создания так называемой  Большой Центральной Азии ситуация  в регионе «уплотнилась» за  счет этого нового концептуально-стратегического  разворота США. Он фактически  нацелен на устранение барьера  между пятью странами Центральной  Азии и их южными соседями.

   Трудно спорить  с тем, что историко-географическое  определение Центральной Азии  охватывает более широкое территориальное  пространство, чем бывшие советские  республики Средней Азии. Сюда  входят Афганистан и ряд других  государств. В этой оценочной  конструкции нет расхождений  в позициях всех участников  процесса. Однако, понятно, что американская  инициатива наполнена политическими,  экономическими и другими смыслами. Считается, что это связано  с соперничеством России, Китая  и США в регионе. В ответ  на идею о «Большой Центральной  Азии» появилось предложение  президента Казахстана Назарбаева  о создании нового центральноазиатского союза, который был затем интегрирован в ЕврАзЭС. Очевидно, что появятся новые предложения и концепции.

   С началом антитеррористической  кампании США в Афганистане  для центральноазиатских государств возникло альтернативное поле для международного сотрудничества и выхода в мир, особенно для Таджикистана, Туркмении и Узбекистана. Если в Афганистане действительно установится мир и начнется позитивное движение вперед, то для стран региона дорога в Южную Азию будет открыта. А это означает появление новых возможностей интеграции и нового потенциала торгово-экономического партнерства, особенно для тех государств, которые являются экспортерами энергоносителей. Разумеется, речь идет не о самой близкой перспективе: слишком много на пути проблем. Но следует подчеркнуть, что такая перспектива расширяет, причем значительно, посредническую роль Центральной Азии, что может принести немалые дивиденды для стран региона. Это хорошо осознают их лидеры.

   С другой стороны,  Большая Центральная Азия, как  понимают ее в центральноазиатских государствах, — это проект под патронажем США, активная реализация которого, как опять же представляют себе в этих странах, может вызвать озабоченность в Москве и Пекине. Ведь возможны смысловые замены в геополитике, военном и экономическом стратегировании и ценностных ориентирах. Последнее имеет немаловажное значение для центральноазиатских стран. Создание Большой Центральной Азии естественным образом приведет к еще большей исламизации государств региона, и не обязательно в варианте так называемого «чистого ислама». Исламские ценности в целом очевидны и воспринимаются всеми позитивно, как и ценности других религий. Но центральноазиатские государства путает то, что вместе с «чистым исламом» в регион более масштабно может придти экстремизм, терроризм и связанные с ними новые угрозы.

   Очевидно, что нагромождение  проблем в рамках обостряющейся  конкуренции в регионе между  ведущими государствами мира, предлагающими,  иногда весьма настойчиво, свои  ценностные ориентиры, — это  серьезный вызов для еще незрелых  политических элит. Незрелость выражается, прежде всего, в подражании  другим. А это, как известно, может  привести не только к конструированию  не самой лучшей копии той  или иной модели развития, но  и к потере ориентации в  далеко не простых процессах.  Ни одной из центральноазиатских стран пока не удалось создать национальную систему ценностей, которая лежит в основе стабильного, уверенного развития государства, а также сбалансированной, понятной партнерам и собственному народу внутренней и внешней политики.

   Посткоммунизм, либерализм, исламизм, национализм — все эти  «измы» в больших емкостях представлены в центральноазиатских государствах и имеют своих носителей и апологетов. В этом контексте трудно переоценить роль России в сохранении и развитии единого экономического и культурно-образовательного пространства. Пользуясь здесь широкой социальной поддержкой, Россия имеет большие преимущества по сравнению с другими игроками на центральноазиатском поле. Необходимо закрепить и преумножить эти преимущества. В этом заинтересованы и государства Центральной Азии.

   Большая Центральная  или Малая Средняя? Выбора не  может быть, поскольку выбор может  расколоть Центральную Азию. Необходимо  формирование нового исторического  пути, основное движение на котором  должны представлять собственно  сами центральноазиатские страны.