Учение Платона об идеях

Учение  Платона об идеях 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Содержание:

1. Введение
2. Основная часть:

1. «Мир вещей»  и «мир идей»

          2. Гносеологический подход: постижение мира идей

3. Заключение

     Список использованной литературы 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Введение

     В процессе исторического развития нет  другой эпохи, столь важной, 
знаменательной и поучительной, как та, которая связана с зарождением философии. Невозможно представить себе современную культуру без античного наследия.

     Платон  является культовой фигурой среди  персоналий античной философии. В нем, как в образце, на все времена воплощен культурный идеал человечества  всесторонне развитой личности. Но в историю античной культуры Платон вошел в первую очередь не как талантливый поэт, музыкант или выдающийся спортсмен, а прежде всего 
(а, пожалуй, даже и в основном) как философ, у которого “больше, чем у кого- нибудь, философия была жизнью”¹ и который “свои теоретические построения выстрадал всей свое благородной эллинской душой”².Как остроумно и верно заметил Уайтхед, вся история западной философии есть не что иное, как примечание к Платону.

Великий философ (427-347) был очень знатного происхождения.  Его отец, Аристон, его мать, Периктиона, - из дома Солона. Подлинное его имя – Аристокл, Платон - прозвище, которому он обязан своим мощным телом; по другим сведениям, он получил его, благодаря размашистому стилю и широкому лбу ("платос" по-гречески означает полноту, широту, просторность).

О жизни  Платона достоверно известно немногое. Как и все юноши его 
сословия, он получил хорошее воспитание и образование. Решающий поворот в его биографии связывают с именем Сократа. Когда отец привел его учиться к Сократу, великий скептик рассказал, что накануне ночью он видел во сне белого лебедя; такой сон предвещал, что у него будет новый ученик, которому суждено стать одним из самых просвещенных людей в мире.³ В 20 лет Платон бесед, обратился к диалектике и философии. После казни своего учителя (399 г. до н. э.) он был вынужден бежать из 
Афин. Скитаясь по миру, побывал в Мегаре, Кирене, Сиракузах, Египте, 
приобщаясь к мудрости знаменитых ученых. Существует мнение о том, что в Египте, общаясь с жрецами он получил тайные знания и стал Великим Посвященным, что очень сильно повлияло на его деятельность. По возвращении в Афины Платон основал школу, получившую в честь героя Академа название «Академия».  
Последние годы его преподавания в школе отмечены дружбой и 
сотрудничеством с Аристотелем, его гениальным учеником. После себя 
Платон оставил огромное количество философских и других сочинений. К 
числу наиболее значимых можно отнести такие произведения, как 
«Государство», «Законы», «Федр», «Протагор» и другие.

Центром того, что Платон создал в области  науки, он сам всегда называл 
учением об идеях. Многие исследователи также склоняются к тому, что 
данное учение – своеобразное «ядро» всей философии Платона. 
Первоначально представляя собой логическую теорию, оно обратилось в 
мировоззрение и общий принцип философской науки. Вместе с тем, 
идеалистическая диалектика Платона не изолирована и не оторвана от 
остальных учений великого философа, а наоборот, являясь в принципе их 
основой, она гармонирует и дополняет все стороны платоновской философии.

1. «Мир идей» и  «мир вещей»

    Суть философской концепции состоит в том, что первоосновой мира является не материальная, а идеальная сущность – «идея» или эйдос. Эйдос – явный лик подлинного бытия (перевод Лосева). Эйдосы вечны, неподвижны и неизменны, что Платон показывает на примере идеи прекрасного следующим образом: “нечто, во-первых, вечное, то есть не знающее ни рождения, ни гибели, ни роста, ни оскудения, во-вторых, не в чем-то прекрасное, а в чем-то безобразное, не когда-то, где-то для кого-то и сравнительно с чем-то прекрасное, а в другое время, в другом месте, для другого и сравнительно с другим безобразное. Прекрасное это предстанет ему не в виде какого-то лица, рук или иной части тела, не в виде какой-то речи или знания, не в чем-то другом, будь то животное, Земля, небо или еще что-нибудь, а само по себе, всегда в самом себе единообразное; все же другие разновидности прекрасного причастны к нему таким образом, что они возникают и гибнут, а его не становится ни больше, ни меньше, и никаких воздействий оно не испытывает”.⁴

    Согласно этому учению, мир вещей, воспринимаемых посредством чувств, не есть мир истинно существующего: чувственные вещи непрерывно возникают и погибают, изменяются и движутся, в них нет прочного, совершенного и истинного.  И все же вещи не совершенно отделены от истинно существующего, каким-то образом они «причастны» ему. А именно: всем, что в них есть истинно сущего, утверждает Платон, чувственные вещи обязаны причинам. Эти причины – формы вещей, не воспринимаемые чувствами, постигаемые только умом, бестелесные и нечувственные.  
         Таким образом, Платон отделил созерцаемое чувствами от созерцаемого 
умом, перенес «умопостигаемые» предметы в какую-то «занебесную», по его 
собственному выражению, область. В результате этого термин «идея», 
который первоначально обозначал лишь созерцаемую умом форму или причину чувственных вещей, стал обозначать бытие идеальное, нечувственное и даже сверхчувственное.

        Небытие Платон отождествляет с материей. Благодаря существованию материи возникает множество чувственных вещей. Материя, которую Платон уподобляет «матери», принимает в свое лоно идею и превращает единство и целостность каждого постигаемого умом вида во множество чувственных вещей, обособленных друг от друга в пространстве. При этом для Платона идеи возникают раньше материи; понятием небытия уже предполагается – как его условие – бытие; небытие тоже есть бытие, только бытие иное по отношению к данному.

        По воззрению, изложенному в «Федре», местопребывание идей – занебесную область» - «…занимает бесцветная, бесформенная, неосязаемая сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчему души – разуму…». Комплекс Идей с вышеописанными чертами вошел в историю под названием "Гиперурания" , употребленным в "Федре". "Это место над небесами, - писал Платон, - Гиперурания, никто из земных поэтов его не воспевал и не воспоет должным образом. И все же это так, ибо надо же иметь мужество, чтобы говорить правду, в особенности, когда говорят об истине. Ведь это и есть субстанция (реальность, бытие, т.е. идеи), которая лишена цвета, фигуры и неосязаема, которую, возможно, созерцает лишь водительница души, нус, это и есть подлинный объект истинной науки, которой это посильно. Кроме того, сама мысль о боге питается интеллектом и чистой наукой, а также это дело каждой души, имеющей сердце, воспринять то, что к ней взывает; и ведомая бытием, она возрадуется, созерцая истину, пока, вращаясь, не будет приведена в то же состояние. В процессе эволюции мысль видит справедливость как таковую, видит мудрость, видит науку, не ту, что вовлечена в становление, и не ту, что разнится, имея дело с разными объектами, кои мы называем существами, но ту науку, которая есть реальное знание об объекте, который есть реальное бытие. И только созерцая подобным образом другие реальные целостности, наполнившись ими, она затем снова окунется в целокупность неба и вернется домой"⁵.

   "Местность Гиперурания" означает локальность наднебесную, или "поверх физического космоса", и, стало быть, есть образ, указывающий, в точном смысле, место, которое не есть место. Действительно, идеи тут же описаны как то, что не имеет ничего в предметном смысле (без фигуры, цвета, неосязаемые). Гиперурания, следовательно, есть образ непространственного, умопостигаемого, надфизического мира. Платон усердно подчеркивает, что Идеи "доступны лишь наиболее возвышенной части души", т.е. открыты понимающему уму и только ему.

   Платон  понимает свой мир идей как иерархически организованную систему, в которой  идеи нижнего яруса подчинены  более высоким, и дальше, и выше, вплоть до Идеи на вершине иерархии, которая есть условие всех остальных  и не обусловлена никакой другой (необусловлена, значит, абсолютна). На вершине этой иерархии стоит Благо или Единое. Единому противостоит начало, также упорядочивающее, но рангом ниже, понимаемое как безусловное и неограниченное начало множественности. Второй принцип получил название Диады, или Дуализма. Из соединения этих двух начал вырастает тотальность всех идей. Единое воздействует на неограниченную множественность в духе ограничения и детерминации, обозначения границ, т.е. как формальный принцип, дающий форму, границы и пределы. В то же время принцип множественности исполняет роль субстрата, подобно интеллигибельной материи, если использовать позднейшую терминологию. Каждая и взятые все вместе идеи, следовательно, есть своего рода "смесь" двух принципов (ограничения и безграничного).

   Рождение  идей из принципов Единого и Диады нельзя понимать как временной процесс, это, скорее, метафора, иллюстрирующая анализ онтологической структуры. Процесс происходит вне времени.

     Ступенькой ниже в иерархии интеллигибельного мира расположены математические объекты, числа и геометрические фигуры, которые, в отличие от идеальных чисел, множественны (много единиц, 2, 3..., много треугольников и т.п.), впрочем, они также доступны познанию.

   Позже Филоном Александрийским и Плотином эта сложная сфера платоновской умопостигаемой реальности будет названа "ноэтическим космосом". В самом деле, Платон выстраивает некую тотальность бытия мыслимого во всех его связях и отношениях, и того, что в диалоге "Федр" названо "Гиперуранией", или "Долиной правды", т.е. некой обители, где души блаженствуют, созерцая.

     2. Гносеологический подход: постижение мира идей

     В досократовской философии вопрос о познаваемости мира или вообще не упоминался, или познаваемость мира напрямую связывалась с возможностями чувственного восприятия. Заслуга Платона в том, что он в отличие от своих предшественников обратил особое внимание на недостатки чувственного восприятия (и соответственно основанного на нем обыденного сознания). Он полагал, что всякое знание, выражаемое в понятиях, есть воспоминание; как первоначальное, до всякого восприятия приобретенное достояние души, оно возвращается в сознание, как только идея вызвана сходными с ней восприятиями. Познание – это припоминание душой априорного знания.  А восприятие, по Платону, представляет вещи не такими, какими они есть “на самом деле”, а такими, какими они кажутся нам (или нашим органам чувств).

          Многие современники Платона не понимали, что, мир идей вообще можно созерцать. Например, глава школы киников Антисфен вступил с 
философом в спор: «Этого коня перед собой я вижу, а вот «идеи» коня, 
«конности», «лошадности», о которой ты, Платон, твердишь, я не вижу». 
Платон отвечал ему, и смысл его возражений был таков: «Да, «идеи» коня 
ты не видишь, но это происходит только оттого, что ты хочешь и надеешься 
увидеть ее обычными глазами. Я же утверждаю, что ее можно увидеть только 
«глазами ума», с помощью «интуиции ума».      
           Платон полагал, что идея – общее для всех обнимаемых ею 
предметов. Коней в чувственном мире множество, а идея коня в 
умопостигаемом мире – некоторая целостность, и, как такая целостность, 
она – только одна. Эта идея – то, что всякого чувственно воспринимаемого 
коня делает именно конем, и ничем другим. Но общее для многих предметов 
не может открыться чувствам. По своей природе оно бестелесно, 
запредельно по отношению ко всему чувственному. Оно доступно только уму. 
          Способность к созерцанию истинного бытия, мира идей, самих идей приобретается отнюдь не усвоением какой-то особой – философской информации. Такую способность приобретают, когда на кон поставлено не  познание, а само бытие человека. Необходимо изменение в бытии самого человека, вернее – изменение его онтологического статуса, изменение его ума. А такие изменения предполагают проживание-прохождение экзистенциально значимого опыта, который современными мыслителями удачно назван «опытом-пределом». Во времена Платона такой опыт-предел именовался инициацией, то есть  посвящением подготовленных – по своему качеству и умению – людей. Разумеется, современники Платона не знали   термина, аналогичного латинскому  initiation. Для них процесс опыта-предела именовался иначе, а именно – участием и прохождением  Мистерий. Только тот приобретает мудрость как способность к созерцанию ликов подлинного бытия, кто успешно прошёл испытания, к примеру, в малых Элевсинских мистериях и получил статус мистеса. Современное толкование мистики хотя и связано с греческим терминологически, но по существу далеко ушло от греческого исконного толкования. Для античного грека звание, или статус мистеса был почётным  статусом человека, посвящённого  в таинства богини Персефоны (Психеи) – посвященного не только в смысле обладания каким-то сокрытым от непосвященных секретным знанием. Прежде всего, имелось в виду именно опытно пережитое изменение существа самого человека, изменение такого рода, которое достаточно точно названо «вторым рождением человеческого существа».

           В случае малых Элевсинских мистерий успешное их прохождение тоже оказывалось малым по масштабу онтологическим изменением в существе человека. Ведь слово  мистес буквально переводится как «видящий сквозь туман», то есть – видящий истину бытия не ясно и отчётливо, но, напротив, неясно – сквозь затуманивающую духовный взор среду. Вы уже видите сквозь гилетику вещей этого текучего мира подлинные, неизменные лики бытия, но ещё не совсем ясно и отчётливо различаете эти эйдосы – лики. И только пройдя Великие мистерии происходит «второе рождение человека».

       Лишь  пережив некое экзистенциальное событие, своеобразный опыт-предел, благодаря  чему вы сами меняетесь уже не в  смысле приобретения новой информации, но в смысле онтологического события  «второго рождения» (инициации, посвящения!),  можно узнать( Платон в диалоге «Федон» устами своего учителя Сократа выдвигает – в качестве аргумента бессмертия души! – знаменитый философский тезис, согласно которому подлинное знание есть припоминание душой тех ликов подлинного бытия, которые душа созерцала да своего воплощения в земном теле – этой гробнице и темнице души), что же на самом деле зашифровано, как некое послание,  в данном философском тексте…      Глубоко в пещере сидят узники, прикованные за бедра и шею так, что они могут глядеть только прямо перед собой – на стену пещеры. На стене движутся или покоятся тени, проекция  вещей. Эти теневые проекции получаются от того, что позади узников в пещере горит огонь костра, в свете которого над оградой кто-то невидимый проносит разные фигуры – иногда молча, иногда с определённым звуком. Понятно,  что  не имея возможности встать и обернуться, узники пещеры думают, что они созерцают не тени, а самую что ни на есть настоящую реальность.

      Но вот однажды одному из узников довелось освободиться от своих уз (скорее, ему помогли в этом). Освобождённый с трудом повернулся и застыл от удивления, увидев костёр, оградку и весь «театр Теней». Он подошёл поближе к костру, но никого из обманщиков там не нашёл. Зато увидел, что гораздо выше  и впереди есть выход из пещеры, откуда бьёт яркий дневной свет. Протирая слёзы от света и щурясь, бывший узник поднимается к выходу и…что же он обнаруживает? Привыкнув к свету, его глаза различают залитую солнцем долину. Весело журчит речушка, по-весеннему щебечут птицы, яркая зелень первой листвы и травы, цветочное разноцветье, яркое голубое небо с плывущими на нём белыми облаками… Велико изумление путешественника, впервые наблюдающего подлинную реальность!

        Захлёбываясь от восторга, бывший узник спешит вернуться к своим собратьям и поведать им об истинном положении вещей! Но, вбежав в темноту пещеры после яркого дня, наш герой спотыкается и падает – под дружный смех соплеменников. Они не верят ни единому его слову, принимая за сумасшедшего. Сначала смех, затем – агрессия и практика изгнания. В этом впервые подчеркнуто не только совпадение знания о мире самим миром, но и несовпадение понятия о предмете с самим предметом.