Проблема смысла жизни в философии

     Пятый «идеальный тип» человека Шелер назвал «постулаторным атеизмом серьезности  и ответственности». Это взгляд на человека как на свободное, нравственное существо – «личность». Такое существо может возникнуть только как не запланированное  заранее, то есть случайно, без помощи всемогущего существа – Бога. Именно абсурдность, «молчание» мира есть предпосылка  человеческой свободы; мир не должен быть родственен, «единосущен» человеку. 

     2. Судьба и поиски смысла жизни 

     2.1 Судьба и жизненный путь 

     Свои  попытки отличить возможное от невозможного, желаемое от действительного, вероятное  от неизбежного человек воплотил в образе судьбы.

     Жизнь человека – это материал, в который  судьба воплощает свои веления, это  «эмпирия судьбы». Способ действия судьбы, ее воплощения человеческой жизни могут  быть различны.

     Судьба  может действовать как абсолютная предрешенность всех событий человеческой жизни, всех его поступков: то, что  случилось, обязательно должно было случиться. Или же по-другому: то, что  с тобой произойдет, произойдет обязательно. Именно так судьба понимается в сказке, где герой может увидеть в  волшебном зеркале весь ход своей  будущей жизни.

     Судьба  может рассматриваться и как  основная тенденция жизни, которая  пробивает себе дорогу сквозь путаницу случайностей, прихотливость человеческих действий. Лучше всего такая форма  бытия судьбы проявляется в судьбе как характере человека.

     В образе судьбы воплощаются разные формы  переживания человеком ограниченности своей свободы. По словам еврейского философа М. Бубера, «свобода и судьба вверены друг другу и объемлют друг друга…». Можно с покорностью  принять свой жребий, можно попытаться обмануть судьбу, открыто с ней  сразиться, познать ее… Но все  попытки выстроить свой жизненный  путь как бы в стороне от дороги судьбы обычно кончаются неудачей. В самом основном вопросе взаимоотношений  человека с судьбой – в вопросе  о возможности ее преодоления  – уже содержится оценка судьбы как несчастья. В конечном итоге  все попытки преодолеть судьбу –  это неприятие бытия, борьба с  небытием. Полная предрешенность человеческого  бытия есть небытие: все чуждое мне, не зависящее от меня – это-не-я, не мое бытие, небытие. Недаром тема смерти неотделима от темы судьбы.

     С точки зрения небытия все события  жизни оказываются неважными, несущественными. Основная задача судьбы-небытия, противостоящей человеку, − поглотить его. Поэтому  смерть – единственное значительное, «судьбоносное» событие. То, что происходит в промежутке между рождением  и смертью, − сама жизнь – неважно, призрачно с точки зрения небытия. Все события сжимаются до непространственной точки на нити жизни.

     Приняв  точку зрения «небытия», покорившись  судьбе, человек воспринимает свою жизнь не иначе, как абсолютную бессмыслицу, где все события равнозначны  или, что то же самое, равно не имеют  значения. В этом случае жизненный  путь человека не освещен целью и  не освещен высшими ценностями. Судьба как небытие лишает бытие осмысленности. Жизнь как осмысленное и завершенное  целое перестает существовать: это  не мной задуманная жизнь, не я ее автор.

     Лишь  одно чувство нежелания покориться судьбе и сохраняет ту грань, которая  отделяет небытие от бытия. Сам гамлетовский вопрос: быть или не быть, склониться или сразить ее в противоборстве – уже форма утверждения бытия.

     Стремление  обмануть судьбу, «игра» с судьбой  незаметным образом меняет характеристики самой судьбы. Она «очеловечивается». Человеку противостоит уже не судьба как слепой и неотвратимый рок, а  судьба-случай. Случай – это «псевдоним свободы». С такой судьбой-случаем  можно договориться, ее можно обмануть. Человек пререкается с судьбой. Ощущение предрешенности в этом случае теряется, исчезает трагический налет  во взаимоотношениях человека и его  судьбы. «Фортуну можно пинать ногами, как женщину, - писал Макиавелли, - она так же капризна и своенравна». Наконец, сам человек может взять  на себя роль судьбы-случая. «Мужем рока»  назвал Наполеона Лермонтов, о Ленине как «человеке судьбы» писал  Н. Бердяев. Трагическое противостояние бытия – небытия исчезает. Судьба оказывается материалом, которому человек  своими деяниями придает желаемую форму. Жизненный путь и судьба меняются местами: человек своими делами, своими руками создает собственную судьбу. Судьбу-случай человек своими удачными и хитроумными действиями превращает в судьбу как замысел человека о самом себе.

     Так обнаруживается второй основной смысл  понятия судьбы. Судьба – это  не только внешняя обусловленность  человеческой жизни, но и связанность, завершенность человеческого бытия, его «логика». Так понимаемая судьба уже не тождественна несчастью, она может быть и счастливой.

     Судьба  не рудимент древнего мировоззрения  – это необходимый элемент  нашего духовного мира, своеобразный символ взаимоотношений человека с  миром. Судьба оказывается элементом  самого нашего бытия: человек совершает  определенные действия по отношению  к судьбе – борется с ней, подчиняется, смиряется, играет. Это не борьба с  фикцией, человеческие представления  о судьбе, включенные в реальную жизнь, приобретают модус, качество реальности. Судьба символизирует тот  аспект действительности, который является для человека жизненно важным. Другими  словами, такие явления, как смерть, время, вечность, свобода, человек не может освоить иначе, как в  форме судьбы. Судьба, следовательно, необходимый элемент человеческого «жизнеустроения», жизненного мира, в котором действительность дана вместе с ее осознанием. Это не мир теоретика, это мир человеческих поступков, выборов, решений.

     Разные  представления о судьбе – как  неотвратимом роке, логике характера, внутренней завершенности человеческого  бытия, замысле человека о самом  себе – по-разному реализуются  в различных жизненных мирах.

     Жизненный мир не имеет строгих контуров, четкой и осознанной смысловой структурированности, это некая духовно-материальная целостность, в которой образ мира не отделен от своего прообраза.

     Основная  его черта – ясное осознание  цели. И тем самым – осознание  себя, своих потребностей. Весь естественный мир непосредственной жизненности  как бы воссоздается, конструируется заново, рационализируется. Умственный взор человека обращается на себя самого. В результате исходные, витальные  потребности теряют свою непосредственность, корректируются, «подправляются» и тем самым угасают, пропущенные сквозь горнило разума. Возникает второе противоречие – в отношении индивида к самому себе.

     Так на первый взгляд простое отношение, лежащее в основе мира цели, открывает  целый спектр возможных способов бытия в этом мире: от фанатичного  стремления к достижению цели, подчиняющей  себе человека целиком, не позволяющей  задуматься, остановиться, оглянуться, до разросшегося до размеров всей Вселенной  сомнения, погружения в бесконечные  поиски оснований собственной жизни, парализующего всякую целенаправленную деятельность.

     Мир цели несет в себе зерна саморазрушения, он так же опасен для человека, как  и мир непосредственной жизненности.

     Предполагаемый  день исполнения всех желаний неизбежно  должен оказаться днем исчезновения человеческой индивидуальности, всего  того, что человек приобрел в процессе движения к цели. Недаром образ  смерти, ждущей человека в конце  его жизненной дороги, ведущей  к исполнению желаний, так характерен для европейской культуры. Главным  условием отстаивания себя оказывается  недостижимость цели, постоянное движение к ней как заранее обреченная на провал попытка соединить мир  человеческой субъективности и внешний  мир. Человек постоянно находится  между двумя необходимостями, ускользая  от тисков судьбы. Чем масштабнее цель, тем разрушительнее для человека ее исполнение. Остановка – также  гибель, крушение мира, в основании  которого лежит деятельность по движению к цели.

     2.2 Поиски смысла  жизни 

     Отсутствие  смысла жизни или невозможность  его реализовать порождает у  человека состояния экзистенциального вакуума, невроз, связанных с апатией, депрессией и утратой интереса к жизни.

     Смысл жизни доступен любому человеку, независимо от пола, возраста, интеллекта, образования, характера, среды и религиозных  убеждений. Однако накопление смысла –  это вопрос не познания, а призвания. Не человек ставит вопросы о смысле своей жизни – жизнь ставит этот вопрос перед ним, и человеку приходится ежедневно и ежечасно отвечать на него – не словами, а  действиями. Смысл не субъективен, человек  не изобретает его, а находит в  мире, в объективной действительности. Именно поэтому он выступает для  человека как императив, требующий  своей реализации.

     Австрийский психолог В. Франкл вводит представление  о ценностях. Это позволяет обобщить возможные пути, посредством которых человек может сделать свою жизнь осмысленной. Во-первых, с помощью того, что мы даем жизни ( в смысле нашей творческой работы). Во-вторых, посредством того, что мы берем от мира (в смысле переживания ценностей). И, в-третьих, благодаря позиции, занимаемой нами по отношению к судьбе, которую мы не в состоянии изменить. Соответственно этому мнению выделяются три группы ценностей: ценности творчества, ценности переживания и ценности отношения.

     Осуществление смысла жизни является для человека императивной необходимостью по причине  конечности, ограниченности и необратимости  бытия человека в мире, невозможности  отложить что-то на потом, неповторимости тех возможностей, которые представляет человеку каждая конкретная ситуация. Осуществляя смысл своей жизни, человек осуществляет тем самым себя.

     3. Свобода и творчество как экзистенциальные  ориентации 

     По  мнению Канта, человек – двойственное по своей природе существо, принадлежащее  и к миру природной необходимости  и к сфере нравственной свободы. Нравственные поступки, соответствующие  высоким нормам морали, может совершать  только свободный человек как  мыслящее существо, собственным разумом  определяющий свои цели. Внутренняя свобода  человек – мера его самоуважения и достоинства в борьбе с естественными  эгоистическими стремлениями, толкающими его к нарушению долга. Человек  как сознательно-моральное существо должен относиться с уважением не только к себе, но и к другим людям. В центре немецкой классической философии  – проблема активности и свободы  человека как духовного существа.

     Человеческая  субъективность есть не что иное как  сложный и противоречивый внутренний мир человека, который наиболее зримо  обнаруживает себя в так называемых пограничных ситуациях. К важнейшим  экзистенциональным характеристикам  человеческого бытия обычно относятся: сущность и существование, свобода, ответственность, смысл жизни.

     Свобода – способность и реальная возможность  человека действовать в соответствии с собственными желаниями, волей.

     Крайние, недиалектические трактовки свободы  человека в истории философии  были связаны с принципами фатализма, согласно которым жизнь человеческая, как и все в мире, предопределена судьбой, роком, или божественной волей, а свобода человека заключается  в умении слушать высшую волю и  жить в рамках предопределенности, а также волюнтаризма, согласно которым  источник свободы – свободная  воля человека, а это означает, что  человек изначально свободен от внешних  обстоятельств, в том числе и  от объективных условий своего существования.

     В неклассической философии предпринимаются  попытки дополнить формулу классической философии свободы человека как  «познанной необходимости». Например, К. Маркс и Ф. Энгельс связывали  свободу не только с познанием  необходимости, но и с возможностью человека действовать в соответствии с этим знанием. Американский философ  Эрих Фромм ввел в оборот понятия  «позитивная свобода». По его мнению, движение к позитивной свободе является гуманистической стратегией развития человеческого общества.

     До  сих пор вызывают интерес размышления  русских философов конца XIX - начала XX в. о свободе. Так, пытаясь определить природу и сущность свободы, И. А. Ильин писал: «…внешняя свобода необходима для внутреннего самоосвобождения… Свободен не тот человек, который предоставлен сам себе, которому нет ни в чем никаких препятствий, так что он может делать все, что ему придет в голову. Свободен тот, кто приобрел внутреннюю способность созидать свой дух из материала своих страстей и своих талантов, и, значит, прежде всего – способность владеть собой и вести себя, а затем – и внутреннюю способность жить и творить в сфере духовного опыта, добровольно, искренно и целостно присутствия в своей любви и в своей вере. Воистину свободен духовно-самостоятельный человек; человек же, освобожденный только во внешнем, может злоупотреблять своей свободой и превращать ее в совершенную внутреннюю несвободу, в ужасающее внутренне рабство».