Политическая мысль Древнего Китая

Дей­ст­вие по­сред­ст­вом не­дея­ния (увэй) го­су­да­ря яв­ля­ет­ся труд­но­ по­сти­жи­мым. Не­дея­ни­ем дос­ти­га­ет­ся са­мо­про­яв­ле­ние всех су­ществ, но не са­мо­воль­но­го, а ис­тин­но­го: «Ес­ли вла­де­те­ли и царь мо­гут сле­до­вать не­дея­нию Дао, то де­сять ты­сяч ве­щей са­ми же пре­об­ра­зу­ют­ся» (37). В ми­ро­воз­зре­нии ки­тай­цев это дей­ст­вие но­сит ма­ги­че­ский ха­рак­тер. Гар­мо­ния го­су­да­ря и Дао на­прав­ля­ет на пра­виль­ную до­ро­гу ход не толь­ко го­су­дар­ст­вен­ной жиз­ни, но так­же при­ро­ды и всех ве­щей.

Один из па­ра­док­сов «Дао дэ цзи­на» - пра­вить не на­до, на­до про­сто быть. Ес­ли пра­ви­тель сле­ду­ет Дао и свои­ми сло­ва­ми, мыс­ля­ми, по­ступ­ка­ми «ове­ще­ст­в­ля­ет» это Дао, то сам он из­бав­лен от не­об­хо­ди­мо­сти что-то пред­при­ни­мать. Про­ще го­во­ря, пра­вит не че­ло­век, но Дао, ко­то­рое че­рез кон­крет­ную лич­ность ве­дет мир к гар­мо­нии. В этом смыс­ле уни­ка­лен как выс­ший вла­сти­тель и уни­вер­са­лен как че­ло­век, транс­ли­рую­щий Дао в на­род. Он из­бав­лен от оши­бок, же­ла­ний и стрем­ле­ний, вер­нее его стрем­ле­ния ни­чем не от­ли­ча­ют­ся от «стрем­ле­ний» Дао. Пра­ви­тель «пре­неб­ре­га­ет со­бой и по­то­му сбе­ре­га­ет се­бя», пре­сле­дуя лич­ные це­ли. В этом за­клю­чен свое­об­раз­ный да­ос­ский эго­изм. Так, да­ос Ян Чжу (4 в. до н.э.) зая­вил, что муд­ре­цы древ­но­сти не по­жерт­во­ва­ли да­же од­ним во­лос­ком, что­бы ов­ла­деть Под­не­бес­ной. За  та­кое пас­сив­ное от­но­ше­ние к судь­бам стра­ны его не за­мед­ли­ли осу­дить кон­фу­ци­ан­цы. Они со­ве­то­ва­ли про­све­щать лю­дей, ви­де­ли в этом за­лог уст­ра­не­ния хао­са. Дао­сы от­ри­ца­ли и по­ри­ца­ли стрем­ле­ние к нау­ке, зна­ни­ям. Ис­тин­ная муд­рость – удел не­мно­гих, и на­ро­ду со­всем не обя­за­тель­но знать ме­ха­низ­мы муд­ро­го управ­ле­ния, важ­нее быть сы­тым и сча­ст­ли­вым. Лю­ди не долж­ны ощу­щать управ­ле­ния, пра­ви­тель дос­ти­га­ет по­ряд­ка че­рез свою Бла­гую мощь – Дэ.

Да­ос­ская мысль об управ­ле­нии до­воль­но про­ста: не на­до ме­шать раз­ви­вать­ся на­ро­ду, лю­дям и не сле­ду­ет вно­сить в гар­мо­нию стра­ны свое лич­но­ст­ное, ука­зую­щее на­ча­ло. На прак­ти­ке ока­за­лось, что иде­ал прав­ле­ния го­су­дар­ст­вом че­рез не­дея­ние не осу­ще­ст­вил­ся. И хо­тя час­то пра­ви­те­ли при­вле­ка­ли ко дво­ру да­ос­ских муд­ре­цов и мо­на­хов, но они так и не про­ник­лись иде­ей еди­не­ния и управ­ле­ния Бла­го­стью.

Ис­то­рия Лао-цзы и его фи­ло­со­фии пе­чаль­на, но в из­вест­ной сте­пе­ни за­ко­но­мер­на. Ран­ние дао­сы соз­да­ли труд­ней­шее для по­ни­ма­ния уче­ния, где глав­ной ка­те­го­ри­ей яв­ля­ет­ся Дао – слож­ней­шее по­ня­тие. Позд­ние дао­сы и пра­ви­те­ли ви­де­ли в «Дао дэ цзи­не» лишь обос­но­ва­ние их ал­хи­ми­че­ских, фи­зи­че­ских, эзо­те­ри­че­ских опы­тов. Они ис­ка­ли дос­ти­же­ние бес­смер­тия с по­мо­щью не­сколь­ких таб­ле­ток и раз­лич­ных хи­ми­че­ских эле­мен­тов. Они ис­поль­зо­ва­ли ма­гию и гряз­ный ри­ту­ал. И все это по­то­му, что за мел­ким и не­нуж­ным они не ви­де­ли глав­но­го, чис­то­го и ра­зум­но­го, что хо­тел до­не­сти ав­тор «Дао дэ цзи­на»: есть не­кое, про­ти­во­по­лож­ное на­ше­му, ви­ди­мо­му ми­ру. Это Дао. Оно ве­ли­ко и яв­ля­ет­ся по­ро­ж­даю­щим на­ча­лом все­го.

По су­ти по­сти­же­ние Дао – это ­при­зна­ние еди­но­го бо­га. Не­при­ми­ри­мым про­ти­во­ре­чи­ем ка­за­лось Лао-цзы при­зна­вать веч­ность и бес­ко­неч­ность ма­те­рии (или ве­щи). Бес­пре­стан­ное дви­же­ние, ви­до­из­ме­не­ние в ве­ще­ст­вен­ном ми­ре для не­го бы­ли не­ос­по­ри­мым до­ка­за­тель­ст­вом то­го, что ве­ще­ст­во ус­лов­но и под­ле­жит за­ко­нам про­стран­ст­ва и вре­ме­ни, сле­до­ва­тель­но – не­веч­но и ко­неч­но. От­сю­да ес­те­ст­вен­ный вы­вод, что ве­ще­ст­во, как не­веч­ное и ко­неч­ное, по­ро­ж­де­но чем-то веч­ным и не­из­мен­ным, то есть Дао. Ко­неч­но, ки­тай­цы не дош­ли до осоз­на­ния и соз­да­ния мо­но­теи­сти­че­ской ре­ли­гии. Это не бы­ло при­ня­то са­ми­ми ки­тай­ца­ми. Ис­то­ри­че­ски сло­жи­лось, что еди­ный бог был бес­по­ле­зен. Да и не­до­по­ня­та бы­ла идея Дао – все­по­гло­щаю­ще­го ан­ти­ми­ра, ко­то­рое ве­дет весь мир и дос­ти­же­ние ко­то­ро­го есть выс­шая бла­гость – дэ.

Не­по­ни­ма­ние су­ти Дао оп­рав­дан­но. Да­же «Дао дэ цзин» те­мен и сму­тен, «пять ты­сяч ие­рог­ли­фов мол­ча­ния» - так на­зы­ва­ют трак­тат. По­жа­луй, Дао мож­но бес­сло­вес­но осоз­нать или по­чув­ст­во­вать, но не опи­сать сло­ва­ми. Как мож­но вы­ра­зить не­вы­ра­зи­мое? Это впол­не от­но­сит­ся к Дао – не­что из­веч­но вез­де­су­щее, но не­ви­ди­мое. И хо­тя муд­рец го­во­рит, что Дао в ты­ся­чах ве­щах, но так сли­то с ве­щью (по су­ти яв­ля­ясь сущ­но­стью) и глу­бо­ко в ве­щи, что не­воз­мож­но от­де­лить его от ре­аль­но­го и су­ще­ст­вен­но­го со­дер­жа­ния. По­жа­луй, позд­ним дао­сам бы­ло про­ще при­нять су­ще­ст­во­ва­ние Дао как дан­ность, но не дос­тичь его.

Ка­жет­ся, воз­ни­ка­ет двой­ст­вен­ность все­го, ка­кая-то аб­со­лют­ная те­ат­ра­ли­за­ция. Не­да­ром ки­тай­цы так лю­би­ли те­атр и  раз­лич­ные празд­нич­ные пред­став­ле­ния. Сим­во­лизм да­ос­ско­го уче­ния и при­вел к внеш­ней ри­туа­ли­за­ции ре­ли­ги­оз­но­го уче­ния. Но за этим «те­ат­ром» кро­ет­ся ис­тин­ная внут­рен­няя ре­аль­ность, на­зы­вае­мая «пол­но­той жиз­нен­но­сти за ми­ром форм», и ина­че чем в сим­во­лах ее не вы­ра­зить.

Итак, Дао глу­бо­ко и не­вы­ра­зи­мо. От­то­го труд­но в по­ни­ма­нии. Но мож­но с ним со­еди­нить­ся пу­тем не­дея­ния, но не без­дей­ст­вия. Это жизнь в бес­це­ле­вом со­стоя­нии, но не в от­ка­зе от дей­ст­вия. При дос­ти­же­нии Дао на­сту­па­ет Бла­гость – дэ, мощ­ное внут­рен­нее со­стоя­ние. Не­воз­мож­но стре­мить­ся к Дао, Дао са­мо раз­ре­ша­ет дос­тичь и по­знать се­бя.

Кон­фу­ци­ан­ст­во как бо­лее прак­тич­ное и жиз­нен­ное уче­ние су­ме­ло об­рес­ти боль­ше по­клон­ни­ков сре­ди ки­тай­ской эли­ты, а глу­бо­чай­шее в ме­та­фи­зи­че­ских ис­ка­ни­ях уче­ние дао­сов опус­ти­лось до уров­ня прак­тик. По ви­ди­мо­му, имен­но по­это­му Лао-цзы, ес­ли дей­ст­ви­тель­но су­ще­ст­во­вал этот муд­рец, уда­лил­ся из го­су­дар­ст­ва, не ви­дя смыс­ла в том, что­бы до­не­сти до лю­дей сущ­ность Дао. Да и не нуж­но это, ведь ис­тин­ный муд­рец дол­жен быть не­за­ме­тен и да­лек от це­ли нау­чить че­му-ли­бо лю­дей, ко­то­рым толь­ко пред­сто­ит по­нять или не по­нять во­об­ще сущ­ность Дао.

Основные концепции конфуцианства. Конфуцианский гуманизм.

Фундаментальную же роль во всей истории этической и политической мысли Китая сыграло учение Конфуция (551–479 гг. до н.э.). Его взгляды изложены в книге «Лунь юй» («Беседы и высказывания»), составленной его учениками. На протяжении многих веков эта книга оказывала значительное влияние на мировоззрение и образ жизни китайцев. Ее заучивали наизусть дети, к ее авторитету апеллировали взрослые в делах семейных и политических.

Опираясь на традиционные воззрения, Конфуций развивал патриархально-патерналистскую концепцию государства. Государство трактуется им как большая семья. Власть императора («сына неба») уподобляется власти отца, а отношения правящих и подданных – семейным отношениям, где младшие зависят от старших. Изображаемая Конфуцием социально-политическая иерархия строится на принципе неравенства людей: «темные люди», «простолюдины», «низкие», «младшие» должны подчиняться «благородным мужам», «лучшим», «высшим», «старшим». Тем самым Конфуций выступал за аристократическую концепцию правления, поскольку простой народ полностью отстранялся от участия в управлении государством.

Правда, его политический идеал состоял в правлении аристократов добродетели и знания, а не родовой знати и богатых, так что предлагаемая им идеальная конструкция правления отличалась от тогдашних социально-политических реалий и благодаря этому обладала определенным критическим потенциалом. Но в целом для Конфуция и его последователей, несмотря на отдельные критические замечания и суждения, характерно скорее примиренческое и компромиссное, нежели критическое отношение к существовавшим порядкам. Вместе с тем присущее конфуцианству требование соблюдения в государственном управлении принципов добродетели выгодно отличает это учение как от типичной для политической истории Китая практики деспотического правления, так и от теоретических концепций, оправдывавших деспотическое насилие против подданных и отвергавших моральные сдержки в политике.

Будучи сторонником ненасильственных методов правления, Конфуций призывал правителей, чиновников и подданных строить свои взаимоотношения на началах добродетели. Этот призыв, прежде всего, обращен к правящим, поскольку соблюдение ими требований добродетели играет решающую роль и предопределяет господство норм нравственности в поведении подданных. Отвергая насилие, Конфуций говорил: «Зачем, управляя государством, убивать людей? Если вы будете стремиться к добру, то и народ будет добрым. Мораль благородного мужа подобна ветру; мораль низкого человека подобна траве. Трава наклоняется туда, куда дует ветер».

Основная добродетель подданных состоит, согласно Конфуцию, в преданности правителю, в послушании и почтительности ко всем «старшим». Политическая этика Конфуция в целом направлена на достижение внутреннего мира между верхами и низами общества и стабилизации правления. Помимо чисто моральных факторов он обращает внимание и на необходимость преодоления процессов поляризации богатства и бедности среди населения. «Когда богатства распределяются равномерно,– отмечал он, – то не будет бедности; когда в стране царит гармония, то народ не будет малочислен; когда царит мир (в отношениях между верхами и низами), не будет опасности свержения (правителя)». Отвергая бунты и борьбу за власть, Конфуций высоко оценивал блага гражданского мира.

Отрицательно относился Конфуций также и к внешним войнам, к завоевательным походам китайских царств друг против друга или против других народов («варваров»). Не отвергая в принципе сами гегемонистские претензии китайских правителей, Конфуций советовал им: «людей, живущих далеко и не подчиняющихся», необходимо «завоевать с помощью образованности и морали». «Если бы удалось их завоевать, – добавлял он, – среди них воцарился бы мир». Эти культуртрегерские и миротворческие мотивы в дальнейшем нередко использовались китайскими правителями в качестве морального прикрытия своих завоевательных акций и подчинения своей власти других народов.

Регулирование политических отношений посредством норм добродетели в учении Конфуция резко противопоставляется управлению на основе законов. «Если, – подчеркивал он, – руководить народом посредством законов и поддерживать порядок при помощи наказаний, народ будет стремиться уклоняться (от наказаний) и не будет испытывать стыда. Если же руководить народом посредством добродетели и поддерживать порядок при помощи ритуала, народ будет знать стыд, и он исправится».

В целом добродетель в трактовке Конфуция – это обширный комплекс этико-правовых норм и принципов, в который входят правила ритуала (ли), человеколюбия (жэнь), заботы о людях (шу), почтительного отношения к родителям (сяо), преданности правителю (чжун), долга (и) и т.д. Вся эта нормативная целостность, включающая в себя все основные формы социально-политического регулирования того времени, за исключением норм позитивного закона (фа), представляет собой единство моральных и правовых явлений.

Отрицательное отношение Конфуция к позитивным законам (фа) обусловлено их традиционно наказательным значением, их связью (на практике и в теоретических представлениях, в правосознании) с жестокими наказаниями.

Вместе с тем Конфуций не отвергал полностью значения законодательства, хотя, судя по всему, последнему он уделял лишь вспомогательную роль.

Существенную социально-политическую и регулятивную нагрузку в учении Конфуция несет принцип «исправления имен» (чжэ мин). Цель «исправления имен» – привести «имена» (т.е. обозначения социальных, политических и правовых статусов различных лиц и групп населения в иерархической системе общества и государства) в соответствие с реальностью, обозначить место и ранг каждого в социальной системе, дать каждому соответствующее ему имя, чтобы государь был государем, сановник – сановником, отец – отцом, сын – сыном, простолюдин – простолюдином, подданный – подданным.

Уже вскоре после своего возникновения конфуцианство стало влиятельным течением этической и политической мысли в Китае, а во II в. до н.э. было признано в Китае официальной идеологией и стало играть роль государственной религии.

Конфуцианский гуманизм. В 1989 г. в Китае был торжественно отпразднован своеобразный конфуцианский юбилей - 2545 лет со дня рождения Конфуция. На многочисленных научных мероприятиях, посвященных этому событию и в научных публикациях, так или иначе приуроченных к юбилею, утвердилось единое мнение специалистов о том, что главное место в духовном наследии Конфуция принадлежит его концепции гуманизма, который, вне всякого сомнения, может быть отнесен к числу основных завоеваний в духовной истории человечества. Подобная точка зрения небезосновательна. Именно конфуцианский вариант гуманизма имеет наилучшие шансы на будущее, что заставляет всех, интересующихся данной проблемой, с должным вниманием относиться как к корням этого явления, так и к его особенностям.

До появления Конфуция традиционный миропорядок в Древнем Китае покоился на трех главных опорах: сакральность государственного порядка, его тоталитаризм и примат кровнородственных отношений во всех сферах общественного бытия, от сакральной и до бытовой. Общая политическая структура и ее составляющие считались существующими по воле Неба. Основными символами государственной власти являлись алтари Земли и Злаков. Политическая организация общества охватывала фактически все стороны общественной жизни, а право на то или иное место в социальной иерархии определялось положением в системе кровнородственных отношений. Даже духи не принимали жертвоприношений не от кровных родственников, не говоря уже о людях, которые в своих действиях строго придерживались принципа родства. В известном древнем песнопении «Цветы груши» из «Книги песен» (Ши цзин) говорится на этот счет весьма определенно. Авторы «Поднебесной» не так уж сильно преувеличивая, высказывали, что мудрец из княжества Лу, ни много, ни мало предлагал созидать стабильный социум на совершенно новой основе, заменив традиционные сакральные и кровнородственные основания на светскую этику. Конфуций мечтал о том, чтобы общественная структура или, по крайней мере, определяющая ее часть превратились в сообщество этически совершенных людей. Именно людей, а не подданных, и не родственников. И естественно, что фундамент этих отношений должен был строиться на том, что каждая из этих совершенных личностей в своих отношениях к себе подобными должна была видеть в другом человеке именно человека, человека, во всем равного ему самому. Так была разбита традиционная шкала ценностей Древнего Китая, которая имела такой вид: «родственник-чужой, человек-вещь». Так было положено начало тому, что можно охарактеризовать как «абстрактный гуманизм», то есть мировоззрение, в основе которого лежит «абстрактный человек», существо, которое ты должен уважать и считать близким и подобным себе только за то, что оно принадлежит к тому же биологическому виду, что и ты сам.