Диалектика познания идеи

 

 

Оглавление

Введение ……………………………………………………………..…..……2

     1. Знание как припоминание……………………………….…….......……….3

2. Анализ знания………………………….…………………………………....4

     3. Виды знания………………………………………………………………..10

4. Диалектика познания идеи ……………………………………………… 14

Заключение …………..……………………………………………..…..…...18

Библиография ………………………………………………..…......…..…..19

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

Проблема познания во все времена рождала множество споров, рассматривалась с разных сторон. Платон, как один из величайших философов, не мог не подвергнуть ее исследованию и внес большой вклад в решение этой проблемы. Его философия вечна, как и выдвинутый им принцип – идея, ведь именно Платон был первым философом-идеалистом, отчего он так же был создателем диалектики как науки о едином – единстве противоположных определений этого принципа. Платон стоял у истоков идеализма; его учение, собственно, и было этим истоком. Вся последующая философия была бы просто невозможна без Платона, ибо философы, шедшие за ним, опирались на его вечную философию, впитывали и развивали ее идеи. Несмотря на утопичность своей философии, которая заключалась в убеждении  существования абсолютной истины, в вере в ее обязательную реализацию и в то, что государством будут управлять философы, которые уже обладают этой абсолютной истиной, Платон является краеугольным камнем всей последующей философии.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1. Знание как припоминание.

Теория познания Платона неразрывно связана с теорией припоминания, руководящим началом которого выступает разум или разумная часть души. По Платону, душа бессмертна, причем до рождения человека, т.е. до того, как наша душа приняла телесную оболочку (поселилась в «темнице души»), она будто бы созерцала истинно сущее бытие, запредельный мир вечных идей. Поэтому в земной жизни для души человека оказывается возможным постижение идей как припоминание о виденном прежде. Это, конечно, миф - творение Платона. Но  этот миф имеет философское содержание. Это мысль о связи всех знаний, в которой отражается всеобщая связь всех вещей: «Ведь так как в природе все имеет сродство и душа знала все вещи, то ничто не препятствует ей, припомнив только одно, отыскать и прочее, лишь бы человек был мужественен и не утомлялся исследованиями» (Менон, 81 c – d). 
        Но память и припоминание, по Платону - не одно и то же. Память – это просто сохранение ощущения, а вот припоминание состоит в том, что «душа сама по себе, без участия тела, наилучшим образом воспроизводит то, что она испытала когда-то совместно с телом» (Филеб, 34 b). В этой самостоятельности и заключается автономность - сила и привилегия души. Знание как припоминание того, что было до рождения человека, является у Платона так же одним из доказательств бессмертия души: «Душа человека бессмертна, и,  хотя она, то перестает жить (на земле) – это и называют смертью, - то возрождается, но никогда не гибнет» (Менон, 81b). 
        Говоря об идее бессмертия, Платон имеет в виду, что смерть может отнять у человека все, кроме души. Великий философ приводит нас к мысли о том, что основной заботой человека в жизни должна быть забота о душе. Это означает очищение души, освобождение от чувственного в стремлении соединиться с духовным - умопостигаемым миром: «Филеб утверждает, что благо для всех живых существ – радость, удовольствие, наслаждение и все прочее, принадлежащее к этому роду; мы же оспариваем его, считая, что благо не это, но разумение, мышление, память» (Филеб, 11 c).

2. Анализ знания

Экспозицией гносеологического учения Платона является диалог «Теэтет». Предмет диалога — вопрос о существе знания. Речь идет не о том, какие существуют частные виды знания, а о том, что такое знание само по себе: «А ведь вопрос был не в том, о чем бывает знание или сколько бывает знаний. Ведь мы задались этим вопросом не с тем, чтобы пересчитать их, но чтобы узнать, что такое знание само по себе» (Теэтет, 146 e). Диалог не отвечает нам на вопрос о существе знания, но опровергает три несостоятельных, с точки зрения Платона, решения этого вопроса:

1) взгляд, по которому знание  есть чувственное восприятие;

2) взгляд, по которому знание  — правильное мнение;

3) взгляд, по которому знание  — правильное мнение «с объяснением».

Чтобы отвергнуть отождествление знания с чувственным восприятием, необходимо «отвратиться всей душой от всего становящегося: тогда способность человека к познанию сможет выдержать созерцание бытия и самого блага» ( Госуд., VII, 518 с). Опровергающие доводы Платона так же  направлены против знаменитого тезиса Протагора о человеке как о мере всех вещей: «мерой» может быть только человек, уже владеющий знанием, но никак не человек ощущающий, или просто человек: «Когда я здоров и пью вино, оно мне кажется приятным и сладким. Когда же я болен, вино, во-первых, застает уже не того же самого человека, потому, что он приближается к неподобному»  (Теэтет, 159 c - d). Познание невозможно еще и потому, что посредством одних лишь чувственных восприятий невозможны умозаключения, без которых не достигается никакое знание о сущности. Поэтому ответ на вопрос, что такое знание, необходимо искать в том, что получает душа, когда осуществляет рассмотрение сущего сама по себе: «Однако не для того мы начали рассуждать, чтобы найти, что не есть знание, а чтобы найти, что оно есть. Тем не менее, мы настолько продвинулись вперед, чтобы искать его вовсе не в ощущении, а в том имени, которое душа носит тогда, когда сама по себе занимается рассмотрением существующего». (Теэтет, 187 a). Необходимое для познания единство не может быть найдено в области чувственных восприятий, так как в этой области все становится и потому еще не имеет определенности. Таким образом, получается, что чувственному, как становящемуся и текучему, должно в познании предшествовать нечто, уже не текучее и не чувственное, а потому и знание не может быть тождественно чувственному восприятию: «Не видит» - значит «не знает, коль скоро «видит» означает «знает». Такого быть не может» (Теэтет, 164b). 

Но знание не может быть и «правильным мнением»: «Итак, это не требует долгого рассмотрения, поскольку есть целое искусство, которое указывает тебе, что знание вовсе не есть истинное мнение». (Теэтет, 201 a). По Платону, возможно не только «правильное» (истинное) мнение, но также и мнение ложное. И он доказывает, что тот, кто имеет ложное мнение, не может пребывать безусловно во лжи: для него по крайней мере нечто истинно (если он знает, что его мнение ложно) или даже все истинно (если он не знает, что мнит ложно). Но лжи не может быть ни в ощущениях,  ни в чувственных образах. Платон доказывает, что ложь впервые может явиться только тогда, когда возникает вопрос о том, как следует соединять то, что мы ощущаем и представляем, с тем, что мы знаем. Вообще никакое определение лжи невозможно, если ему не предшествует определение самого знания, и это - логично: «Неправильно исследовать ложное мнение раньше, чем знание, отложив это последнее в сторону. А ведь нельзя познать первое, пока еще недостаточно понятно, что же есть знание». (Теэтет, 200 d). Здесь, я полагаю, уместно привести платоновский образ восковых дощечек, которые, якобы, есть в наших душах, и у всех людей эти дощечки разные: у кого-то они побольше, у иного – поменьше, у одного – из чистого воска, у другого – из грязного, у некоторых воск жестче, у иных - помягче. И когда мы «подкладываем» эти дощечки под наши ощущения и мысли, мы делаем на них оттиск того, что хотелось бы запомнить из ощущаемого. И покуда на нашем оттиске остается свежий отпечаток изображения, мы помним и знаем его, но стоит ему стереться, и мы уже не помним и не знаем, что было там запечатлено. И, соответственно,  уже знающий что-то и, одновременно рассматривающий это, может составить себе ложное мнение, «принимая известное иной раз за известное, иной раз за неизвестное» (Теэтет, 191e).       Платон приводит такой пример: допустим, что Сократ знает и Феодора и Теэтета, но в данный момент не получает от них никакого ощущения, но даже не видя или не слыша их, Сократ никогда не подумает, что один может быть другим и наоборот. Далее, не зная и не ощущая одного, но зная другого, Сократ не принял бы того, кого не знает, за того, кого знает. И даже не зная ни одного, ни другого, Сократ также не может сложить о них ложное мнение. Однако, ложное мнение может быть тогда, когда «зная и тебя и Феодора, имея на той знакомой нам восковой дощечке как бы ваши отпечатки, но,  не отчетливо видя вас обоих издали, я стараюсь придать каждому его знак в соответствии с моим зрительным ощущением и приспособить его к старому следу, чтобы таким образом получилось узнавание[…], но когда ощущение от каждого из вас прикладываю к чужому знаку, тогда-то и получается заблуждение, а тем самым – ложное мнение» (Теэтет, 193b - c). Чем чище воск в душе людей, тем более глубоки и долговечны в нем отпечатки; такие люди никогда не смешивают знаки ощущений и всегда имеют истинное мнение. Если же в душе грязный и твердый воск, человеку свойственно быть неразборчивым, забывчивым, и он склонен к ложному мнению.

Из вышесказанного ясно, что ложное мнение не есть знание. Но знание нельзя определить и просто как истинное мнение, независимо от соотносительности мнения истинного с мнением ложным. Платон обосновывает этот тезис, сравнивая сообщение истины с внушением убеждения. Внушение убеждения равносильно внушению мнения. Такова обычная цель речей оратора или судьи. Если при этом судья выскажет правду, то внушаемое им мнение, конечно, будет и истинным. Но это и значит, что знание и правильное мнение — не одно и то же: «Разве не бывает, что судьи, убежденные, что знать что-либо можно, только если ты видел это сам, иначе же – нет, в то же время судят об этом по слуху, получив истинное мнение, но без знания? При этом убеждение их правильно, если они справедливо судят[…]По крайней мере, мой милый, если бы истинное мнение и знание были одним и тем же, то без знания самый проницательный судья не вынес бы правильного решения. На самом же деле, видимо, это разные вещи». (Теэтет, 201 c).

Третья теория утверждает, будто знание — не просто «истинное мнение», а «истинное мнение с объяснением»: «Объяснять – значит выражать свою мысль звуками и с помощью глаголов и имен, причем мнение как в зеркале или в воде отражается в потоке, изливающемся из уст. Значит, всякий может сделать это быстрее или медленнее – показывать, что он мнит по поводу каждой вещи, коль скоро он не глух и не нем от рождения. Таким образом, сколько людей ни имеет правильное мнение, все они обнаруживают это посредством объяснения, и ни у кого еще правильное мнение не возникло помимо знания». (Теэтет, 206 d – e). Сначала Платон демонстрирует примеры, из которых как будто видно, что одно «истинное мнение» еще не дает знания и что для возникновения знания к истинному мнению должно присоединиться еще нечто — «объяснение». Так, отдельные звуки «с» и «о» еще не образуют слога «со»: чтобы возникло знание слога, к простому сочетанию звуков необходимо присоединить предварительное осознание их единства и целостности в «виде» слога. Однако если мы теперь зададимся вопросом, что же такое это соединение элементов с объяснением, то придется выяснить само понятие объяснения, а это исследование приведет к выводу, что знание не может быть определено и как «соединение истинного мнения с объяснением», что понятно из вышесказанного.

Таким образом, знание не есть ни ощущение, ни правильное мнение, ни соединение правильного мнения с объяснением. «И выходит, Тэетет, что ни ощущение, ни  правильное мнение, ни объяснение в связи с правильным мнением, пожалуй, не есть знание». (Теэтет, 210 b). Во всех этих случаях знание должно быть отграничено от чувственности, и должно рассматриваться не как результат чувственных восприятий, а как предшествующее им условие. Диалог «Теэтет» подводит нас вплотную к мысли, что знание должно быть соединением чувственности и ума. Теперь надо разобраться, каким образом возможно объединение различенных и отграниченных друг от друга деятельностей чувств и ума.

Для решения этой проблемы обратимся к диалогу «Менон». Непосредственный предмет «Менона» — определение сущности добродетели. Хотя научиться самой добродетели невозможно, зато обязательно должно быть изучено знание о добродетели, как таковой: «Я искал одну добродетель, а нашел как бы целый рой добродетелей, осевший здесь, у тебя[…], если даже их множество и они разные, все же есть у них одна определенная идея: она-то и делает их добродетелями» (Менон, 72). По ходу диалога Сократ  «принимает умственные роды» у Менона, но им пока не удается ответить на главный вопрос о единой добродетели, ведь и мужество – добродетель, и рассудительность, и мудрость, и щедрость, и еще многое другое, а ту, единственную, что есть во всех них, они найти не могут. В конце концов, Сократ вместе с Меноном приходят к выводу, что «желать блага и стремиться к благу – это и есть добродетель» (Менон, 78b). Таким образом, идея блага является той самой единой для всех других добродетелей, которую «рождал» Менон.  

Как и в «Теэтете», в «Меноне» сопоставляются «правильное мнение» и «знание». В известном смысле «правильное мнение» вполне «имеет право на жизнь». Оно может управлять совершением любого дела, и управлять им не хуже знания, не с меньшей пользой. Поэтому о человеке, который руководится правильным мнением, можно сказать, что он ничуть не хуже того, кто владеет знанием. Добродетель не дается человеку от природы и не достигается одним лишь обучением: «если какой-нибудь вещи – любой, не только добродетели – можно выучиться, то не должны ли тогда быть учителя и ученики?» (Менон, 89d). Но в роли учителей у Платона выступают софисты, которые, как он справедливо заметил, не обладают знанием: «Ведь софисты – это очевидная гибель и порча для тех, кто с ними водится» (Менон, 91c). Выходит, что нигде нельзя научиться добродетели. Но откуда же берутся тогда хорошие люди? Сократ предполагает, что хорошие люди должны непременно приносить пользу. Вот и получается: «поскольку у него есть о чем-нибудь правильное мнение – а не знание, как у другого, - он, догадываясь об истине, но, не познав ее разумом, будет вести других не хуже, чем тот, кто ее познал[…]. Истинное мнение ведет нас к правильным действиям ничуть не хуже, чем разум» (Менон, 97b - c). Однако знание -  с полным основанием — ценится Платоном значительно выше истинного мнения. Эту разность оценки Платон поясняет при помощи аналогии со статуями Дедала: «статуи эти, пока не связаны, бегут и убегают, а связанные стоят неподвижно» (Теэтет, 97 d). Точно то же следует сказать и о правильных мнениях. Пока они остаются постоянными, они хороши и производят добро. Но все дело в том, что они не могут и даже «не хотят» долго оставаться неизменными. Они «убегают» из человеческой души и потому лишены ценности — до тех пор, пока кто-нибудь не свяжет их размышлением о причине. И здесь мы возвращаемся к «припоминанию», как «связыванию»истинные мнения, пока остаются при нас, вещь очень неплохая и делают немало добра; но только они не хотят долго при нас оставаться, они улетучиваются из души человека и потому не так ценны, пока он их не свяжет суждением о причинах[…], а оно и есть припоминание» (Менон, 98). И чтобы поставить точку в рассуждении о том, откуда же берутся у людей добродетели, Сократ, не без помощи Менона, утверждает, что «добродетели нет ни от природы, ни от учения, и если она кому достается, то лишь по божественному уделу» (Менон, 99e - 100). Платон опять отдается во власть своей мифотворческой фантазии, но это лишь придает его философии некую образность и загадочность.

В «Теэтете» Платон отграничил знание от чувственных впечатлений, а также показал, что рядом со знанием существуют неясные мнения, которые опираются на чувственные впечатления. В «Меноне» знание еще более резко отграничено от чувственности, а «истинное мнение» отделено от «мнения» просто. В этом диалоге показано, кроме того, каким образом в знании впервые происходит объединение истинного мнения с чувственностью — посредством «связывания» всегда становящейся чувственности: «Когда же истинные мнения бывают связаны, тогда они сперва становятся знаниями, а потом упрочиваются. От этого-то знание и ценнее правильного мнения. Узами-то и отличается первое от последнего» (Менон, 97 d — 98 a).

3. Виды знания

 В «Государстве» Платон утверждает, что у человеческой души есть  способность, возможность знания  и это приближает нас к миру  вечных идей: «просвещенность –  это совсем не то, что утверждают  о ней некоторые лица, заявляющие, будто в душе у человека  нет знания и они его туда  вкладывают…у каждого человека  в душе есть такая способность: есть у души и орудие, помогающее  каждому обучиться…» (Госуд., VII, 518 c).

В том же «Государстве» Платон развивает  классификацию видов знания, а именно -  на знание интеллектуальное и чувственное. Каждая из этих сфер знания в свою очередь делится на два вида. Начнем с интеллектуального знания, которое делится на «мышление» и  «рассудок».

Под «мышлением» Платон понимает деятельность одного лишь ума, свободную от чувственности, непосредственно созерцающую интеллектуальные предметы. Свидетельством этому может послужить пример с пальцем; когда человеческое зрение видит свои пальцы, т.е. пользуется ощущением, для него палец и есть палец, и «душа большинства людей не бывает вынуждена обращаться к мышлению с вопросом: «А что это собственно такое – палец?», потому что зрение никогда не показывало ей, что палец одновременно есть и нечто противоположное пальцу» (Госуд., VII, 523 d). Ощущение может запутать душу, поскольку одно и то же ощущение вынуждено приняться за определение противоположных друг другу чувств. Тут-то и приходят душе на помощь рассуждение и размышление: «если каждый из предметов один, а вместе их два, то эти два будут в мышлении разделены, ибо, если два не разделены, они мыслятся уже не как два, а как одно… мышление в свою очередь вынуждено рассмотреть большое и малое, но не в их слитности, а в их раздельности: тут полная противоположность зрению» (Госуд., VII 524 c). Мышление помогает обратиться душе от становления к истинному бытию. Мышлению надо знать «не пальцы», а «единицу пальца», если можно сказать – единое для всех пальцев, и именно таким образом «познание этой единицы вело бы и побуждало к созерцанию бытия» (Госуд., VII 525).