Аксиологические аспекты философии

Таким образом, ценности включают в себя как ценности аспекта сон-сан, так и ценности аспекта хён-сан. Однако аксиология относится к области философии и рассматривает в первую очередь ценности аспекта сон-сан.

Ценности как категория философии

Важное место в философском осмыслении социальной действительности занимает представление о ценностях.

"Ценность" как философская категория, имеющая универсальный характер, вошла в философию в качестве самостоятельной категории в 60-х годах XIX века. Этот процесс соотносится с трактатом немецкого философа Г. Лотце "Основания практической философии" и с его сочинением "Микрокосм". По его мнению, надо четко разграничивать мир явлений и мир внутренних ценностей. Добро, например, нельзя включать в круг природно-естественных явлений. Лишь "царство целей" есть обитель ценностей. Мир ценностей обладает не просто действительным существованием как нечто достодолжное, но является "самым действительным из всего на свете". Пытаясь, по-видимому, снять выступившую у него явно противоположность мира фактов и мира ценностей, он указывал также на собственную ценность вещей, улавливаемую нашей способностью чувствовать. Заслуга его в постановке (а не решении) вопроса о соотношении объективного и субъективного в ценностях, а главное - в возведении понятия "ценность" в круг основных категорий философии.

На основе категориального статуса ценности сформировалась философия ценности, или аксиология. Ее становление связывается с неокантианством, в особенности с именем В. Виндельбанда. Он подчеркивал, что Г. Лотце выдвинул вперед понятие ценности и поставил его во главе метафизики. На этом основании, по В. Виндельбанду, и возникает теория ценности "как новый вид философской основной науки". Ценность, пишет он, предполагает общеобязательность и состоит во всеобщем обязательном признании. Это нормативное долженствование ценности имеет свое сверхъестественное основание: "Высшие ценности эмпирической жизни - знание, нравственность и искусство - становятся живыми деяниями Божества в человеке и приобретают в трансцендентальном сознании более высокое и глубокое значение". Задача философии, указывает В. Виндельбанд, - постигать "общезначащие ценности", которые образуют общий план всех функций культуры и основу всякого отдельного осуществления ценности. Но и эти ценности она будет описывать и объяснять лишь с тою целью, чтобы отдать отчет в их значении; она рассматривает их не как факты, но как нормы.

Другой представитель неокантианства - Г. Риккерт - несколько иначе, чем В. Виндельбанд, смотрит на чистую теорию ценностей (он не сводит к ней предмет философии), однако и он тоже придает первостепенное значение категории "ценность". Он полагает, что философия призвана "найти третье царство", которое бы объединяло мир действительности с миром трансцендентальных ценностей. "Чистая теория ценности имеет при этом первостепенное значение. Г. Риккерт выводит понятие ценности из теории познания и логики. Задача философии, с его точки зрения, состоит в том, чтобы "истолковать смысл человеческой жизни на основе учения о значащих ценностях". Г. Риккерт считает, что ценность противостоит реальной действительности. "Ценности, - утверждает он, - не представляют собой действительности, ни физической, ни психической. Сущность их состоит в их значимости, а не в их фактичности". "Жизнь может быть только средством, и ценность ее поэтому зависит лишь от ценности целей, которым она служит". Вопрос о том, а существуют ли ценности, решается Г. Риккертом так: о ценностях нельзя говорить, что они существуют или не существуют, но только что они значат или не имеют значимости.

В начале XX века немецкий философ и психолог Г. Мюнстерберг (1863-1916) издал книгу "Философия ценностей" (1908, 2-е изд.- 1921) и дал анализ мира ценностей. Он считал, что природа вообще в основе своей свободна от ценностей, а индивидуумы в своих взаимоотношениях знают только условные ценности. Безусловные ценности мира могут принадлежать лишь к сверхпричинной и сверхиндивидуальной сущности мира. Хотя ценности и даны в личном переживании, мы их переживаем, отрешаясь от своего преходящего "я". С ними связано сверхличностное хотение - стремление к правде, красоте, нравственности и священному.

Конечно, в XX веке, да и в начале XXI столетия положение в философии оказалось более сложным (вспомним прагматизм, аналитическую философию, да и марксистскую философию 20-х - 80-х годов), однако философия ценностей занимает одно из центральных мест как среди широко распространенных течений философской мысли (в экзистенциализме, неофрейдизме, герменевтической философии и др.), так и среди традиционных философских дисциплин - наряду с онтологией, теорией познания, социальной философией, всеобщей методологией, теоретической эстетикой, общей этикой.

Все больше сторонников появляется у тех, кто утверждает, что главной, высшей ценностью является человек.

Возникает вопрос: правильно ли выдвигать предметные ценности на передний план, считая, например, товары основополагающими ценностями, а представление о субъектной ценности, о назначении человека, о добре, справедливости и т.п. - производной ценностью? На наш взгляд, отношение между этими группами ценностей нужно перевернуть и трактовать материальные ценности производными от ценностей человеческо-жизненного плана. По убеждению И. С. Нарского, материальные блага являются лишь средством движения к подлинным ценностям - счастью человека, свободе, добру и справедливости.

Итак, ценность - это не любая значимость явления, предмета, а его положительная значимость, которая своим истоком имеет человека, его цели и идеалы.

Становление философской теории ценности в XIX –XX в.в.

Выявление своеобразия феномена Ценности было осуществлено в 60-е годы XIX века немецким философом Г. Лотце в его трактате “основания практической философии”; так преодолевалось одностороннее онтологическое представление просветителей об однородности предстоящей  перед человеком реальности; к ценностям были отнесены благое, прекрасное, справедливое и другие проявления бытия, обращённые “к нашим чувствам, но совершенно не зависящие от нашего произвола”, и “приговором нашего чувства устанавливается определённая градация этих ценностей”. Вместе с тем нельзя не согласиться с М. Хайдеггером, который в курсе лекций, посвященном становлению теории ценности в немецкой философии, не без ехидства заметил, что “Лотце не удалось зрелое рассмотрение  проблемы ценности”, потому что он “робел перед системой и в то же время к ней стремился”. Решающее же значение в утверждении места ценностного сознания в культуре имела  философия Ф. Ницше: “Идея ценности в метафизике пришла к господству … решительно только через Ницше”, поскольку создатель образа Заратустры само бытие трактовал, в конечном счёте не как объективную реальность, а как ценность, тем самым растворяя онтологию в аксиологии. Роль Ф. Ницше в становлении аксиологии отмечал и  В. Виндельбанд, и  упоминавшийся ее историк А. Штерн, говоря, что творец Заратустры “взрыхлил почву” для разработки теоретических основ философии ценности.   

В начале XX века внимание философов к аксиологической проблематике становилось всё более и более широким, оттесняя ещё недавно господствовавшую эспистемологическую тематику.  

Показательна характеристика этого времени, которую дал Г. Пикон в предисловии к одному из разделов составленной им хрестоматии “Панорама современных идей”, вышедшей в Пари­же в 1968 г. (ее сокращенный перевод на русский язык был опубликован в Нью-Йорке в 1982 г.): “Те изменения условий жизни и мысли, которые с конца XIX века происходили со все большим ускорением и сегодня представляются нам подлинной мутацией, неизбежно должны были поставить под вопрос ос­новные принципы, которые определяют наше существование, и во имя которых мы судим человеческие поступки. Под сомне­ние было поставлено также и то, что мы называем гуманизмом, этикой, цивилизацией, культурой, то есть те ценности, которыми мы руководствуемся и на основе которых оцениваем наше поведение”.

Философия не могла не реагировать на эту духовную ситуацию. Основоположник философской антропологии М. Шелер фактически свел к ценностям всю духовную жизнь человека, признав высшей их формой религиозные ценности. Другой выдаю­щийся представитель европейской философии этого времени глава баденской школы неокантианства В. Виндельбанд ут­верждал в 1909 г. в работе, посвященной исследованию роли философии в духовной жизни Германии в XIX веке, что ныне философия становится вообще “учением об общезначимых цен­ностях”, ибо призыв Ф. Ницше к “переоценке всех ценностей” “стал лозунгом наших дней” и “то, чего мы в настоящее время ожидаем от философии, — это размышление о вечных ценнос­тях, которые, возвышаясь над меняющимися, временными ин­тересами людей, обоснованы высшей духовной действительностью” Философ объяснял это тем, что “интеллектуальные идеалы начала прошлого столетия поблекли, их место заступила дееспособность воли... Распад старых форм жизни и появление новых ценностных мотивов приводят в результате к возбужден­ному состоянию поиска и нащупывания, к интенсивному брожению, которое требует своего выражения”.

Неудивительно, что такая “экспансия” аксиологических  представлений привела к пониманию культуры как “мира воплощенных ценностей”, и ее изучение стало сводиться к описанию истории ценностей; так родилась новая наука — история  культуры, и из этих же предпосылок выросла квазиисторическая  теория “локальных цивилизаций” О. Шпенглера и его последователей.

В 1919 г. М. Хайдеггер говорил в университетском курсе лекций: “Фундаментальное убеждение в примате ценности стано­вится столь всеобщим, что выдерживает всевозможные влияния и проблемные направления”, — и назвал философию ценности “культурфилософией современности”. И действительно, уже в 20-е—30-е годы выдающийся французский философ Г. Мар­сель, идя по этому пути вслед за Ф. Ницше, “устранил, — как точно сформулировала это Л. Чухина, — различие между быти­ем и ценностью”, и аксиология пожрала не только культурологи, но и саму онтологию.

Вначале 30-х гг. О. Краус в предисловии к своей книге “Теории ценности: История и критика” писал: “Число работ по теории ценности в наше время необыкновенно выросло. Бугле утверждал в своей книге «Лекции по социологической истории ценностей», вышедшей в Париже в 1922 г.: "Философия ценностей стала модной”. Это свидетельствует о радующем интересе к этой' важнейшей проблеме”.

В этом свете естественно стремление смежных с философией наук освоить аксиологический подход, применяя его к своим нуждам. Так классик социологической мысли М. Вебер сделал понятие “ценности” одним из ключевых в этой области знания, определяя его помощью, направленность интересов, которая свойственна каждому социально-историческому “мировому по­рядку”; в последующем развитии этой науки понятие “ценност­ная ориентация” стало ее операциональным термином.

Аксиологические аспекты философии

Впервые эту проблему ясно сформулировал Аристотель. Зафиксировав, что каждая человеческая деятельность имеет свою цель и что деятельности связаны между собой в единую иерархическую систему, в результате чего менее общие цели становятся средствами по отношению к более общим (искусство делать уздечки подчинено искусству править лошадьми, искусство править лошадьми подчинено искусству ведения войны, искусство ведения войны подчинено победе и т.д.), Аристотель задается вопросом о цели целей. Иерархическая система целей должна быть оборвана, ибо в противном случае мы уйдем в бесконечность и тем самым сама идея целесообразной деятельности станет бессмысленной. Нам, говорит Аристотель, нужно попытаться найти такую цель, которая больше никогда не может стать средством, которая является совершенной и самодостаточной – цель, ради которой и делается все остальное в человеческом мире. Сама логика целесообразной деятельности предполагает и требует такого завершения. Без цели вообще не может состояться никакая человеческая деятельность. Так как все деятельности и их цели стянуты в единую систему, образуют единую иерархию, то всю сложно расчлененную совокупную деятельность можно и нужно рассматривать как единую деятельность, которая предполагает единую цель или цель целей. Такая цель и будет целью в собственном смысле слова или высшей целью. Это уже будет цель, которая никак не зависит от эмпирических условий, возможных средств осуществления, которая безначальна и потому не может быть низведена до уровня средств.

Высшая, последняя цель уже не есть цель в собственном смысле слова. Она есть высшее благо. Целесообразная деятельность возможна постольку, поскольку она ведет к благу. Как расшифровывается эта высшая, последняя, совершенная самодостаточная цель и расшифровывается ли она вообще – особый вопрос, от которого в данном рассуждении можно отвлечься. Сейчас нам важно зафиксировать, что вообще человеческая целесообразная деятельность может осуществляться постольку, поскольку существует такая цель целей (благо благ) и поскольку она соприсутствует в каждой деятельности.

В деятельности, следовательно, мы должны различать цели – причины и цели – ценности (цели – блага). Цели-причины – это цели, рассмотренные в их предметном содержании и эмпирической обусловленности, опосредованные и обусловленные уровнем знаний и умений. Цели-ценности – цели, которые изначальны и задают тот или иной способ включения человека в эмпирическую реальность. Допустим, мы решили посетить Святую землю Иерусалима. Такое решение мы приняли как минимум в силу двух оснований: во-первых, в силу тех, из-за которых эта земля считается святой, обладает ценностью для нас, и во-вторых, в силу того, что просто есть возможность осуществить такое посещение. Здесь есть цель как ценность, благо. И есть цель как причина. Цель-ценность направляет меня в Иерусалим вместо того, чтобы делать что-нибудь другое, поехать, например в Сочи. Цель- причина побуждает меня покупать билет, заботиться о визах, гостинице и т.п. Разумеется, эта цель-причина не возникла бы, если бы не было возможности ее осуществления (деньги, свободное время и т.п.), но наличие этих возможностей не является ее достаточным основанием. Не все, кто имеет такую возможность, делают это. Требуется еще, чтобы такая поездка воспринималась как благо, как ценность. Что же касается цели-ценности, то она никак не зависит от практических возможностей реализации. Иерусалим остается для определенных людей святым и желанным и в том случае, если у них никогда не будет возможности туда попасть.

Цели-ценности и цели-причины фиксируют два измерения человеческой деятельности – идеально-духовное и идеально-предметное. В первом случае речь идет о том, ради чего мы что-то делаем, во втором, – что и как делаем. «Ради чего» изначально и произвольно, «что» и «как» обусловлено и эмпирично. Это различие между двумя измерениями деятельности, а соответственно и двумя аспектами целей хорошо обнаруживается на примере соотношения целей со средствами. Возьмем известное положение: цель оправдывает средства. Оно совершенно верно, поскольку речь идет о цели в ее предметно-эмпирическом аспекте, о цели как причине. Более того, любая цель в этом случае на стадии средств предполагает некоторые ограничения, неудобства, издержки, которые сами по себе человеку нежелательны и он идет на них только ради данной цели, только в контексте данной деятельности. Что же касается цели в аспекте ценности, то здесь уже расхождение со средствами недопустимо вообще и упомянутое положение можно переформулировать, как говориться с точностью до наоборот: средства оправдывают цель. Средства должны в такой же степени соответствовать цели-ценности, в какой ей соответствуют и цели-причины. Цели-ценности – одухотворяющая основа всей деятельности. На всех ее стадиях. Вернемся к нашему примеру. Чтобы добраться до Иерусалима, паломнику надо испытать определенные трудности (подвергнуть себя риску, связанному с перелетом на самолете, порядком потратиться на дорогу и т.п.), но это оправдывается целью. Здесь средства подчинены цели в том смысле, что ведут к ней и оправданы в той мере, в какой делают это. А если рассмотреть теперь ценностный аспект, связанный с религиозной святостью, то можно разве допустить, чтобы мы на пути в Иерусалим, на стадии средств, совершили какое-либо святотатство? Отказаться от одних удовольствий ради других можно. Совершить святотатство ради святости нельзя.