Невидимая рука рынка

Невидимая рука рынка 

 

Рассмотрим ситуацию. Есть два производителя апельсинов, каждый из которых производит по одному апельсину  за итерацию. Есть два аналогичных  производителя яблок. Яблоки являются жизненно важным продуктом, который  каждый потребляет из рассчёта пол-яблока за итерацию. Апельсины – предмет роскоши. Для удобства рассчётов эти люди вводят деньги. Яблоко и апельсин стоят по рублю. Тут всё нормально, производители апельсинов оставляют себе по пол-апельсина, остальное продают и на это покупают пол-яблока. В результате каждый съедает пол-апельсина и пол-яблока. Неожиданно один из производителей яблок находит способ выращивать не одно яблоко, а четыре. Процесс идёт только под его чутким руководством, поэтому он нанимает второго производителя яблок как работника. В результате вдвоём они выращивают четыре яблока. Справедливым кажется получение предпринимателем трёх яблок – это же плод его интеллектуального труда. Он обеспечил этот прирост.

 

Теоретики рыночной экономики  учат, что при этом цена яблок  должна упасть, что очень хорошо для общества.

 

Но для начала разберёмся, каким же образом работник вдруг  нанимается к предпринимателю. Вроде  бы выгоды ему с этого никакой  – он получит ровно столько  же денег, сколько и раньше. Решение  в том, что предприниматель получает свободные ресурсы. Теперь он может  продавать, скажем, яблоко не за рубль, а за пол-рубля. Производители апельсинов за те же деньги получат больше яблок, поэтому предпочтут покупать их у предпринимателя. У будущего работника же не купят вообще, поэтому он останется без апельсинов. Типа, конкуренция. Работник вынужден идти работать к предпринимателю, дабы получать хоть сколько-то с продажи яблок. Поэтому он нанимается за плату в один рубль. На пол-рубля он покупает яблоко, на другие пол-рубля – пол-апельсина.

 

Цена на яблоки упала, то есть, вроде бы, свободный рынок проявил  себя. Все, типа, счастливы.

 

Итерация выглядит следующим  образом. В начале у предпринимателя  четыре яблока, а у производителей апельсинов – два апельсина. Он продаёт  два яблока за рубль. Рубль отдаёт рабочему. Рабочий покупает у него яблоко за пятьдесят копеек и пол-апельсина  у производителей апельсинов за пятьдесят  копеек. Предприниматель покупает за пятьдесят копеек пол-апельсина  у производителей апельсинов. Итог у всех – пол-апельсина и одно яблоко. Прирост денег нулевой.

 

Что интересно: сторонники свободного рынка обычно останавливают рассуждения  именно на этом моменте.

 

Однако тут подключается другой механизм: предприниматель видит, что радости от своего предпринимательства  он получил ровно в размере  дополнительной половины яблока. Хочется  же большего. Например, дополнительной половины апельсина. Но как её получить? Для начала он возвращает цену на яблоки к прежней – рубль за штуку. Теперь у всех, кроме него по пол-яблока и пол-апельсина, а у него два с половиной яблока и пол-апельсина. Для общества ситуация вернулась к прежней, но все вроде бы в выигрыше: хотя бы во время борьбы предпринимателя с будущим рабочим яблок обществом потреблялось больше. Но предпринимателю-то нужны пол-апельсина...

 

Тут он делает манёвр, о котором  сторонники свободного рынка предпочитают молчать: повышает цену на яблоки до двух рублей за штуку. Теперь, производители  апельсинов вынуждены продавать  оба апельсина, чтобы купить жизненно необходимые им яблоки. У них только по пол-яблока, у работника пол-яблока и пол-апельсина, у предпринимателя  полтора апельсина и два с  половиной яблока. Пошло накопление капитала. Естественно, за счёт обеднения  всех остальных. Так работает эксплуатация общества. С точки зрения официальной  теории свободного рынка ситуация парадоксальная – продуктов стало больше, а  цены возрасли.

 

Дальше возможны варианты. Например, производители апельсинов поднимают на них цену до двух рублей. Предприниматель может временно отказаться от апельсинов, чем вынудить производителей апельсинов к снижению цены обратно. Но более вероятно (если апельсины ему всё-таки нужны), он смирится с этим, довольствуясь тем, что его работник теперь может  купить только четверть апельсина, оставив  предпринимателю три четверти. Так  работает эксплуатация наёмного труда.

 

Производители апельсинов тоже могут устроить себе подобную иерархию, что приведет к увеличению производства, однако производимое в конце концов всё равно будет доставаться только предпринимателям. Общество же будет иметь бонусы только в периоды неустойчивости системы, которую сторонники свободного рынка упорно считают устойчивостью.

 

Более того, для отмазки они обычно приводят такое возражение: фирма-производитель яблок не одна, следовательно, будет конкуренция, что приведёт к устойчивости системы в состоянии доступных всем цен.

 

Тут достаточно взглянутm на ситуацию с предпринимателем и будущим рабочим. Видно, что при избытке производимого система стремится к установлению монополии, то есть, поглощению всех производителей наиболее успешным. При недостатке же производимого не будет поглощения, однако не будет и конкуренции – в условиях дефицита предпринимателям будет выгодно повышать цену. Легко видеть, что у системы свободного рынка два устойчивых состояния: дефицит с одновременным повышением цен и избыток, но с монополией и точно таким же повышением цен. Именно поэтому нигде в мире свободный рынок не приводил к дефляции и снижению цен. Только к постоянному подорожанию и инфляции. Понижение цен возможно только в локальных временнЫх масштабах. Тенденция же – рост цен. Равно как тенденцией является и обогащение богатых с одновременным обеднением всех остальных.

 

Надо отметить, что в  таких условиях работник рано или  поздно даёт по рогам предпринимателю. Предотвратить это можно только двумя способами. Первый – построение вокруг предпринимателей мощной оборонительной системы. Так было в доколониальном капитализме и странах колониях. Это – эксплуатация собственного народа. Второй вариант – вынести эксплуатируемых в такие дали, откуда они до страны никогда не доберутся, а со своим работником за счёт этого делиться. Так работает колониальный капитализм, характерный для современных развитых стран.

 

При этом развитые страны ещё  и пытаются удержать собственную  экономику в неустойчивом для  свободного рынка состоянии (именно его обычно выдают за преимущество свободного рынка и даже за его  основное свойство) совершенно нерыночными  методами. Дотациями, антимонопольными комитетами, вторжениями в потенциально или уже эксплуатируемые страны и т. п. Страны неразвитые же вообще хлебают от рынка полной ложкой –  чудовищное расслоение народа, нищета большей его части, огромные темпы инфляции, высокий уровень социальной напряженности и преступности.

 

Более того, дабы богатеть одним, надо обирать других. И если нельзя обирать свой народ, надо обирать  чужие. Но и это нельзя делать до бесконечности. Поэтому постоянно ищутся новые кандидаты на обирание.

 

Один из них – Россия. Сторонники свободного рынка всё  ещё надеются, что Россию «взяли к себе» на правах равного. Не надо иллюзий, её взяли в качестве очередного объекта для эксплуатации. Так  что не будет здесь райской  жизни при капитализме. Дальше только хуже.

 

И ведь, что интересно, даже для западных стран благополучие не вечно. Рано или поздно кандидаты  на обирание кончатся и капиталисты снова займутся обиранием собственных народов.

 

http://lex-kravetski.livejournal.com/62161.html

 

Я много думал над тем, что же конкретно мне не нравится в капитализме. Конечно, повод для  размышлений весьма странный – вещей, которые в нём не нравятся, пруд пруди. Многие, причём, лежат на поверхности  – экономическое неравенство, эксплуатация и тому подобное. Но это вещи во многом абстрактные. Не в том смысле, что  они нереальны, – реальны, да ещё  как, – однако они «удалены лично  от меня». Я их не очень-то ощущаю «вживую».

 

Но есть одна вещь, которую  я ощущаю и которая, как я сейчас понял, и делает капитализм противным  в моём восприятии. Это – религия  денег. Даже не культ – культ только составляющая часть. Именно религия.

 

Ведь чем характерна религия? Тем, что подчиняет себе всю жизнь  без остатка. Не какой-то её малый  кусочек, а всё. Все помыслы, желания, стремления. Определяет поступки, формирует  мораль. Деньги при капитализме гораздо  сильнее тривиальной веры в бога. Они сильнее всего на свете.

 

Человек живет в нищете. Все его мысли подчинены одному: что я буду есть завтра? На что я куплю себе одежду? Как оплачу жильё? Большевикам надо поставить вдвое больше памятников, чем они себе сами поставили, за одну только вещь: они дали людям возможность не думать обо всём этом. Не зря, не зря самая распространённая причина самоубийств не несчастная любовь, не непонимание, а нужда. Именно она вгоняет в петлю. Смешно слушать рассуждения о том, что «в СССР не было богатых, а были только бедные»: какие же это бедные, если они знали, что не умрут с голоду, что их будут лечить, что им дадут жильё и что всё это гарантировано и для их детей тоже? Такие «бедные» богаче среднего класса Запада, который одержим страхом потерять работу и остаться за бортом. Все репрессии, все войны меркнут в сравнении с этим.

 

Средний класс… Человек поднакапливает денег, которые создают ему иллюзию  минимальной безопасности. Что он отдаёт взамен? Да всё то же самоуважение. Теперь он готов пресмыкаться перед начальником. В СССР тоже пресмыкались? Карьеристы – да, но не от страха голодной смерти.

 

Этого мало. Человек теперь считает свою работу целью, а не средством. Он готов работать круглые сутки, не чтобы его страна устояла в  войне, не ради построения коммунизма, не ради интереса к тому, что он делает. Нет, он работает, чтобы «сделать карьеру». Что выражается только лишь в большей  зарплате. Давайте лизать зад кому попало, подсиживать коллег, да хоть душу дьяволу продавать. И за что? Не ради амбиций, не для блага общества – за деньги и только за деньги.

 

Человек входит во вкус, работает двенадцать, четырнадцать часов в  сутки. Работа – посланец бога: она  ведь даёт деньги. Денег всё так  же не хватает – запросы ведь возросли. Во всю функционирует пелевинский Оранус. Все мысли об одном: заработать денег и их потратить.

 

Подозреваю, процесс бесконечен. Не спроста появляются люди «выживающие на тридцать тысяч долларов». Конечно, они выживают. Ведь их бог того требует – зарабатывай и трать. Всё остальное отдай на откуп вытесняющему вау-фактору.

 

Сами по себе люди не плохие, но бытиё определило их сознание. Они  вступили в этот водоворот и он их затянул. Они поверили, что всё «серьезное» связано с деньгами. И только о них и имеет смысл думать. Есть они или нет их.

 

Когда я смотрю советские  фильмы, я отдыхаю душой. Там никто  и ничего не делает ради денег. Только ради великих целей, отношений с  другими людьми, из азарта, тщеславия, подлости, альтруизма или эгоизма. Но не ради денег. Деньги существуют, но они  – суть низкое. Они за гранью интереса. Их может не хватать, может быть в избытке. Их может хотеться или не хотеться. Но вокруг них не вращается мир. Они – второстепенное. Даже третьестепенное. Гораздо главнее мысли и чувства. Пусть даже примитивные и пошлые. Даже слюнявая любовь не отвращает так, как отвращает религиозное поклонение деньгам.

 

Ведь почему главные герои  современных фильмов – бандиты  и новые русские? Потому что они  близки к деньгам.

 

В этом суть социализма: он –  переходной этап к коммунизму, а  при коммунизме денег не будет. И  дело даже не в том, что не будет таким образом эксплуатации. Не будет поклонения деньгам. Они перестанут быть мерилом всего. Перестанут всё собой затмевать.

 

«Если ты такой умный, то где  твои деньги?» – девиз капитализма. Потому что для определения ума  найден единственно верный показатель. Количество денег у тестируемого. И вот этого я никогда не приму. Причём, вовсе не потому, что денег у меня мало и я боюсь конкуренции. А потому, что мне противно всё связанное с деньгами. Если бы меня кто-то избавил от необходимости иметь с ними дело, я бы не задумываясь назвал его величайшим гением всех времён и народов.

 

Тут альтернативно одарённые  начнут спекуляции на тему моего лузерства, будут строить догадки о моей несостоятельности и моём комплексе неполноценности. Но альтернативно одарённых я разочарую: множество ценнейших для меня вещей нельзя купить за деньги. За них не купишь наличие друзей, душевное спокойствие, композиторские или писательские способности. Деньги автора не сделают его произведение хорошим и даже не сделают его произведение существующим. Потому что автор творит не только за деньги. Если только, то он – плохой автор. Это незыблемое правило.

 

Тут мне вспоминается книга  «Бремя страстей человеческих». Её герой, юный английский аристократ ищет себя. Ему приходится пройти через очень  многое и очень многое осознать. И превратности любви и нюансы человеческой психологии. И жажду  творчества и жажду самореализации. Но только одно выбивает у него землю из под ног: он проигрывает свои сбережения на бирже. Это погружает его в нищету, из которой при капитализме нет выхода. Его таланты оказываются бесполезными в решении финансовых проблем. Нищета это – черня дыра, которая затягивает людей. Перешагнуть планку естественным способом, – благодаря трудолюбию или одарённости, – нельзя. Надо либо быть сразу над планкой, либо перешагивать её обходя закон. Правило практически без исключений в масштабах капиталистического человечества. Нарушивших его – единицы, подтвердивших – миллиарды. Американская мечта, ага.

 

И что же наш юный аристократ? Как же он выходит из положения? А  никак. Умирает его дядя и оставляет  ему наследство. Вот и всё. Герой  по книге положительный, но он мечтает  о смерти дяди. Не потому что презирает  его, хоть и презирает, не потому что  ненавидит, а просто чтобы решить свою проблему с деньгами. Дядя умирает – проблема решается. Юный аристократ теперь над чертой, что позволяет ему получить образование и дальше уже работать врачом, что оплачивается вполне достойно.

 

Вот это – квинтэссенция  капитализма. Люди такие же как при социализме, да, но есть нюансы. Один нюанс. Религия денег. Перед ней всё меркнет. Что теперь любовь, дружба, творчество, идеалы? Пшик. Нуль без палочки – своей основной составляющей. Материального благополучия.

 

Советский же человек просто об этом не думал в данном аспекте. Что подтверждает вся советская  и даже антисоветская культура. Вот, например, в «Иронии судьбы» Мягков жалуется, что врачам и учителям мало платят. Тонкая такая подколка строю от Рязанова и его соавтора. Но даже в этой подколке случайно проскальзывает главное: учителя и врачи спокойно, с иронией рассуждают о недоплате  им. У них нет того панического  ужаса, который охватывает главного героя «Бремени». Более того, они  никогда этот ужас не ощущали и  не ощутят. Недоплата – повод  для шуток, а не трагедия. Потому что она с их точки зрения несправедлива, но не фатальна. Причём, последнее им гарантировала советская власть, хоть они и не отдают себе в этом отчёта. Социализм освободил их от самого страшного рабства – религии  денег. И после этого можно  сколько угодно сетовать на то, что  «они работают на чиновников». Да пусть. Это поправимо. В отличие от.