Развитие экономической мысли в трудах лауреатов Нобелевской премии по экономике

Его первопроходческая разработка методов подсчета национального  дохода стала руководящей для  экономистов и правительственных  органов многих стран. Она была основана на единой теоретической концепции  взаимозависимости между исчисленным  объемом национального продукта и уровнем благосостояния населения, соответствующим этому объему. С. Кузнец также определил понятия  валового и чистого продуктов  страны и разработал методику их исчисления. При этом он стремился к аналитическому описанию экономического развития с  опорой на исследовательский процесс, что позволило построить четкую последовательную схему производства и доходов в их взаимосвязи. Фактически С. Кузнец создал статистическую основу макроэкономики (т.е. национального  хозяйства в целом в отличие  от отраслевого или низового уровня - предприятий и объединений). Введя  “двойной счет” национального дохода, он оценил его в двух измерениях: во-первых, как совокупный спрос (сумма  затрат на потребительские товары и  услуги, инвестиции и государственные  расходы) и, во-вторых, как показатель общего дохода со стороны предложения (сумма заработной платы, прибыли  и ренты).

Применив к экономическому исследованию развития различных стран  теорию временных рядов С. Кузнец установил ряд общеэкономических  закономерностей, характеризующих  эволюцию мировой экономики. В частности  он выявил так называемые “длинные волны” темпов экономического роста (получившие название “циклов Кузнеца”) - 20-летние периоды чередования быстрого и  медленного роста научно-технического прогресса, численности населения  и национального дохода.

Значительное внимание ученый уделил накоплению, инвестициям и  технологическим изменениям, происходящим в процессе экономического роста. Этому  посвящена специальная работа “Капитал и американская экономика” (1961). В ней доказывается, что за длительный период времени стабильность накопления определяет долю капиталовложений в экономике. Одним из первых он выделил роль “человеческого капитала” и показал, как изменения качества применяемого труда и перераспределение рабочей силы между производственными секторами влияет на изменения в технологии, и наоборот. Кроме того, он вывел закон (названный впоследствии “законом Кузнеца”) для экономического развития стран “третьего мира”: в первые 10 лет развития неравенство в распределении доходов будет резко возрастать, а затем появится тенденция к их выравниванию. Представляя Шведской королевской академии Нобелевского лауреата, член этой академии Бертиль Улин сказал: “Профессор Кузнец постоянно стремился к тому, чтобы представить количественное определение экономических величин, относящихся, скорее всего к уяснению процессов социальных изменений Он оперировал поистине огромным статистическим материалом, который подвергал настолько глубокому и тщательному анализу, что этот материал искрится мыслью и проливает совершенно новый свет на проблему экономического роста”. [2]

Среди научных работ Саймона  Смита (Кузнеца) наиболее известны: "Национальный доход и его структура в 1919 — 1938 гг.", "Изменения в экономике" (1953), "Капитал в американской экономике: его формирование и финансирование" (1961), "Современный экономический  рост" (1966), "Экономический рост наций. Совокупный продукт и структура  производства" (1971), "Рост и структурные  изменения" (1979), "Экономическое  развитие, семья и распределение доходов" (1989).[5]

2.3 Современные  Нобелевские лауреаты, их научные  открытия

Нобелевская премия по экономике  за 2007 г. вручена Лео (Леониду) Гурвицу, Роджеру Майерсону и Эрику  Маскину  за "основополагающий вклад  в теорию экономических механизмов". Эта теория начиналась (еще до первых работ нынешних нобелевских лауреатов) с практического вопроса: как  должна быть организована плановая экономика, чтобы информация, необходимая для  ее эффективного функционирования, использовалась наиболее оптимальным образом? В  идеальной рыночной экономике информация, распределенная среди огромного  множества независимых субъектов - прежде всего, потребителей и фирм, - агрегируется и передается через  цены, устанавливаемые "невидимой  рукой рынка". Как справедливо  указал Ф. Хайек, в плановой экономике  децентрализованный обмен информации невозможен, и соответственно встает естественный теоретический вопрос: как может быть устроен централизованный механизм сбора и использования  экономической информации.

Механизмы выявления информации Эрика Маскина.

Фундаментальный вклад Э. Маскина  в теорию экономических  механизмов заключается в следующем: он сформулировал задачу имплементации (implementation problem), требующую, чтобы все  равновесия получаемых механизмов приводили  к желаемой экономической функции;  определил условия, необходимые  для имплементации, в частности  условия монотонности (по Маскину) для  имплементации по Нэшу; предложил  конкретные механизмы, в частности  универсальный механизм имплементации.

Механизмы, стимулы и институты.

Чтобы понять значимость роли Гурвица - в данном случае его роль в интеграции двух направлений: экономической  теории с ее мощным формальным математическим аппаратом и институционализма, идеи которого содержат гигантский потенциал  для развития и нуждаются в  формальном аппарате для моделирования  и "вычислимости", - обратимся, прежде всего, к предлагаемой им концепции  понятия института и к тому, какое место эта концепция  занимает в ряду альтернативных теорий объяснения природы институтов. Гурвиц в своей интерпретации института близок к Норту. Так, он пишет: "Что касается семантики, термином "институт" могут обозначаться как правила, так и результирующие форматы  поведения. Рынок является таким примером. Но с точки зрения выбора политики представляется логичным, что именно правила могут быть подвержены намеренным изменениям, в то время как изменение поведения в рамках этих правил является следствием. В силу этого мы склоняемся к рассмотрению институтов как правил, нежели институтов как форматов поведения. Гурвиц делает попытку формализовать понятие института на основе понятия экономического механизма. Экономический механизм, по Гурвицу, задает множество выборов экономических субъектов и связанные с каждым из этих выборов результаты. В этом смысле механизм задает систему стимулов и близок тем самым к понятию экономического института, который тоже за счет создания правил структурирует выигрыши от тех или иных стратегий, выстраивая систему стимулов. Тем не менее такое отождествление было бы слишком жестким. Действительно, на его основе мы неизбежно пришли бы к выводу о том, что институциональные рамки однозначно задают поведение экономических субъектов. В то же время мы на множестве примеров видим, что это не так.

Майерсон в своей лекции "Фундаментальная теория институтов", прочитанной в честь Лео Гурвица  на заседании Эконометрического  сообщества в университете Миннесоты  в июне 2006 г., подробно останавливается  на предложенной Гурвицем концепции  института, также обращаясь к  этой формализации. Он замечает, что  когда мы обсуждаем проблему возникновения  и закрепления институтов, их необходимо рассматривать в более широком  контексте, нежели правила определенной игры, задаваемые этим институтом. Действительно - тут Майерсон приводит в пример игру в шахматы, - когда двое разыгрывают  партию, то факт, что один из участников не хватает фигуры противника и не совершает иных противоречащих правилам игры действий, обусловливается не этими правилами и даже не механизмами  принуждения к их соблюдению, а  скорее тем, что он не хочет портить  себе репутацию в более широкой, жизненной игре. Таким образом, игра в шахматы поддерживается своего рода репутационным взаимодействием в более масштабной игре. При этом совокупности правил, которые поддерживают правила конкретной локальной игры, могут быть различны. И множественность потенциальных равновесий определяется культурными нормами, различиями в концепциях легитимности и традициями.

Элегантные экономические  теории, бывает, рождаются и умирают, не коснувшись практики. Теория экономических  механизмов выросла из "прикладного" раздела экономической науки, занимающегося  изучением устройства и функционирования плановых экономик. По ходу своего развития теория механизмов дала и прямые практические приложения - от многомиллионных аукционов  на радиоспектр до схем эффективного распределения донорских органов. Сейчас на ней базируется вся современная  микроэкономика - невозможно представить  себе содержательный курс этого предмета, который не использовал бы соображений  совместимости равновесного поведения  экономических субъектов со стимулами. Про курсы магистерского и  аспирантского уровня можно и  не говорить: здесь вся микроэкономика является теорией механизмов. Надолго  ли детище Гурвица, Майерсона и Маскина  удержится "на передовом фронте" экономической науки - неизвестно, но ясно, что если ей и придется уступить это место, то теории не менее важной, сложной и элегантной.[8]

В 2008 году лауреатом Нобелевской  премии по экономике стал Пол Робин  Кругман «За анализ структуры  торговли и размещения экономической  активности». Свою премию Кругман получил  за достижения в двух смежных темах  – теории международной торговли и теории географического размещения экономической активности.

На протяжении большей  части XX в. в основе теории международной торговли лежали труды Давида Рикардо, опубликованные в начале XIX в. и дополненные Эли Хекшером и Бертилом Олином в 1920-х гг. Согласно этой теории, основным мотором международной торговли служат сравнительные преимущества стран в производстве тех или иных товаров. Если Англия хорошо умеет производить шерсть, а Португалия – вино, то Англия должна экспортировать в Португалию шерсть в обмен на вино, т.е. чем меньше похожи друг на друга две страны, тем больше должен быть товарообмен между двумя странами. Две идентичные страны торговать между собой не должны. Однако после Второй мировой войны теория начала стремительно расходиться с практикой. К концу 1960 – х. гг. экономистам стало очевидно, что наибольшие объемы торговли приходятся именно на очень похожие друг на друга регионы – Северную Америку и Западную Европу, которые друг с другом торговали намного больше, чем с непохожими на них странами третьего мира. Более того, значительная часть торговли между развитыми странами была и остается «внутриотраслевой», т.е. зачастую две страны X и Y продают друг другу почти идентичные товары, например автомобили разных марок. Такие торговые потоки нельзя объяснить в рамках теории Рикардо – Хекшера – Олина, и поэтому в 1960-х гг. появился спрос на новую теорию международной торговли. Ряд экономистов (в частности, Бела Баласса, Герберт Грубел) уже тогда предложили вербальное описание основных компонентов новой теории, впоследствии использованных Полом Кругманом. Идеи новой теории международной торговли витали в воздухе более десятка лет, дожидаясь исследователя, который бы формализовал эти идеи в виде математической модели. Этим человеком стал Пол Кругман, молодой профессор Йельского университета. Впрочем, Кругман не создавал модель «с нуля» - он умело использовал открытия, сделанные незадолго до него. Его модель фирмы фантастически проста: издержки труда на производство товара фирмой равны

                                                                (1)

Где - постоянные издержки и - предельные издержки. Подобная формулировка предполагает возрастающую отдачу от масштаба – чем больше выпуск , тем меньше средние издержки . Каждая фирма, максимизируя свою прибыль, устанавливает цену

                                                                        (2)

Где – заработная плата рабочих, которую можно принять равной единице.

Количество фирм (и, соответственно, товаров) n определяется в рамках модели. Если на рынке всего одна фирма, спрос на ее продукцию велик из – за отсутствия конкурентов, эта фирма продает много и, как следствие, имеет низкие средние издержки и большую прибыль. Большая прибыль привлекает на рынок новые фирмы, каждая из которых предлагает свою разновидность i товара. С увеличением числа фирм продажи каждой из них падают, что увеличивает средние издержки производства. Процесс продолжается до тех пор, пока средние издержки не окажутся равными цене.

Предположим теперь, что  две страны, в каждой из которых  присутствует, скажем, десять фирм, начинают торговать друг с другом. Теперь вместо двух маленьких рынков появляется один большой. Эффекты такого укрупнения, следующие: число фирм, представленных на рынке каждой из стран, увеличивается – помимо отечественных появляются еще и иностранные производители. Вместо десяти число фирм становится равным, скажем, четырнадцати; суммарное число фирм в мире сокращается – в данном случае, с двадцати до четырнадцати; каждая из оставшихся на рынке фирм становится крупнее и, как следствие, эффективнее.

Предсказания модели хорошо вписываются в практический опыт западных стран – снятие торговых барьеров после Второй мировой войны привело к укрупнению и глобализации бизнеса, а также уходу большого числа производителей с рынка. Теория Кругмана предсказывает, что от глобализации выигрывают практически все участники – за счет снижения средних издержек производства и появления большего ассортимента товаров на рынке. Проигрывают только топ – менеджеры закрывающихся фирм, роль которых никак не формализована в модели. Рабочие с закрывающихся фирм просто переходят в укрупняющиеся фирмы.[7]

Получив в начале 1980-х  славу новатора теории международной  торговли, в начале 1990-х гг. Кругман  прославился еще раз – как  новатор в теории экономической географии. Он фактически заново, после большого перерыва, открыл её как науку. Кругман показал, что производитель, стремясь сократить производственные издержки и транспортные расходы, стремится к концентрации производства, причём ближе к тем регионам, где для товара есть максимально большой рынок. В международной торговле это означает, что каждая страна будет стремиться наращивать экспорт тех промышленных товаров, для которых достаточно велик её собственный внутренний рынок. При этом её собственная международная специализация будет определяться не абсолютным, а сравнительным преимуществом производства определённого вида товара, то есть тем, насколько в данной стране на данном этапе экономически выгодно производить данный товар, а не какой-либо другой. Сравнительные преимущества определяются климатом, доступностью ресурсов и поставщиков, развитием технологий. Последний фактор является временным, но в каждый период времени именно технологии дают стране главное сравнительное преимущество. Самое же интересное происходит на уровне мезоэкономики. Поскольку и компании стремятся реализовать сравнительное преимущество и размещать своё производство ближе к самым большим потенциальным рынкам, экономическая активность и инновации также имеют тенденцию к концентрации в пространстве. В терминологии Кругмана возникает «ядро», куда, в конечном счёте, стекаются капиталы и люди-профессионалы, и люди-профессионалы в обслуживании этих людей. Сетевые взаимодействия, в том числе между отдельными индивидуумами и фирмами, ускоряют внедрение инноваций («новым знаниям легче перейти через улицу, чем преодолеть океан») и приводят к быстрому развитию колоссальных агломераций, таких как Силиконовая долина или, если хотите, Бангалор и Детройт. Возникновение таких кластеров нередко объясняется исторической случайностью, но развитие, как установил Кругман, — закономерно. Что делает закономерным и разделение на развитый «промышленный север» и периферийный «крестьянский юг», наблюдаемое как в отдельных странах, так и в глобальном масштабе. Заслуга Пола Кругмана в том, что он не просто объяснил все эти сложные тенденции в мировой и региональной экономике, но и разработал модели, позволяющие оценить вклад каждого фактора, определяющего равновесие локальной и глобальной экономической активности. Ценность этих моделей, как писал Арвинд Субраманьян, начальник отдела в Исследовательском департаменте МВФ, в том, что они позволили «влиятельным идеям, таким как принцип возрастающих доходов и экономический эффект, обусловленный внешними факторами, которые уже носились в воздухе, войти в основное течение экономической мысли». Кругман заменил метафоры ясными моделями, которые создают основу для анализа экономических процессов.[11]