Автор: Пользователь скрыл имя, 08 Апреля 2014 в 21:03, реферат
В основе этой парадигмы лежит представление о том, что глобальные политические отношения в современном мире определяются экономическими доминантами.
В настоящее время одной из главных теорий, объясняющих геополитические различия в мире, является геополитическая экономия, основная во многом на теории мировых систем И. Валлерстайна
Теория мирных систем — макросоциологическая концепция общественного развития, которую часто относят к неомарксистской школ- Во многом перекликаясь с теорией смены общественно-экономических формаций К. Маркса, она базируется, главным образом, на экономических основаниях и вводит пространственно-временной фактор в анализ общественных процессов.
Политико-экономическая
парадигма
В основе этой парадигмы лежит
представление о том, что глобальные политические
отношения в современном мире определяются
экономическими доминантами.
В настоящее время одной из главных
теорий, объясняющих геополитические
различия в мире, является геополитическая
экономия, основная во многом
на теории мировых систем И. Валлерстайна
Теория мирных систем — макросоциологическая
концепция общественного развития, которую
часто относят к неомарксистской школ-
Во многом перекликаясь с теорией смены общественно-экономических
формаций К. Маркса, она базируется, главным
образом, на экономических основаниях
и вводит пространственно-временной фактор
в анализ общественных процессов. Одной
из важнейших составных частей этой концепции
является представление о стадийности,
или цикличности, мировых политико-экономических
процессов, об их глобальной взаимосвязи.
Развившееся на основе концепции Валлерстайна
направление геополитической экономии,
по мнению многих исследователей, способно
максимально точно построить модель распределения
политико-экономической власти в мире
и заполнить некий вакуум, образовавшийся
в объяснительных возможностях традиционной
геополитики.
Одной из основ геополитической
экономии являются представления о существовании
так называемых длинных волн (больших
циклов) экономического развития. Представления
об этих волнах советский экономист Н.Д.
Кондратьев ввел в научный оборот еще
в середине 20-х годов. Согласно им, экономическое
развитие отдельных регионов и всего мира
подчиняется волнообразному закону, характеризующемуся
чередованием этапов подъемов, спадов
(застоя) и новых толчков, связанных с технологическими
прорывами и изобретениями, ведущими к
началу нового цикла. В настоящее время
наиболее распространена следующая точка
зрения на датировку длинных волн Кондратьева
для развитых регионов мира:
Иногда выделяют пятую волну
(цикл), с которой связывают начало постиндустриального
развития.
Разные регионы мира, районы
внутри государств и территории переживают
эти волны в разное время. Каждая из фаз
этих четырех длинных волн характеризуется
своими технологическими особенностями
и связанными с ними типами регионального
развития. Оказывается, что запаздывание
развития одних районов по отношению к
другим даже внутри одного государства
может составлять несколько циклов, и
в один и тот же момент времени «по-соседству»
можно встретить регионы первого и пятого
циклов. Исходя из анализа преобладающего
типа регионального развития, возможно
произвести районирование любой территории
вне зависимости от ее государственной
принадлежности и масштаба.
Политические (а точнее — политико-экономические)
отношения различных регионов между собой
чаще описывают в терминах «ядро» — «полупериферия»
— «периферия»1. Различия между этими
понятиями лежат в отношениях властвования
(господства) — подчиненно'сти (зависимости).
Часто можно встретить определение ядра
как региона (территории), эксплуатирующего
периферию, а полупериферии — как территории,
способной эксплуатировать периферию,
но одновременно эксплуатируемой ядром.
Различия ядро-периферия наблюдаются
на всех пространственных уровнях — от
локального до глобального. Город может
рассматриваться как ядро по отношению
к окружающим сельским территориям как
к периферии; лидирующий в экономическом
развитии регион государства или их группы
— по отношению к более «отсталым» районам;
наиболее развитые страны мира — по отношению
к ресурсным и экономически зависимым
государствам. Эти отношения значительно
более сложны и иерархичны, чем представленная
здесь упрощенная схема. Так, в самом развитом
государстве могут соседствовать регионы,
находящиеся на 4-м-5-м цикле Кондратьева,
и отсталые, преимущественно аграрные
районы, являющиеся явной периферией.
Однако в глобальных отношениях оба они
выступают частью большого региона —
ядра по отношению к другим регионам мира,
которые, в свою очередь, территориально
структурированы на «суб-ядра» и «суб-периферию».
На рис. 2 приведен один из примеров
районирования целого субконтинента на
основании пространственной иерархии
центр — полупериферия — периферия. На
карте Европы хорошо видны регионы, которые
находятся на вершине иерархии геополитико-экономических
отношений, и территории, максимально
отставшие от них на несколько циклов
Кондратьева. Высокая концентрация регионов
с процессами, характерными для ядра первого
порядка, в центральной части Западной
Европы, несомненно, может служить обоснованием
того непреложного факта, что вся Западная
Европа как макрорегион
Некоторые ученые, как, например,
Дж. Агню, утверждают, что на смену старому
биполярному геополитическому порядку
пришел своего рода «геополитический
беспорядок». Что это означает? Анализ
описанных выше глобальных тенденций
приводит их к мысли о том, что окончание
эры «холодной войны» и закат бывших сверхдержав
не является очередным перераспределением
власти в мире в пользу возникающих новых
или уже имеющихся сверхдержав. Они считают,
что современные процессы ведут к общему
упадку роли государств как главных структурных
элементов мировой геополитики. Резко
возросшая роль экономических и информационных
процессов привела к тому, что большее
влияние на решение глобальных и международных
политических проблем оказывают внегосударст-венные
экономико-политические субъекты — региональные,
транснациональные и глобальные корпорации,
финансовые институты и пр. Этим новым
вершителям мировых судеб часто уже не
требуется опосредующая роль какого-либо
государства и его институтов в решении
глобальных проблем. Более того, сами эти
экономико-политические агенты все более
теряют национально-государственную идентичность.
Так, например, один из крупнейших
мировых химических концернов BASF, считавшийся
гордостью немецкой промышленности и
имеющий на территории Германии самые
высокотехнологичные прозводства, производит
свою продукцию на заводах, расположенных
едва ли не на всех континентах мира. А
не так давно он перевел свою центральную
штаб-квартиру в Голландию, став голландской
компанией, рассудив, что это принесет
значительные налоговые льготы. Какое
государство должно выступать в этом случае
главным проводником интересов концерна
BASF? Что уж говорить об «ударе по национальному
самолюбию» американцев, когда крупнейший
«Бэнк оф Америка» покупается японцами
— главными экономическими, а некогда
и политическими противниками США? При
всем этом мы уже привыкли к тому, что все
чаще средства массовой информации открыто
называют экономические структуры, стоящие
за развязыванием опаснейших военных
конфликтов, таких, как «Война в Заливе»
или Чеченская война.
Еще одной важнейшей чертой
современного геополитического порядка
(или «беспорядка»?) сторонники геополитической
экономии считают снижение роли стратегического
милитаризма как регулятора глобальных
политических отношений. Потенциально
в близком будущем большое число государств
сможет обладать достаточным количеством
оружия массового поражения, чтобы уничтожить
весь земной шар. Это делает начало любого
военного конфликта равносильным попытке
коллективного самоубийства. Одновременно
с этим по указанным причинам стратегическое
оружие массового поражения все более
рассматривается как обуза, нежели политическая
выгода для бывших и нынешних сверхдержав.
Значительным развитием идей
геополитической экономии и своеобразной
попыткой отойти от строго детерминистского
сугубо экономического взгляда на будущее
мироустройство стала концепция американского
политолога Фрэнсиса Фукуямы, поданная
им под броским заголовком «Конец истории?».
Согласно его концепции, глобализация
мировых процессов на основе победы западных
идеалов рыночной экономики, либеральных
ценностей и демократического политического
устройства приведет к отмиранию оснований
для геополитического противостояния
стран и регионов мира, что составляло
в прошлом основу истории человечества.
При преобладающем влиянии описанных
выше политико-экономических процессов
в мире победит «рациональное» сознание,
составляющее основу капиталистического
развития и системы западных общественных
отношений. Мир должен постепенно превратиться
в единую взаимозависимую управляемую
систему.
Среди сторонников данной парадигмы
необходимо также упомянуть французского
исследователя и политика Жака Ат-тали.
Он максимально заострил и политизировал
все общие постулаты политико-экономической
парадигмы: новые политико-экономические
реалии он именовал наступлением «эры
денег», информационных технологий и либерально-демократических
ценностей; править миром, с его точки
зрения, начинают законы «геоэкономики»,
ставящие во главу регионы-ядра, между
которыми постепенно сгладятся основные
противоречия.
В качестве одной из теорий,
являющейся результатом развития идей
геополитической экономии, выступает
теория глобального (мирового) города.
Термин «мировой, или глобальный, город»
появился еще в начале нашего столетия,
но получил научное признание и вошел
в оборот после публикации в 1966 г. книги
П. Холла «Мировые города». Под этим термином
сегодня подразумеваются города, в которых
сосредоточена непропорционально высокая
доля .экономических и политических институтов,
способных принимать зй&чимые для всего
мира или крупных регионов решения. Иными
словами, это центры принятия решений
мировой экономики и политики. Основными
приметами глобальных городов являются:
— сосредоточение крупнейших
финансовых институтов,
таких, как биржи и банки;
— высокая доля штаб-квартир
ведущих транснациональных
корпораций;
размещение международных политических
и экономи
ческих организаций;
проведение на постоянной основе
мировых или между
народных форумов и встреч;
наличие крупных международных
торговых организаций
и структур (бирж, выставок и
пр.);
наличие крупного международного
транспортного узла;
— способность стать международным
центром создания,
аккумулирования и распространения
информации;
— специализация на предоставлении
высокотехнологичных
бизнес-услуг для вышеназванных
функций.
Перечисленные выше
функции превращаются в предмет специализации
глобальных городов и структурируют городское
пространство сообразно этим функциям.
Глобальные города и по облику, и по городской
структуре, и по многим другим параметрам
становятся больше похожими друг на друга,
нежели на другие города своих стран и
регионов. Они все более ориентируются
не на экономику окружающих территорий
и даже государств, а на глобальные или
транснациональные интересы, углубляя
свою «экстерриториальность». Конечно,
появление таких городов в том или ином
регионе не случайно, а подготовлено всей
историей развития не только самого города,
но и региона в целом. Очень важную роль,
помимо прочих условий, играют и стадия
(цикл) экономического развития, переживаемая
регионом и его центром. При этом преимущества
для появления глобального города имеют
территории, стоящие на высших ступенях
иерархии циклов Кондратьева. В терминах геополитической экономии глобальные
города приобретают функции «ядра в ядре»,
или мировых гиперядер (гиперцентров).
Именно между ними, а точнее — между тяготеющими
к каждому из них группами стратегических
интересов, идет главное соперничество
в глобальных экономических и политических
решениях.
Какие же города могут претендовать
на роль глобальных?
В середине 60-х годов П. Холл
относил к их числу Лондон, Париж, Рандштад,
Рейнско-Рурскую агломерацию, Москву,
Нью-Йорк и Токио. Новые реалии в мире и
развившиеся представления о самих глобальных
городах привели к иной, более сложной
классификации. Появились представления
о существовании иерархии глобальных
городов, и разные авторы принимают различные
основания для построения таких иерархий.
Неудивительно, что в категорию глобальных
у разных авторов попадают разные города.
Пожалуй, только три города называются
глобальными абсолютно всеми исследователями.
Это Нью-Йорк, Лондон и Токио.
Этнокультурная парадигма
Данное направление появилось
как своеобразный ответ на все более набирающую
популярность политико-экономическую
парадигму. Объединяющим признаком работ
данного направления является представление
о том, что наиболее существенным фактором
современного и будущего устройства мира
выступает не столько экономика, сколько
этнокультурное разнообразие и соответствующая
идентичность.
Наибольшую известность в этой
области получила концепция американского
ученого Сэмюэла П. Хантингтона. В своей
известной статье «Столкновение цивилизаций»
он вводит новую переменную в глобальные
политические отношения — цивили-зационный
раскол. Согласно Хантингтону, не правы
те исследователи, которые утверждают,
что окончание «холодной войны» означало
полную и окончательную победу Запада
и его Ценностей, таких, как абсолютизация
рынка и либеральной демократии во всем
мире и образование однополярного мира.
Помимо традиционных факторов, рассматривавшихся
западной геополитикой — военно-стратегической
и экономической составляющих, в конце
XX в. наблюдается повышение значимости
еще одного фактора. Целый ряд исследователей
отмечает усиление политической роли
националистических и религиозных течений,
основанных на росте значения культурной
и исторической идентичности. С точки
зрения Хантингтона, Западу стоит в ближайшее
время ожидать формирования геополитической
оппозиции со стороны уже существующих
и формирующихся цивилизационных идентичностей,
которые могут образовать собственные
региональные союзы на основе общих ценностей,
отличных от Запада. Начинается новая
эра в мировой политике, характеризующаяся
столкновением Запада с незападными цивилизациями.
Именно между ними и будут пролегать линии
геополитических напряжений. Он выделяет
8 цивилизаций, которые способны потенциально
сформировать свое собственное представление
о мировой политике: 1) западная, или атлантическая,
2) славянско-православная, 3) конфуцианская,
4) японская, 5) исламская, 6) индуистская,
7) латиноамериканская, 8) (возможно) африканская.
Целый ряд отечественных и западных
исследователей полагает, что нельзя переоценивать
значение и силу цивилизационной идентичности.
Эти авторы склонны в большей степени
подчеркивать роль национальной (или этнической)
составляющей политической идентичности.
По их мнению, при определенных условиях
различия в национальных интересах будут
«расталкивать» религиозно-цивилизационные
общности. На такую опасность указывает,
в частности, итальянский исследователь
Карло Санторо. Смена геополитических
эпох, которую мир переживает в настоящее
время, связанные с ней общественные кризисы
и катастрофы в целом ряде регионов должны,
по его мнению, привести к активизации
националистических сил и движений. Регионы,
наиболее подверженные этому риску, расположены
главным образом на периферии и полупериферии
мировой экономики. Наибольшую вероятность
подъема национального самосознания и
национализма К. Санторо видит в регионах,
составлявших бывший так называемый Восточный
блок. С его точки зрения, многочисленные
локальные конфликты, которые возникнут
на этой основе, подтолкнут мир форсировать
формирование мирового правительства.
Стратегическая парадигма
Отличительным признаком данной
парадигмы выступает отчетливо выраженный
приоритет конкретных политических интересов
какого-либо субъекта глобальной политики
над общенаучными интересами. Задачу таких
исследований в первую очередь составляет
выработка рекомендаций внешнеполитической
стратегии для обеспечения максимального
благоприятствования интересам какого-либо
государства, регионального союза или
политического института. Их отличает,
как правило, выраженное целеполагание
и прагматический расчет.
Подобные исследования проводятся
с разной интенсивностью под эгидой правительственных
органов многих (если не всех) государств
мира. Они могут быть не связаны с серьезными
научными разработками. Для нас же представляют
интерес те из них, которые опираются на
серьезные исследования и формулируют
определенные теоретические или методологические
принципы, которые имеют научный характер
и значительные прогностические возможности.
Наибольший интерес в данном
контексте, пожалуй, представляют собой
работы американского политика и исследователя
Збигнева Бжезинского, в прошлом — помощника
президента США по национальной безопасности.
Публикации 3. Бжезинского интересны хотя
бы потому, что именно в них, как правило,
содержатся прогнозы или сценарии развития
геополитической ситуации в мире.
Геополитические построения
3. Бжезинского откровенно американоцентричны.
Автор не скрывает, что главным мотивом
большинства из них является стремление
выработать стратегическую линию поведения
США на глобальной политической сцене
с целью достижения максимального благоприятствования
интересам этой страны. В эпоху биполярного
мира Бжезинский полагал, что наиболее
оптимальным для интересов США в мировой
политике был бы вариант некой конвергенции
(сближения) противостоящих систем: либеральной
рыночной демократии США и централизованно-планового
авторитарного социализма СССР. В перспективе
он предполагал возможным создание мирового
правительства с допущением СССР к участию
в нем.
После победы Запада в «холодной
войне» он существенно изменил представления
об американских глобальных интересах.
США, с его точки зрения, являются и должны
оставаться в обозримом будущем единственной
сверхдержавой в мире, способной осуществлять
глобальную власть. Бжезинский считает
главными геополитическими событиями
последнего времени распад СССР и образование
на территории Евразии «дуги нестабильности»,
включающей Балканы, часть Ближнего и
Средний Восток, практически весь западный
и южный пояс государств — бывших республик
СССР — и часть китайских провинций. Для
интересов США эти изменения означают,
во-первых, устранение главного геополитического
конкурента США в лице России как правопреемницы
СССР, во-вторых, окончание попыток ограничить
американское влияние в Евразии и, в-третьих,
превращение ислама в главную угрозу американским
интересам на новом для них геополитическом
пространстве.
В перспективе Бжезинский рассматривает
возможность возникновения пяти «центров
глобальной мощи», способных в разной
степени конкурировать в мировой политике.
Это:
Северная Америка с центром
в США и зоной влияния,простирающейся
на всю Америку;
Европейский Союз, влияние которого
распространитсяна всю Восточную и Южную
Европу и частично на СевернуюАфрику;
Азиатско-Тихоокеанский
регион с лидером в лице Японии и влиянием
на Австралию, Океанию и российский Дальний Восток;
Южная Азия, отличающаяся
потенциально значительно меньшей степенью внутренней
интеграции, во главе с условным лидером Индией;
5) Мусульманский полумесяц,
охватывающий Северную Африку, Ближний Восток, Страны
Персидского залива, Центральную Азию.
В этом регионе отсутствует явный лидер, однако присутствует значительная
степень внутреннего единства, основанная
на исламских ценностях и враждебности
по отношению к Западу.
Бжезинский особо оговаривает
возможность появления еще одного центра
силы под условным названием «Евразийские
грозди». Этот регион, по его мнению, может
возникнуть на месте бывшего СССР при
лидерстве России.
Как же могут США, по мнению Бжезинского,
осуществить свои притязания на глобальную
власть? Глобальная властьпредполагает
одновременное наличие четырех составляющих:
военного могущества, экономической мощи,
культурно-идеологической экспансии и
глобальных политических мускулов. По
мнению автора, ни один центр силы в мире,
кроме США, не обладает всеми четырьмя
компонентами и поэтому пока не может
с ними конкурировать на равных. В качестве
основных конкурентов США в этих амбициях
он рассматривает, прежде всего, Европу
и Японию. Последняя, согласно Бжезинскому,
представляет меньшую опасность для США
в их претензиях на мировое лидерство.
Экономическая мощь Японии нейтрализуется
периферийным географическим положением,
ограниченностью собственной ресурсной
базы и, главное, исторической изолированностью
японской культуры и сложностью глобальной
идеологической экспансии японских культурных
ценностей. Потому Бжезинский приписывает
Японии возможную роль своего рода «глобального
вице-президента», но лишь при укреплении
США в качестве «президента». Европа имеет
больше шансов в глобальном соперничестве
за мировое лидерство, нежели Япония. Ограничения
для Европы на этом пути видятся Бжезинским
в слабости внутренней политической интеграции,
не способной догнать интеграцию экономическую.
В этом процессе критически важно для
США всемерное укрепление НАТО и ослабление
собственных внутриевропейских структур
типа ОБСЕ. Те сценарии расширения НАТО
на восток и формирования новой системы
отношений в Европе, которые Бжезинский
описывает как наиболее благоприятные
для США, до сих пор сбывались с удивительной
точностью.
Субъекты новой геополитики
Для правильного понимания сути
основных пространственно-политических
противоречий и конфликтов на Земле необходимо
ответить на вопрос о субъектах основных
политических отношений: кто же являются
главными действующими лицами на глобальной
политической сцене. Ответы на этот вопрос
разнятся в разных геополитических школах.
Сегодня большая часть геополитических
исследований посвящена взаимоотношениям
между пятью такими субъектами.
1. Государства. Отношения между
государствами, совершенно очевидно, для
большинства геополитиков XX в. являлись
главным объектом исследований. Государство
действительно было и является самым активным
и очевидным агентом в сфере глобальных
пространственных отношений. Международные организации
и союзы.
Геополитико-экономические
районы.
4. Цивилизации и центры силы
(в терминах Сэмюэла П. Хантингтона).
5. Нации. О нациях как о субъектах
мировых политических отношений как на
Западе, так и у нас, в основном, пишут социологи, историки, этнографы
и антропологи и очень мало —географы.
Какие же из этих субъектов наиболее
влиятельны в современной мировой политике?
Конфликт между нацией и государством
как субъектами политических отношений
представляет собой основной геополитический
конфликт, основания которого объективны
и практически не устранимы известными
на сегодняшний день способами. Почему?
Из упомянутых выше субъектов
геополитических отношений, равно как
и из неупомянутых (хаусхоферовские «пан-регионы»,
коэновские геополитические регионы и
пр.), лишь нации и государства представлены
в реальной политической жизни политическими
институтами, способными к массовой мобилизации
и к представительству собственных интересов.
Именно они реально участвуют в международных
отношениях и именно между ними происходит
противостояние по поводу территории.
И государства, и нации, как утверждает
большинство исследователей, нуждаются
в собственной территории в той или иной
форме. При этом совершенно очевидно, что
государственные и «национальные» территории
не совпадают.
Более того, конфликт между нациями
и государствами по поводу права на территориальный
суверенитет имеет неизбывную (неустранимую
физически) природу. Не существует физических
методов его разрешения. Представить себе
ситуацию, когда при сохранении сегодняшних
государственных и национальных идентичностей
мир будет представлять из себя систему
мононациональных государств, невозможно.
Ни глобальные переселения народов, ни
перекройки государственных границ не
создадут удовлетворяющую всех ситуацию.
Если «физически» данный конфликт
неустраним, то существует ли вообще выход
из него? Есть ли пути его реального разрешения? Не будем обсуждать
способы насильственного разрешения,
а точнее подавления конфликта. Самьга
распространенным способом предотвращения
данного конфликта являлись попытки изменения
природы конфликтующих явлений. Несостоятельными
оказались многие попытки бороться с национальной
идентичностью. Так, в СССР на протяжении
многих десятилетий пытались заменить
национальную идентичность на классовую.
Другой наиболее настойчиво
применявшейся в новейшей истории попыткой
разрешения основного геополитического
конфликта было и остается стремление
ряда государств подменить в сознании
людей представление о природе и составе
нации. Понятие этнической нации подменяется
понятием нации государственной. В последнем
случае в массовом сознании культивируется
представление о том, что все население
государства, независимо от его этнической
принадлежности, составляет единую нацию.
Действительно, если невозможно материально
совместить государственные границы с
национальными, то надо сделать это в головах
людей. Наиболее разрекламированной попыткой
такого рода является пример американской
государственной идеологии, насаждающей
термин «американская нация» применительно
ко всему населению страны. Многочисленные
примеры расово-этнических конфликтов
в США, начиная с рудиментов куклуксклановского
расизма и заканчивая расовыми выступлениями
60-х годов или расово-этническими столкновениями
в Лос-Анджелесе в 1992 г., свидетельствуют
о том, что и этот путь пока не дал ожидаемого
результата.
Таким образом, нации и государства
по-прежнему выступают главными субъектами
мировой политики. Какова же роль других
упомянутых выше геополитических субъектов?
Среди них, помимо наций и государств,
реальными политическими институтами
могут выступать, главным образом, международные
организации и союзы. Их относительная слабость
по сравнению с геополитической ролью
государств и наций объясняется тем, что
международные организации и союзы в гораздо
меньшей степени обладают способностью
к мобилизации, чем государства или нации,
а также, как правило, не обладают правом
неограниченного суверенитета. Геополитико-экономические
районы или цивилизации вынуждены искать
проводника своих глобальных интересов
в мировой политике в лице тех же государств, националистических
движений или международных организаций.
Основные геополитические
процессы и регионы
В современной литературе по
геополитике более всего обсуждаются
два взаимосвязанных процесса, формирующих
пространственную модель распределения
власти в мире: с одной стороны, все возрастающая
глобализация экономических и политических
процессов, с другой — локализация (или
фрагментация) этих же процессов. Если
абсолютное большинство исследователей
согласны с самим существованием этих
процессов, то по вопросу о их сущности
мнения расходятся.
Сами термины получили свое
современное звучание из работ представителей
направления геополитической экономии.
Они описывают глобализацию как процесс
возрастания взаимной зависимости всех
частей мира на основе включения их в мировую
рыночную экономику. За экономической
интеграцией в единый процесс неизбежно
следуют изменения и в прочих областях
общественной жизни.
Процесс фрагментации, с точки
зрения представителей этого направления,
не противостоит, а скорее вписывается
в процесс глобализации, и представляет
собой ее органический элемент и механизм.
С этих позиций фрагментация (или локализация)
выражается, прежде всего, в передаче части
политических функций от государственного
уровня региональному и локальному, образуемым,
главным образом, экономическими районами
со своими особыми интересами. Такие районы
формируются под воздействием законов
мировой экономики и описываются в упомянутых
терминах «центр» — «полупериферия» —
«периферия».
Такой подход к трактовке главных
геополитических процессов современности
разделяется далеко не всеми. Практически
нет разногласий среди специалистов в
том, что экономические процессы создают
основу для формирования мировой глобальной
зависимости. Различия в позициях заключаются
в оценке значимости глобальной экономики
для мировой политики.
Во-первых, глобальная экономика
все еще представляет собой скорее наиболее
вероятную перспективу, нежели реальность.
Огромные пространства Земли практически
исключены из процессов, которые принято
называть глобальными. Параметры экономической
зависимости не столь масштабны, как о
них принято думать — даже в ведущих странах
«центра» или «ядра», более 80% ВВП потребляется
внутри страны. Более того, основной объем
торговли конечными продуктами приходится
на обмен внутри тех же «развитых» стран.
Во-вторых, хотя вступление части
ведущих стран в постиндустриальную фазу
развития и породило новые центры силы
в лице глобальных городов и новые субъекты
политических интересов в лице транснациональных
корпораций, едва ли можно однозначно
говорить об упадке традиционных институтов
мировой политики (таких, как описанные
выше государства или нации) и о серьезном
снижении значимости их собственных интересов
на глобальной сцене.
В-третьих, экономический детерминистский
подход не может описать всех факторов
глобальной политики. Более того, практика
показывает, что даже в регионах «ядра»
главную роль могут играть процессы неэкономического
происхождения. Ответом на все эти реалии
явилось развитие представлений о том,
что глобализация должна предполагать
не только экономический процесс. Некоторые
специалисты полагают, что это прежде
всего процесс унификации ценностей. При
этом под унификацией обычно подразумевается
экспансия западных ценностей, таких,
как политический либерализм, демократия,
свободная рыночная экономика, рационализм.
Более подробно суть процесса глобализации
рассматривается в следующей главе.
Подходы к описанию процессов
фрагментации также весьма различны. Напомним,
что изначально фрагментация (или локализация)
в терминах направления геополитической
экономии подразумевала формирование
взаимосвязанной системы регионального
разделения труда, углубления региональной
специализации. При этом фрагментация
составляла неотъемлемую часть, своего
рода структурный каркас глобальной экономики
и зависимости. Появился даже термин «глокализация»,
обозначающий диалектику этой взаимосвязанной
системы. Очевидно, что при таком понимании
для глобальной политики направленность
фрагментации центростремительная, поскольку
усиление региональной специализации
неизбежно усиливает взаимозависимость
всех частей пространственной системы.
Однако в последнее время все
более стал развиваться взгляд на фрагментацию
не как на геоэкономический процесс, а
скорее как на процесс ему противостоящий.
Под процессом фрагментации стали понимать
политическое воздействие сил, противостоящих
глобализации. Свой вклад в такую фрагментацию
вносят все субъекты мировой политики
неэкономического происхождения: государства,
нации, наднациональные негосударственные
общности, и даже международные организации
и союзы. Такое понимание фрагментации
придает этому процессу центробежную
направленность.
Совершенно очевидно, что представления
о геополитических различиях разнятся
не только у политиков разных стран, но
и у исследователей геополитики. Каждому,
кто хочет сформировать собственное представление
о распределении власти в мире, стоит познакомиться
со всем разнообразием подходов и оснований
для классификаций, предлагаемым разными
школами и направлениями научной геополитики,
выработать свою оценку и собственную
систему факторов. Авторам настоящего
учебного пособия представляется, что
наибольшего интереса в современных условиях
заслуживают три концепции, позволяющие
наиболее точно описать геополитическую
картину мира конца XX — начала XXI столетия.
Это геополитическая экономия, концепция
глобального города и цивилизационный
подход С. Хантингтона.
Главные события мировой политики
свидетельствуют о том, что минимум два
глобальных разнонаправленных и разных
по своей природе процесса формируют сегодня
политическую карту мира. Это возрастающая
зависимость мировых политических процессов
от глобальной экономики и рост влияния
национальной, культурной, религиозной
идентичности на возникновение и развитие
политических противоречий и конфликтов.
Очевидно также, что два этих процесса
не могут не конфликтовать между собой.
Если первый из них имеет глобальную центростремительную
направленность и толкает субъектов мировых
политических отношений в русло единого
экономического процесса и ко все большей
взаимозависимости, то второй — центробежный
— ведет к региональной фрагментации.
Если сложить основные
тезисы названных концепций, то окажется,
что описанные Хантингтоном цивилизации
обладают различным геополитико-экономическим
потенциалом. Ныне две из восьми цивилизаций
практически полностью покрывают зону ядра (западная и японская),
три почти целиком относятся к зоне полупериферии
(славянско-православная; конфуцианская
и индуистская), а остальные состоят из
государств как полупериферии, так и периферии,
с различной долей первой и последней.
Карта, изображенная на рис. 2, хорошо описывает
состояние современной политики, в котором
ведущая роль как в мировой экономике,
так и в господстве мировоззренческих
ценностей принадлежит именно западной
цивилизации1. По геополитико-экономическому
потенциалу ей может сейчас всерьез противостоять
только японская цивилизация, ограниченная
(по наблюдению 3. Бжезинского) практической
невозможностью широкого распространения
своего ценностного влияния в мире. Не
случайна, видимо, та острота конкуренции,
которая наблюдается между зонами ядра
двух цивилизаций. Все три глобальных
города мирового значения расположены
в зонах влияния этих двух цивилизаций
и не могут не подчиняться преимущественно
их интересам.
Рост значимости других цивилизаций
в мировой политике, видимо, напрямую связан
с развитием в них циклических гео политике-экономических
процессов, с развитием зон ядра, возникновением
всемирно значимых глобальных городов.
Трудно представить, что цивилизационное
противостояние вызовет в будущем предсказывавшиеся
еще в 30-е годы К. Хаусхофером тенденции
к достижению автаркии (самоизоляции).
Глобализация политико-экономических
процессов достигла той стадии, когда
такой сценарий практически невозможен.
Тем не менее, в рамках глобального экономического
пространства можно ожидать усиления
действия факторов неэкономического происхождения,
способных вылиться в новое структурирование
мирового политического пространства.
В заключение приведем сводную
таблицу, в которой кратко изложены основные
параметры современных подходов, использующихся
в западной геополитике (табл. 3).
Таблица 3. Основные направления
современной западной геополитики