Автор: Пользователь скрыл имя, 08 Декабря 2011 в 18:53, доклад
Долгое время догоняющая модель развития считалась ведущей и едва ли не единственной. Речь шла о попытке незападных стран равняться на Запад и стремиться догнать его в своем развитии. Но ситуация изменилась. Приведем мнение С. Хантингтона, который указывает на возможность нескольких путей развития.
Многообразие моделей модернизации
Долгое время догоняющая модель развития считалась ведущей и едва ли не единственной. Речь шла о попытке незападных стран равняться на Запад и стремиться догнать его в своем развитии. Но ситуация изменилась. Приведем мнение С. Хантингтона, который указывает на возможность нескольких путей развития.
Один путь — вестернизация без модернизации. Многим подобная возможность представляется сомнительной, т.к. вестернизация и модернизация тесно взаимосвязаны. Трудно представить себе вестернизацию без модернизации, равно как модернизацию без вестернизации. Между тем, эмпирически известно наличие подобного опыта. Вестернизация без модернизации характеризует внешнее, иногда операциональное усвоение западного опыта при отсутствии восприятия принципов и культурных особенностей западной жизни. Она связана с разрушением собственных культурных традиций общества без их хотя бы частичного заполнения заимствованными образцами. Такое общество называется разрушенным традиционным обществом, не перешедшим на следующую ступень развития. По такому пути пошли Египет, Филиппины.
Второй путь — это модернизация без вестернизации. Поскольку классические модернизации всегда сопровождаются вестернизацией, этот способ развития стал принципиально новым. По этому пути пошли новые индустриальные страны Юго-Восточной Азии. Они модернизировалась, не меняя своей идентичности. Американский оккупационный режим в Японии после Второй мировой войны потребовал распада коллективных структур и либерализация началась, но она привела просто к разрушению традиционного общества. В 1950-е годы японские социологи выдвинули другую программу: не ломать традиционных структур японского общества, а изменять цели государства. Японцы провели реформу, следуя проекту японских социологов, отказавшихся от либерализации, поддержали имеющуюся коллективную продуктивность. Японское общество изменилось из-за того, что государство сменило свои цели. Здесь не культура адаптировалась к задачам модернизации, а руководящие элиты, желающие осуществить модернизацию, адаптировались к культуре. Японцы модернизировались на собственной культурной основе, то есть они, не меняясь культурно, производили современные вещи, провели технологическую революцию.
Третья форма развития, показывает Хантингтон, — догоняющее развитие, при котором пропорции модернизации и вестернизации примерно одинаковы. По этой модели развивались Россия, Турция, Мексика и др. страны. Но и эта модель, обеспечив ряд достижений, в конечном итоге заводит в тупик. Он возникает, во-первых, из-за ускоренной трансформации Запада сегодня, из-за незавершенности его новой фазы развития, которая не сформировалась настолько, чтобы ее можно было «догнать». И второе: если рекультуризация, то есть элемент вестернизации, отрицания собственной культуры осуществляется очень быстро или является оскорбительным по своей манере, то неизбежны откаты назад.
Наиболее адекватной формой развития обществ Хантингтону представляется модель модернизации, которую ученые называют национальной, возникающая на некотором уровне уже достигнутой вестернизации. Россия имеет достаточно высокий уровень вестернизации, начатой еще Петром Первым, но еще нуждается в повышении этого уровня при заимствовании инфраструктуры, демократических институтов, рыночных отношений Запада. Вестернизация в сегодняшней России — это перенятие экономических механизмов и некоторых форм политической жизни западных стран. На Западе есть много книг, в которых говорится, что демократия будет трансформироваться, потому что она не является вечным спутником западного капитализма. Вестфальская мировая система после тридцатилетней войны дала миру систему национальных государств, о демократии речь не шла. А потом в Америке после Филадельфийского конгресса возникла Филадельфийская система, в которой уже демократия выступила на передний план. И сейчас происходит не только трансформация Вестфальской системы, но и трансформация Филадельфийской системы в связи с глобализацией. Но все-таки, если мы хотим жить в демократическом обществе, а мы этого хотим, то можем перенимать существующие западные институциональные структуры: демократические, управленческие, экономические, образовательные — все, что нам представляется ценным, мы можем брать с учетом того, что они подходят (если подходят) России. Никто и ничто этого не запрещает, но мы не можем сказать, что мы догоняем Запад или развиваемся по западной модели, потому что Запад сам трансформируется, а мы часто «догоняем» пройденные им уже давно фазы.
Итак, по мнению Хантингтона, надо пройти какой-то уровень вестернизации, а далее перейти к локальной,или, как мы предпочитаем называть – национальной модели модернизации или иначе, к тому типу развития, который диктуется национальными нуждами, т.е. нуждами данного общества. Национальный в данном контексте понимается не этноцентристски, а как соответствующий интересам основной геополитической единицы современности — национальному государству, идентичности по гражданству. Необходимый и достаточный уровень усвоения западного опыта необходим для национальной модели развития незападных стран и ведет к многообразию возникающих типов модернизации при глобализации и глобальном капитализме. Эта мысль Хантингтона, воспринимаемая как самая сомнительная часть его концепции столкновения цивилизаций, вызвавшей серьезное сопротивление, вскоре была подтверждена как новым характером социальных изменений, так и новыми концепциями. Среди них, концепция одного из самых крупных специалистов по теории модернизации Ш. Айзенштадта, который доказал, что в условиях глобализации находящийся в трансформации Запад не может быть по-прежнему универсальным образцом развития. Каждое общество само решает, в каком типе модернизации оно нуждается. Появляется множество «модернизмов», складывающихся на локальном уровне.
К этой мысли можно было прийти и раньше. Мало кому удалось «догнать» Запад. Даже Германия заплатила такую цену, как Первая и Вторая мировые войны, чтобы, находясь в середине Европы, стать лишь в конце XX века Западом по сущности своей культуры. Португалия, Италия, Испания становились западными очень болезненно и долго. Никто из других регионов мира не превратился в Запад и не может превратиться. Утверждение о единственности западного пути означает, что развитие на основе догоняющей модели и вестернизация должны быть продолжены. Может быть, такой выбор возможен до определенных пор, пока мы не осознаем, что у страны есть свои, отличные от Запада задачи, что некоторые наши особенности не позволяют нам превратиться в Запад, как бы мы того ни хотели. Такая перспектива, по крайней мере, не единственная. Вьетнам, например, не собирается стать Западом, и японцы, которые с революции Мейдзи вестернизировались, не считают, что они должны имитировать Запад до такой степени, чтобы отказаться от своей культуры. Это единственная развитая страна, которая следует национальной модели потребления, а не западному, в особенности американскому консьюмеризму. Поэтому идущие от западников и славянофиловутверждения: «развитие должно осуществляться по западной модели» – «развитии должно быть самобытным» представляются одинаково неправильными.
В чем же отличие сегодняшнего утверждения о многообразии модернизмов и переходе к национальным моделям модернизации от прежнего несовпадения требований классической модернизационной теории и результатов ее применения, имевших национальную специфику? Отличие в том, что классическая модернизационная теория, основанная на модели догоняющей модернизации, рассматривала Запад как единственный образец для модернизации стран, а эмпирические несовпадения модернизирующихся стран со своим образцом трактовала как незавершенную или неуспешную модернизацию, создающую по-разному модернизированные страны. Новая концепция множества модернизмов и национальных модернизаций считает различия в модернизациях разных стран закономерными, отрицает единый образец. Вопрос о том, в какой мере сегодняшнее технологическое и политическое развитие Запада вновь способно стать образцом для отдельных стран и глобального мира, является дискуссионным.
Наиболее адекватной формой развития обществ многим теоретикам сегодня представляется национальная модель модернизации, возникающая на некотором уровне уже достигнутой вестернизации. Россия имеет достаточно высокий уровень вестернизации, но еще нуждается в повышении этого уровня при заимствовании инфраструктуры, демократических институтов, рыночных отношений Запада. Вестернизация в сегодняшней России — это освоение экономических механизмов и некоторых форм политической жизни западных стран, достижение уровня комфорта, качества медицинского обслуживания, контроля за качеством продукции, который существует на Западе, обеспечения безопасности, демократических свобод и правового порядка. Необходимый и достаточный уровень усвоения западного опыта не только не препятствует, а, напротив, ведет сегодня к национальной модели развития, а значит к многообразию типов модернизаций, возникающих в мире. Как уже отмечалось, С. Хантингтон, Ш. Айзенштадт, Л. Харрисон и ряд других исследователей считают, что каждое общество само решает в наше время, в каком типе модернизации оно нуждается. Многие склонны к оценочному восприятию этой теории. Однако любая модель развития имеет свои плюсы и минусы.