Формы вины в Римском праве

Ответственность без вины должника на основании закона по римскому частному праву могла иметь место при custodia по отношению:

a) к движимым вещам;

b) к занятию определенной деятельностью.

По отношению к движимым вещам  выделяют два вида custodia: объективная  и субъективная.

Кто отвечает за объективную custodia, тот  отвечает только за собственную вину; напротив, отвечающий за субъективную custodia обязан постоянно лично охранять вещь, отсюда следует, что он отвечает и за чужую вину и за обычный случай (в отличие от vis major, непреодолимой силы). Автором изложенного понятия ответственности за субъективную custodia был известный романист конца 19 века Ю. Барон. Согласно преторскому эдикту de nautis, cauponibus, stabulariis портной, принимающий платье в починку или утюжку, отвечал за сохранность вещи (Институции. Гай. Ill, 305). Такую же ответственность несли судовладельцы и хозяева гостиниц за сохранность вещей пассажиров и постояльцев (D.44.7.1.4), если только эти вещи не пропали или были повреждены по вине самих путешественников или хозяев груза или вследствие непреодолимой силы (vis major).

М.Х. Хутыз отмечал, что «социальная  ценность понятия custodia состоит также  и в том, что оно является формирующим  элементом положения об ответственности  должника независимо от его вины, т.е. об ответственности за случай (casus)».

Случайным вредом (casus) назывался вред, произошедший помимо воли должника или  третьего лица.

Случай мог быть двух видов:

1. Простой случай (casus);

2. Непреодолимая сила (casus major).

Простым назывался преодолимый  случай. Примером такого случая может  быть вред, причиненный мышами, или  нападением слабоумного человека.

К непреодолимой силе относились:

a) непреодолимое проявление стихийных  сил природы: пожар (если в  нем нет вины какого-либо лица), наводнение, буря, кораблекрушение,  землетрясение и т.п.

b) тленность и смертность всего  материального, в частности болезнь  и смерть рабов и животных.

c) насильственные действия человека, если они непреодолимы, например, нападение разбойников, пиратов,  нашествие врагов.

По римскому праву должник отвечал  за «целость» (сохранность) чужой вещи, в том числе и за действия третьих  лиц в отношении этой вещи (custodia rei), в случаях:

а) принятия им возмездно на сохранение вещей в его склад в качестве его хозяина;

б) принятия им в качестве корабельщика или хозяина гостиницы или  постоялого двора груза или вещей  путешественников;

в) принятия им вещей в качестве поклажепринимателя, или закладопринимателя, или даже и рабочего;

г) принятия им вещей как лицом, ведущим чужие дела без поручения. Впрочем, в указанных случаях  договором допускалось как расширение, так и сужение ответственности  должника за custodia.

 

 

Глава 2. Понятие и форма вины в римском уголовном праве

2.1 Понятие вины  в уголовном праве

Наличие вины (culpa), т.е. некоторого субъективного отношения предполагаемого  преступника к наказуемому действию, признавалось в римском праве  обязательной принадлежностью формирования уголовной ответственности. Без  вины наказание не должно было следовать  и, по-видимому, в целом отсутствовала  общая квалификация события как  преступления — Sine culpa non est aliquis puniendas. Содержание вины, т.е. что рассматривалось в  ее качестве, какие формы принимались  уголовным правом, характеризовалось  в римской юриспруденции существенными  особенностями.

Различение того или другого  отношения виновного субъекта преступления к своему проступку сформировалось еще в рамках понтификальной  юрисдикции и тех критериев, которыми руководствовались жрецы в наказании тех, кто рассматривался нарушителем общественно религиозных порядков. (Во вне религиозном уголовном правоприменении изначально было абсолютно неважным отношение виновного субъекта к содеянному: главное заключалось в том, что было совершено, кем и при каких обстоятельствах.) Нарушения религиозных церемоний, процессий т.п. подразделялись на важные и на менее важные, извинительные.

Подразумевалось, что важные проступки совершены с заведомой  сознательностью, а маловажные представляют эксцесс непредусмотрительности (piaculum). Соответственно первые накладывали  на совершившего их бесчестие, а вторые связывались только с научающим  порицанием; и только первый вид  проступков мог служить основанием для применения наказания в уголовно-правовом смысле. 
Исторически сложилось так, что и древнейшее, и развитое римское право исходило из того, что для наказуемости действия обязательно наличие в нем умышленности. Действия неумышленные, т.е. совершенные по неосторожности, непредусмотрительности, случайные и т.п. квалификации как уголовные преступления не подлежали (что, однако, не означало, что эти действия не будут рассматриваться как частноправовые деликты, поскольку понимание вины в уголовном и частноправовом смысле значительно разнилось). Вследствие этой общей предпосылки в римском праве сформировалась единственная форма уголовной вины — только в виде преступного умысла, злостного умышления (dolus). Хотя при отдельных ситуациях допускалось, что само по себе действие по природе своей, sui generis, будет караемо, но в этих случаях презюмировалось наличие dolus, выражавшегося в изначальной преступной наклонности индивида к пренебрежению общественными требованиями. Однако и содержание, и конструируемые подвиды этого «злостного умысла» также были другими, нежели те, что рассматривались в качестве основания для ответственности в частном, деликтном праве (см. VII.2). 

2.1 Виды и элементы  вины.

Категория «злостного умышления» (dolus) как главенствующей формы виновности содержательно и терминологически подразделялась на несколько внутренних подвидов, которые одновременно и  служили специальной квалификации мотивов содеянного, и давали основание  к большему или меньшему осуждению  преступника. Собственно dolus, т.е. злостный умысел в чистом виде, означал, что в действии наличествовало заведомое стремление совершить именно то, что было совершено; лицо, действовавшее в состоянии dolus, предполагалось, полностью понимало свои мотивы, отдавало отчет о возможных и желаемых последствиях. Субъект мог совершить преступное с другой мотивацией— lascivia, т.е. как шалость, необдуманную шутку, но все равно признавался отдававшим себе отчет о последствиях. Еще одну ситуацию создавало совершение преступления, руководствуясь luxuria — стремлением к чему-то порочному (например, следуя привычной жадности или сладострастию, в которых был уличен с детских лет). Другим вариантом была cupiditas— жадность, страсть (например, при воровстве) как своего рода преобладающая причина действий преступника, которая, однако, не понималась в качестве стремления к личному обогащению. Еще один подвид вины составляла petulantia — дерзость, нахальство, что могло считаться виновным мотивом преступного поведения при неподчинении военным властям, магистрату, общественному порядку. Все эти виды в равной мере были виной и на меру ответственности практически не влияли. 
Состояние виновности подразумевало некоторые внутренние элементы, которые специально не квалифицировались, но наличие которых было необходимо существенным для обоснования уголовной ответственности. Уголовная вина означала

1. знание возможности последствий и всех фактических обстоятельств дела (не исключая и шалость), представление о возможных, даже и не желаемых персонально субъектом последствиях поступка (толкнул — упал, поджег — загорелось и т.д.)
2. Для обоснования виновности не обязательно было субъективное осознание противозаконности своего поступка; не подразумевалось, что нужно точное юридическое знание, что именно и в какой степени нарушается. Однако для особой категории преступлений должностных — наличие осознания противоправности своего действия было обязательным элементом, без этого не могло идти речи о собственно должностном преступлении; это обстоятельство было связано с общим административным положением должностных лиц в римском публичном правопорядке: им вменялось в обязанность знать законы и пределы их требований, а мало знание или незнание трактовалось как уклонение от публичных магистратских обязанностей. В другом отношении доказанное сознание противозаконности своего поступка свидетельствовало ipso facto о наличии dolus на преступление. В общей форме данный элемент вины выражался в знаменитом постулате римской юстиции ignorantia legis neminem excusat.
3. Для виновности необходимо было наличие вредной для общества или для других лиц направленности воли. Отсутствие этой «вредности» определялось общими принципами правопорядка: «никто не действует умышленно, если пользуется своим правом». Следовательно, попытка выйти за пределы признанных прав — равно в публично-правовом или частноправовом отношении — создает уголовно наказуемую ситуацию. Для уголовной ответственности этот критерий был особенно существенным при различении умысла как абстрактной воли или — «наклонности мыслей» (ненаказуемого) — (ср. «Один лишь умысел украсть никого не делает вором») от умысла-намерения (уже наказуемого), связанного с обдумыванием и подготовкой конкретного преступления. Последняя ситуация делала вполне доктринально и юридически обоснованным преследование чисто формальных заговоров (при государственных преступлениях, посягательствах на «оскорбление величества» государя или римского народа и т.п.) или других схожих по содержанию действий, пусть и не принесших реально материальных результатов.

В древнейшем римском, а затем  и в древнем германском праве, при господстве так называемого  объективного принципа, ответственность  обосновывалась исключительно реальными  последствиями деяния. Понятие Неосторожности стало вырабатываться тогда, когда  сложилось понятие о вине (см.), как главнейшем основании уголовной ответственности. Уже в позднейшем римском праве наряду с dolus malus стали различать negligentia — т. е. вину неумышленную. Неосторожность, небрежность. Ни римское право, ни средневековое германское не выработали, однако, общих признаков неосторожности, как особого вида уголовной виновности. В старой доктрине заметна тенденция не различать видов виновности, признавать последнюю только при наличности умысла, т. е. прямого или непрямого намерения, неосторожность же отнести к особой категории преступных деяний — delicta sui generis. Так, например, Фейербах, в совершенном соответствии с его теорией психического принуждения, определяет неосторожность как нарушение обязанности быть внимательным и отвращать вредные последствия своих действий. Более или менее близко соприкасается с конструкцией Фейербаха позднейшая теория Неосторожности, как поставления в опасность охраняемых уголовным законом благ (Штюбель, в новейшее время профессор Сергеевский). Совершая действия, последствием которых могло быть причинение кому-либо смерти, виновный несет уголовную ответственность не за убийство, которого он не хотел и не предусматривал, а за то, что его действиями поставлена была в опасность жизнь человека. И по этой теории случаи наказуемой Неосторожности представляют собой особую группу деяний, а не вид виновности. В настоящее время большинство криминалистов признают Неосторожность особым видом вины, наряду с умыслом. Главное отличие неосторожности от умысла одни усматривают в дефекте сознания, другие — в дефекте воли (например, профессор Таганцев: "недостаток правомерной воли").

Признание наказуемой вредной  направленности воли обусловило в римском  уголовном праве наличие ряда ситуаций, когда уголовной реакции  подлежали действия, не характеризуемые  безусловно наличием умысла в виде dolus или иных подвидов. Так, подлежали  уголовной ответственности врач за неудачное врачевание (в этом усматривалось нарушение им своих  обязанностей), лица, покушавшиеся на добрые нравы или интересы государства (святотатство, подделка монеты). В этих случаях ответственность образовывалась по принципу объективного вменения результатов, признаваемых законом и правом как преступные и опасные, вне зависимости от конкретных побудительных мотивов или даже при отсутствии таковых. 

Заключение

Таким образом, подытоживая, можно сказать, что хотя римское  частное право не содержало определения  общего понятия вины, зато в нем  детально были разработаны умысел как  форма вины, а также грубая и  легкая вина как степени неосторожности. Римские юристы заложили возможность  гражданской ответственности без  вины; классифицировали случайное причинение вреда на casus и visus major. Римские правила  предусматривали право сторон своим  соглашением сужать и расширять  до установленных законом пределов субъективное условие ответственности  по договору.

Достижения цивилистической  мысли о вине римских юристов-классиков  были в полной мере реципированы гражданским правом стран континентальной Европы, заметное влияние эти достижения оказали и на дореволюционное гражданское право России. 

Список используемой литературы

1. Римское частное право: Учебник / Под ред. И.Б. Новицкого и И.С. Перетерского. М., 1996. С. 350.
2. Анненков К. Система русского гражданского права. Т. III. Права обязательственные. Второе издание, пересмотренное и дополненное. СПб., 1901
3. Омельченко О. Римское право, Остожье, 1999 г
4. http://www.pravosweb.ru
5. http://www.jourclub.ru
6. http://www.bibliotekar.ru