Влияние европейского и американского конституционализма на украинский

Введение

Для того чтобы понять и  проанализировать всю цепь событий, связанных с формированием конституционализма нашей страны, нам необходимо проанализировать не только сухие исторические факты, но и поговорить о роли и месте конституций в политической жизни тех пост, тоталитарных стран, которые стремятся обрести органический конституционный режим, основное внимание уделяя, конечно же, Украине.

Как писал Х.Линц, конституционные  дебаты в посттоталитарных странах  не случайно поглощают много энергии, а политики и ученые закономерно  уделяют здесь большое внимание достоинствам и недостаткам принятых конституций. Ведь к моменту наступления общего кризиса марксистской идеологии здесь не оказалось ничего готового для конституционных преобразований в сфере экономической свободы, демократии или самоуправления. Вместе с тем, обновленные политические элиты этих стран хотят, чтобы закрепляющие демократический режим конституции действовали не 15-20, а 50-100-200 лет. Естественно, что для этого необходим принципиально иной правовой механизм, обеспечивающий стратегию политических преобразований в обществе на рыночной и демократической основе. По-видимому, именно в этом заключается ключевая проблема конституционализма посттоталитарных стран

Существенные идеи, касающиеся вопроса о содержании предправовых политических норм можно почерпнуть также из рассуждений Д.Ролза  о нормативных стандартах восприятия людьми справедливости.

По мнению Д.Ролза, категория  справедливости означает условие, на которое  все люди согласились бы, не имея возможности сказать многое, если вообще что-либо, относительно содержательного  контекста того или иного соглашения.В близком этому смысле он писал о "концепции правильного", как о совокупности общих по содержанию и индивидуальных по применению принципов, оцениваемых общественностью в качестве моральной инстанции, в которую адресуются обычно конфликтующие требования индивидов. Рассуждая о философии справедливого и правильного, Д.Ролз подчеркивал, что понимание главных постулатов философии справедливости как раз и составляет (должно составлять) основу конституционной демократии. Причем, если с одной стороны принципы справедливости можно интерпретировать как конституционное предправо, то с другой стороны они же выступают как конституционное пост- или даже мета- право. По мысли Д.Ролза, публичная концепция справедливости служит тому, чтобы люди обращались к ней, как к регулятору политических отношений и высшему критерию, позволяющему правильно интерпретировать конституцию. Логическим и весьма важным следствием из данного построения является также и то, что ни одна конкретная политическая доктрина не может быть взята в качестве политической основы для оптимального конституционного режима. Что же касается политической роли общества, то оно в данной системе не может рассматриваться как ассоциация, имеющая какие-либо общие цели и интересы. Закономерно поэтому, что свобода в этом случае также может быть ограничена лишь исключительно в интересах свободы.

Вместе с тем, для разработки конституционных способов обеспечения  политической активности в посттоталитарных странах вначале необходимо было разобраться в общих закономерностям  конституционного регулирования политических отношений. Решить эту задачу в разных странах удалось по-разному и  в неодинаковой степени. Многие вопросы  в ряде случаев и ситуаций так  и остались вопросами, поэтому тема конституционного обеспечения политических отношений в странах Восточной  и Центральной Европы и на будущее  продолжает оставаться открытой. Разумеется, данное обстоятельство стимулирует  дальнейшие теоретические попытки. В данном же случае речь идет о переходе (мостике) от явления органической нормативности  к реальным конституционным нормам. Иными словами, главное внимание здесь сосредоточено на конституционном предправе.

Итак, целью курсовой является: изучить влияние европейского и американского конституционализма на украинский.

Задачи курсовой:

1. Ознакомится с протеканием процесса развития как украинского, так и европейского, и американского конституционализма.

2. Проанализировать положительные и отрицательные факторы влияния Европы и США на правовые аспекты в области украинского конституционализма.

3. Изучить исторические источники и труды украинских,европейских и американских ученых в данной сфере.

Глава 1 Предконституционное нормирование

Как известно, Д.Локк считал, что законы, повелевающие людьми, обладают внутренней иерархией и подразделяются на три вида: божественные, гражданские  и законы общественного мнения ("доброго  имени").[136] Ф.Хайек соглашался с  этим, подчеркивая, что идея высшего  закона, управляющего ординарными законами, не является новой. Уже в XVIII в. она  косвенно прочитывалась в концепциях права Божьего, права Природы  и Разума. Первоначальное же допущение  того, что некий высший закон следует  позитивно изложить на бумаге, принадлежит  американским колонистам. Именно из этого  допущения, как писал Р.Дворкин, выросла  затем двухуровневая конституционная  теория. Первый уровень в ней устанавливал, чьи верования, намерения и действия должны составить основу конституции. Второй же уровень посвящался вопросам конкретного содержания конституционных норм.

У Ф.Хайека идея конституционализма предполагает глубокое осознание того требования, что политическая власть должна действовать в соответствии с принципами, и что политические руководители избираются на свои посты  для осуществления того, что считается  правильным, а не того, что считают правильным они сами. Так или иначе, но, как писал О.Гирке, идея естественного публичного или конституционного права оказалась в политическом отношении взрывной, ведь она признавала существование универсального конституционного права, общего для всех государств. И хотя впоследствии реальные конституции могли различаться по своим физическим, экономическим, мировоззренческим, культурным и иным параметрам, идея конституционного права в англосаксонском мире сложилась как универсальное требование индивидуальной свободы, выборности руководителей, права народа контролировать ход государственных и общественных дел. Как писал Д.Сартори, английская неписаная конституция, исходящая из идеи верховенства права, была затем лишь формализована американской писаной Конституцией 1787 г. Поэтому, хотя в Западной Европе конституционализм сложился под большим влиянием концепции парламентского права, в целом конституционализм решил проблему правового обеспечения политической свободы в универсальной форме.

Впрочем, даже после того, как естественно-правовые идеи воплотились  в первых писаных конституциях, их первоначальный "неюридический" смысл не был забыт. Как полагал  М.Бакунин, фундаментальные законы "социального тела" и далее  недопустимо было смешивать с  законами политическими и юридическими. Как известно, П.-А.Гольбах также  считал писаное право не более, чем  возможностью, предварительно одобренной законами природы и общества.[2] В свою очередь, Х.-Г.Гадамер подчеркивал у Аристотеля места, в которых тот различал право конвенциональное и естественное ([правовое] от природы). Сам же Х.-Г.Гадамер считал, что правовые нормы не допускают произвольной договоренности, ибо и в них "природа вещей всегда настаивает на своем". Поддерживая идею "сохранения того, что есть" в точке пересечения свободы и истории, он утверждал, что природа свободы требует осознанного социумом "согласия, принятия, заботы". Понимание свободы как глубокой нормативной традиции было отчетливо выражено у Б.Малиновского, которому свобода казалась резервуаром всех ценностей и культурных мотиваций общества.

Примечательно, что определенная рефлексия идеи конституционного предправа  прочитывается в признании Платоном реального присутствия в жизни  обществ "странных законов, управляющих  политическими изменениями". Известно, что в странах общего права  сходная идея обрела популярность в  представлении о праве, как о  воплощенном разуме, законы которого всеобщи. По-видимому, именно в этом ракурсе общего видения проблемы следует воспринимать и многие современные  попытки анализировать качества, имманентно присущие не праву и закону, а "нормативности", как некоему первичному стандарту общественных отношений.

По мнению Р.Давида, именно опыт политических революций позволил перейти от понимания природы  права как справедливости к позитивистской трактовке права, как возведенной  в закон воли государства. Поскольку  в результате революций ХХ в. в  социалистических странах предправом, взамен справедливости, стала выступать идеология,[3] в СССР "органически" сложилось убеждение, что предправом является нормативная подсистема директивных решений КПСС.[160] Как писал Г.Сапаргалиев, уровень директивных решений партии определял в СССР основное содержание не только права, но даже и морали. О трансформации предправа в право с помощью конституционно-идеологического механизма писал В.Туманов.[161] Таким образом, реальное присутствие феномена предправа, пусть и в утрированно идеологической форме, признавалось и в социалистических странах.

Очевидно также, что партийные  директивы даже в тоталитарной стране могли определять содержание правовых норм лишь в основном. Например, в  СССР Ю.Тихомиров писал об околоправовой  реальности, формируемой не только партийными решениями или решениями  общественных организаций, но также  и моралью, этикой, политическими обычаями и традициями.[4] Н.Козюбра, в свою очередь, в сходном аспекте анализировал феномены права в жизни и права в законе. О том, что в тоталитарной системе право и справедливость могут сосуществовать автономно, писал и А.Мицкевич.

Учитывая вышеизложенное, следует по-видимому признать, что  наиболее крупной проблемой современного понимания органического конституционализма является проблема нормативного обеспечения  свободы. Как писал по поводу проблемы оптимального пространства свободы  С.Лем, излишек свободы - опасная  вещь: мало свободы - плохо, много свободы - тоже плохо.[5] Однако именно в контексте данного выбора осуществляется сегодня поиск менее крупных, чем свобода, политических приоритетов, которые фиксируются либо не фиксируются в конституционных нормах. Так, помимо конституционного закрепления категории свободы, всем знакомо инструментальное закрепление в основных законах вытекающих из свободы прав или охраняемых законом интересов.[6] Но ведь очевидно, что даже такое неконкретное в правовом смысле понятие, как охраняемый законом интерес, будет интерпретироваться в зависимости от национальных обычаев и традиций свободы. Даже утверждение А.Швейцера о том, что фундаментом права является гуманность, равно как и утверждение К.Маркса о том, что в демократии законом является само человеческое бытие может вызывать весьма разную национальную или региональную (континентальную) интерпретацию.

С другой стороны, проблеме конституционного обеспечения свободы  присущ отчетливо выраженный правовой универсализм. Ведь именно универсальным  кажется нам сегодня утверждение  А.Уайтхеда о том, что сохранение жизни возможно лишь в постоянной активности, в то время как чрезмерная устойчивость жизненных форм ведет  к деградации. Именно в силу первого  тезиса всякое правовое государство  построено на юридической аксиоме: разрешено все, что не запрещено законом.[7] Как писал в свое время Э.Линкольн, многие конституционные идеи Т.Джефферсона стали аксиомами свободного общества. С другой стороны, поскольку всех людей объединяет сильнейшее и глубочайшее стремление к счастью, постольку именно этот тезис стал краеугольным камнем Конституции США.

 Глава 2 Конституционное регулирование политики

Применительно к политической активности конституционное предназначение устанавливается обычно либо из описания конституционных функций, либо выводится  из формальных дефиниций конституции  как основного закона. Еще Ж.-Ж.Руссо писал, что конституция складывается из совокупности политических законов, определяющих отношение суверена к государству.[8] Признав, что в его определении сувереном выступает народ, мы можем получить современную интерпретацию конституции как закона, определяющего фундаментальное отношение гражданского общества к государству.

И.Степанов считал предметами конституционного регулирования политическую власть, политические отношения и политический процесс. По мнению Ф.Хайека, появление уже первых конституций знаменовало собой переход от подчинения граждан совместным конкретным целям (характерным для "общества-ассоциации"), к подчинению единым и абстрактным правилам, обеспечивающим простор самой широкой свободе и многообразию. Данная трансформация вполне укладывается в идею конституционного обеспечения либерально-демократического режима в концепции Д.Ролза. Иными словами, появление конституций означало переход к политическим отношениям на основе гегелевского принципа: "Абстрактное есть право, осуществление его - государство".[9]

В России Л.Слонимский в предисловии  к "Конституции Российской Империи" определял конституцию как совокупность законов, правил и обычаев, определяющих характер и способы действия власти в государстве, общий строй и  порядок управления в нем, права  и обязанности народа и отдельных  лиц по отношению к правительству и его органам.Характерно, что еще в 1886 г. М.Муравьев-Апостол высказывался в том смысле, что конституция не составляет счастья народов, а потому и непригодна для России. В целом конституционный авторитет Российской империи, как известно, не спасли ни составленный при Александре I проект конституции для Ионических островов, ни Финляндская Конституция 1809 г., ни "Хартия Государственных Установлений", дарованная в 1815 г. Царству Польскому. Написанная же на французском языке в 1818 г. "Государственная Уставная Грамота Российской Империи" так и осталась всего лишь солидным модельным документом.[10]

Примечательно однако, что  и провозглашенный 17 октября 1905 г. царский "Манифест" В.Дунаев и А.Никитинский  окрестили "хартией формальной свободы  и фантастических прав". Позднее  В.Калягин писал, что конституция  в понимании российских политических и общественных деятелей начала XIX в. означала не более чем совокупность обязательных для монарха основных законов, обеспечивающих известную "правильность" государственной деятельности. Позже этот взгляд на конституцию несколько переменился. Так, в предреволюционной России известной популярностью пользовались конституционные взгляды Ф.Лассаля и Ж.де Местра. После Октябрьской революции 1917 г. конституция трактовалась юристами как, преимущественно, результат и запись сложившегося ранее соотношения классовых сил, хотя В.И.Ленин в своих отдельных работах и подчеркивал, что принятие почти всякой конституции знаменует собой существенное расширение участия народа в законодательном процессе и государственном управлении.

Что же касается советской  конституционной теории, то здесь, как  писал А.Оболонский, конституционная  культура сложилась на основе не столько  европейской традиции, сколько древнекитайской  легистской, в которой закон трактовался  как инструмент управления "низами" со стороны "верхов", причем "верхи" при этом особенно не связывающий.Например, в 1974 г. В.Тенненбаум писал, что конституция закрепляет не только установившееся в обществе соотношение политических сил, но и организует его в соответствии с волей творцов основного закона. В советской теории права о конституции писали, что она в юридических формах ("языком закона") моделирует основные параметры социальных процессов при социализме.

В свое время русский этнограф и путешественник О.Коцебу верил, что  правильные религия и конституция  способны быстро поднять почти любой  народ к вершинам цивилизации. Можно  сказать, что этот взгляд некоторое  время был парадоксальным образом  близок и советской конституционной доктрине. С другой стороны, писал О.Коцебу, неудачной конституцией народ можно вечно держать ("подобно туркам") в варварском состоянии, что также получило затем практическое подтверждение в истории советского конституционализма.