Социальные коллизии

    Социальные  коллизии позднего средневековья определялись развитием рынка и товарно-денежных отношений. Одним из результатов  этого развития был рост экономического, культурного и военно-политического  значения городов. Под охраной муниципальных  привилегий здесь получила широкое развитие форма «работающего собственника». Можно утверждать, что в XVI-XVII веках в странах континентальной Европы утверждается своего рода «неофеодализм».

    Ориентация  на денежную выгоду превращает немецкого  помещика в настоящего экономического разбойника. Поиски этой выгоды непосредственно толкают его вовсе не к изобретению новых (капиталистических) форм хозяйствования, а к крайнему ужесточению традиционных феодальных методов эксплуатации "работающих собственников". Во многих районах Германии восстанавливается крепостное состояние. Луга, леса и водоемы изымаются из общинного пользования, повышаются налоги на аренду земель.

    Отсюда  делается понятным социальный и, более  того, вселенский пессимизм, который  завладевает немецкой бюргерской культурой в предреформационный период.

    Родители  Лютера происходили из податных крестьян.. В течение двадцати лет его  отец проделывает аскетически трудный  путь «честного обогащения» будучи горнорабочим. В начале XVI века —  это типичный позднесредневековый  предприниматель, состоятельный бюргер в первом поколении, который участвует в прибылях, получаемых с восьми шахт и трех плавилен.

    Отец  Лютера обладает многими характерными чертами немецкого предбуржуа (прижимистостью, порядочностью, упорством) и испытывает на себе всю сложность экономической ситуации; собственное дело он заводит на ссуды, а значительную часть прибыли уступает в форме процентных выплат и налога, который взымают с горнорудных товариществ графы.

    В 1537 году Лютер так говорил о  своем детстве и отрочестве: "Мои родители держали меня в строгости, доходящей до запугивания. За один-единственный орех, на который я как-то позарился, мать выпорола меня до крови. Этим суровым обращением они, в конечном счете, и толкнули меня в монастырь."

    В июле 1505 года Лютер «оставляет мир». Он выбирает монастырь августинцев — известный особой строгостью уставов. Резюмируя мнение многих исследователей, Ф. Бецольд писал: «Будучи нищенствующим монахом, он дошел до пределов самоуничижения и аскетизма».Он подвергал себя всевозможным лишениям, умерщвлял плоть, проводил ночи в молитве, по целым дням не принимал пищи, испытывал на себе всяческие истязания, на которые были так изобретательны средние века.

    Непосредственный  результат этих аскетических усилий был, однако, плачевным. Что ни делал над собой Лютер, сознание богооставленности не покидало его. «Я дошел до того, что ненависть овладевала мною всякий раз, как я видел Распятого".

    В конце 1512 года Лютера постиг глубокий приступ меланхолии (заметим, что  он вновь разразился в пору внешнего, церковно одобряемого успеха: в 29 лет Лютер стал доктором богословия). Уединившись в своей келье, которая находилась в башне виттенбергского Черного монастыря, Лютер работал над составлением «аргументов» (комментариев) к латинскому тексту Псалмов.

    Произошло «обращение», отчистительное разрешение долгого душевного кошмара, получившее в немецком название «переживание, испытанное в башне».  

    Народная  масса в ту пору была искренне верующей. Непосредственно угодной богу оно, по строгому счету, признавало лишь аскетизм монашества и магические действиями храмовых священников. Позднесредневековая теология приписала этой деятельности почти фантастическую эффективность. Папство свело благочестие мирянина к готовности обменивать нажитые им блага на разного рода «священные товары», или, что то же самое, опустилось до циничного равнодушия к способам, которыми эти блага получались.

    Помещик, спекулянт или просто разбойник, жертвующие церкви из награбленного, котировались как лица богоугодные и морально состоявшиеся: они выкупили грех. Люди же, честно заработавшие свои состояния, но ничего — или почти ничего — не давшие на храмы, на мессы, на содержание монахов и бедных, трактовались в качестве существ, ни добра, и зла не содеявших, а потому для бога как бы вообще невидимых.

    Морально  возвысить честный заработок значило в ту пору найти для нее христианские санкции, убедить верующих в том, что трудолюбие, бережливость и производительное употребление нажитого с их помощью капитала (то что в последствии и стало протестантской моралью) представляют собой формы поведения, радующие бога  

    «Буржуазная революция № 1» началась с события, происшедшего в Виттенберге в 1517 году: 31 октября Лютер обнародовал  свои исторические 95 тезисов, направленные против торговли индульгенциями.

    Критиков  индульгенций было предостаточно, но они еще не улавливают того, что продажа отпущений представляет собой особую разновидность феодальной эксплуатации мирянина, базирующейся на древнем обычае искупительных жертв.

    Центральная мысль «Тезисов» очень проста: Христову Евангелию идея искупительных пожертвований глубоко чужда; бог Евангелия не требует от согрешившего человека ничего, кроме чистосердечного раскаяния в содеянном.

    "Я больше боюсь своего сердца, чем римского папу с кардиналами. У меня внутри свой папа - мое "я"."

    Защищаясь от критики «романистов» (имеются  ввиду приверженцы Римской католической церкви), Лютер подверг сомнению всю систему церковных авторитетов: ученые мнения схоластов, приговоры монашеских орденов, решения курии и, наконец, постановления пап. Уже в 1519 году Лютер отказался от средневекового представления о тексте Писания как о таинственном шифре, который не может быть понят без знания установившегося церковного толкования, а в 1922 пишет свой перевод Нового Завета.

    В августе — ноябре 1520 года выходят  в свет публицистические шедевры  Лютера, составившие «реформаторскую  трилогию»: «К христианскому дворянству немецкой нации...»,«О вавилонском пленении церкви» и «О свободе христианина». Следует отметить, что Лютер выражается, предпочитает говорить не своими словами, а знакомыми формулами Писания. 

    Лютер объявлял войну церковно-феодальному централизму. Он считал правомерным историческим явлением образование национальных государств и национальные церквей. Решающую роль в церковной жизни Лютер отводил национальным соборам, созываемым монархами и проводимым при участии князей, дворян и представителей муниципальных советов.

    Реформаторская  критика доказательства бытия бога имеет общефилософский характер. Одним из самых новаторских воззрений была в то время идея принципиального единства интеллекта, который эффективно обнаруживает себя в поле и мастерской, и интеллекта, который реализуется в научном исследовании.  

    Реформатор хотел бы нацелить нацию на терпеливую, основательную и долгую работу по отвержению папства. Римская власть, полагает он, держится суеверием самих мирян.

    В Лютере возгорается давнее упование немецкого бюргерства – надежда  на патриотически настроенного императора-антипаписта. Реформатор связывает ее с Карлом V. Тот отверг эту историческую возможность. Реформационное учение объявлялось компендиумом старых и давно таившихся ересей 

    Практика  использования Библии для обоснования  ущемленных прав и интересов находит выражение в программах Великой крестьянской войны, явившейся высшим пунктом в развитии революционного антифеодального движения. Лютер однако не принял крестьянского движения. В апреле 1525 года в своем «Призыве к миру...» он уговаривал уже теснимых и преследуемых повстанцев положиться на добрую волю господ. Он вовсе не утверждает, например, будто крестьянские требования об отмене обременительных феодальных повинностей вообще неправомерны. Он говорит только, что они противоречат евангельской идее терпения и должны легитимироваться иначе.

    "Насилие  никогда не заканчивалось  ничем хорошим."

    Самая величественная революционная попытка  немецкого народа закончилась позорным поражением, на первое время вдвое  усилившим гнет... 

    В этих условиях Лютер как религиозный политик был уже просто вынужден все теснее связывать реформацию с княжевластием. Если в 1524-1525 годах в принципе еще существовала возможность выбора между крестьянской и княжеской поддержкой евангелизма, то теперь ее просто не было.

    К концу 30-х годов XVI века на немецкой политической сцене не осталось ни одного из первоначальных реформационных течений кроме лютеровского. 

    Размышление над социально-экономический ситуацией  нарождающегося буржуазного предпринимателя, заблокированного торгашески-феодальной активностью немецких помещиков, ростовщиков и купцов-фернхендлеров, образует постоянную подспудную тему лютеровского учения, а религиозное освящение производительного труда и добросовестного стяжания — один из последних и наиболее внушительных его результатов.

    Самые обычные человеческие действия (семейные обязанности, служба и труд) получали у Лютера значение полноценных нравственно-религиозных свершений.

    Если  в сочинении «К христианскому  дворянству немецкой нации...» Лютер  определил пасторскую деятельность как одну из «служб» (понятие мирское), то в «Разговоре о добрых делах» он впервые применяет понятие «призвание», прежде имевшее в виду только деятельность священников, к любым и всяким, пусть даже совершенно прозаическим, светским службам.  

    «Мирской порядок» трактуется реформатором как система общественно-полезных должностей и служб. Так возникает протестантская идея многообразного, профессионально расчлененного «мирского аскетизма»: один усердно пашет, другой ткет, третий учит детей, четвертый начальствует. Тот, кто упорно трудится, вырастает в глазах бога, хотя бы сословие его было презираемым, а должность — еле приметной.

    В XVI-XVIII веках утверждается новая хозяйственная  этика. Работать нужно так, чтобы  затраты труда и средств непременно окупались. Доходность затеянного дела — это, если угодно, категорическая «сверхзадача», подчиняющая себе любые житейские (потребительские) цели. Трудиться нерентабельно, бесприбыльно, ради простого обеспечения наличных нужд — занятие, простительное для работника подневольного, но уж никак не для лично свободного хозяина.