Политические элиты в современной России с точки зрения социального представительства

3) "розовые" — представители  умеренносоциалистической части контрэлиты, также апеллировавшие к "рабочим и крестьянам", но чрезмерно идеократизировавшие мотивы, по которым выходцы из низов приходили в политику, а потому не снискавшие успеха в эксплуатации свойственных этим классам особенностей социального мировоззрения;

4) "зеленые" — многочисленные  люмпены, всплывшие на поверхность  исключительно благодаря развалу  государственных институтов и  изредка маскировавшие практику  тотального грабежа некоей идеологической "этикеткой", как правило, анархистской.

Конфигурация расстановки  сил определялась противостоянием "красных" и "белых" в силу их большей, по сравнению с другими  группами, организованности. Победа "красных" во многом была задана их не в пример более широкой социальной базой, а также серьезной внутренней разнородностью "белых". Кроме  того, "красным" удалось нейтрализовать, а во многих случаях и привлечь на свою сторону "розовых" и "зеленых". Впрочем, по окончании гражданской  войны пришел черед и временных  попутчиков большевиков, которые так  же, как и "белые", попаяй под  каток репрессий.

Покончив затем с остатками интеллигентской вольницы (в виде свободы фракций) в собственных рядах, большевики фактически восстановили систему, при которой политическую элиту составляла только бюрократия. Правда, в отличие от дореволюционной эпохи, формирование элиты не только имело бессословный характер, но и происходило по принципу перевернутой пирамиды. Если прежняя элита отдавала предпочтение дворянскому сословию, а освежала свою кровь за счет представителей "образованных" классов, то новая бюрократия намеренно делала ставку на выходцев из низов как наиболее массовую и динамичную часть общества. К тому же, исправив "ошибку" прежней власти, "государство рабочих и крестьян" ликвидировало саму почву, на которой могла вырасти новая контрэлита, оно подвергало репрессиям не отдельных индивидов, переходящих в оппозицию системе, а целиком классы, бывшие питательной средой для контрэлиты. "Царский режим" позволить себе такого не мог, поскольку нуждался в существовании самодостаточных "образованных" классов, служивших источником пополнения его сил.

"Пролетарская" бюрократия и ее эволюция. Особенности способа самовоспроизводства "пролетарской" бюрократии диктовали и специфику политического стиля новой государственной машины. Люмпенизация кадрового состава госаппарата вкупе с постоянным притоком "выдвиженцев" существенно снизила уровень управленческой культуры, а постоянная борьба с интеллигенцией (в т.ч. и с ее остатками в своих партийных рядах) еще больше нивелировала разницу между теми, кто занимал верхние ступени бюрократической иерархии, и теми, кто находился внизу. Все это лишало государстве более или менее "тонких" инструментов воздействия на общественную жизнь, оставляя в его арсенале только самые "грубые". В итоге при решении любой проблемы предпочтение отдавалось прямому принуждению и насилию. Так, трудности с государственными хлебозаготовками привели сначала к насильственному изъятию зерна, а затем к полному лишению крестьян собственности и к их "третьему закрепощению". Огрубление методов управления государством делало еще более частым гребень отрицательного отбора внутри бюрократической элиты и выводило на верхние ступени людей, не способных ни к чему, кроме организации репрессий; и, напротив, создавало условия для новых "чисток", в результате которых из госаппарата выводились все, чей культурный и образовательный уровень оказывался "слишком" высок. В этом свете вполне закономерной выглядела последовательность сменявших друг друга кампаний, направленных то "вовне", то "вовнутрь" госаппарата: запрет фракций в РКП(б); ликвидация остатков старых элит и контрэлит и представителей "эксплуататорских" классов; борьба с партийными "оппозициями" и "уклонами" (1920е годы); "ликвидация кулачества как класса", коллективизация, борьба с "вредительством", спецеедство; репрессии против остатков партийной оппозиции и вообще всех представителей "ленинской гвардии", чей культурный уровень превышал некую отметку и т.п.

Процесс нивелировки кадрового  состава госаппарата шел особенно активно в 1930е годы, однако рецидивы "подрезки" бюрократической верхушки случались и в конце'1940х —  начале 1950х годов, не подкрепленные  на сей раз соответствующими процессами "внизу" (чем объяснялся и гораздо  меньший масштаб репрессий). Но все  это не могло продолжаться вечно. Качественные изменения в обществе коснулись и бюрократии: рос ее образовательный уровень, повышалась квалификация, усиливалась дифференциация между различными ступенями бюрократической иерархии. Иными словами, создавались предпосылки для превращения советского чиновничества из "класса в себе" в "класс для себя". Этот процесс завершился уже после смерти Сталина, когда, после вспышки острой конкурентной борьбы, которая велась еще прежними методами, высший слой партийной бюрократии, отказавшись от репрессий в отношении потерпевших поражение противников, как бы подписал своеобразный пакт о даровании чиновничьему сообществу гарантированного набора минимальных прав — наподобие того, какой был жалован российскому дворянству в 1760х годах.

С этого времени номенклатура стала правящим классом советского общества. Номенклатурным способом политическая элита формировалась с момента возникновения Советского государства, однако до второй половины 1950х годов номенклатура была скорее объектом манипулирования для властной верхушки, нежели самостоятельным субъектом политики. Теперь же, добившись определенных гарантий неприкосновенности, она получила возможность действовать в соответствии с собственным пониманием своих интересов, т.е. вести себя как самодостаточный класс.

В.Пастухов выделяет следующие  этапы развития номенклатуры в СССР:

1) середина 1950х — превращение  номенклатуры в "класс в  себе" ("Она еще не стала  особой социальной группой. Но  чехарда назначений на руководящие  посты прекращается... Борьба без  правил сменяется борьбой "по  правилам"); 2) середина 1960х — создание  объективных и субъективных предпосылок  для превращения номенклатуры  из "класса в себе" в "класс  для себя" ("Чиновник уже  относится к своей должности  как к собственности");

3) 1970е — первая половина 1980х — окончательное оформление  облика советской номенклатуры ("Должность  рассматривается как возможность пользоваться частью государственной собственности") [Пастухов 1993: 50]. С известными оговорками с данной схемой можно было бы согласиться (хотя, на мой взгляд, номенклатура была "классом в себе" с самого начала существования "рабочего государства", а "классом для себя" стала на рубеже 1950х — 1960х годов), он приходит к неожиданному выводу: "Таким образом, в стране постепенно устанавливались опосредованно буржуазные отношения" [Пастухов 1993: 51]. Из того, что номенклатура постепенно превращала государственную службу в инструмент извлечения личных доходов, никаких буржуазных отношений — ни опосредованных, ни тем более непосредственных — не возникало и возникнуть не могло. С тем же успехом можно утверждать, что в XVI — XVII вв. царь, отправляя воеводу на кормление, опосредованно вводил его в состав класса предпринимателей.

Будь советская бюрократия гомогенна, она смогла бы обуздать контрэлиту. Однако противоречия между различными ее группами оказались даже глубже, чем между нею и интеллигентской общественностью. Какаято часть чиновничества, включая высшее руководство страны, в своем стремлении к переменам была вполне солидарна с контрэлитой, какаято, напротив, требовала остановить "отход от принципов". Подавляющее же большинство, понимая, что изменений не избежать, плохо представляло, в каком направлении идет развитие, и просто плыла по течению (именно к этому большинству относился и сам Горбачев).

Уже на Съезде народных депутатов  СССР, выборы в который проходили  хоть и на альтернативной основе, но под бдительным контролем партийных  органов, появилась парламентская  оппозиция в лице Межрегиональной  депутатской группы. С одной стороны, это во многом решало проблему контрэлиты: с получением доступа в органы представительной власти она превратилась в оппозиционную часть элиты. С другой — сложившаяся за семь десятилетий система управления государством вообще не допускала возможности существования официальной оппозиции, она и самихто выборов не допускала. Поддерживать видимость того, что "черное есть белое", а всевластие номенклатуры — это народовластие, возможно было, только сурово пресекая всякое инакомыслие. "Плюрализм мнений", тем более в органах власти, ставил под удар основы строя, в частности, статью 6 Конституции СССР о "направляющей и руководящей роли" КПСС в политической жизни общества. Поэтому, даже сохраняя контроль над подавляющей частью депутатского корпуса, руководство КПСС уже через полгода с небольшим после начала работы Съезда вынуждено было согласиться с требованиями оппозиции и хотя бы номинально отказаться от монополии партноменклатуры на политическую власть.

Еще хуже обстояло дело со второй волной выборов — в Советы республиканского и местного уровней. Здесь, во всяком случае в РСФСР (а еще раньше —  в республиках Прибалтики), ситуация вообще вышла изпод контроля партийных органов, и основные рычаги управления перешли к оппозиции. В истории государства, а значит, и в истории политической элиты, начался новый период.

Литература

1. Вселенский М.С. 1991. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М: Октябрь, Голосов Г.В. 1999. Партийные системы России и стран Восточной Европы. М.: Весь мир.
2. Джилас М. 1992. Новый класс. — Лицо тоталитаризма. М.: Новости. Коргунюк Ю.Г. 1999. Современная российская многопартийность. М.: Фонд ИНДЕМ.
3. Лапаева В. 2000. Российская многопартийность: итоги и перспективы. — Выборы. Законодательство и технологии, № 4.
4. Мясников О.Г. 1993. Смена правящих элит: "консолидация" или "вечная схватка"? — Полис, № 1.
5. Охотский Е.В. 1996. Политическая элита и российская действительность. М.: РАГС. Пастухов В.Б. 1993. От номенклатуры к буржуазии: "новые русские". — "Полис", № 2. Российская элита: опыт социологического анализа. 1995. М.: Наука, с.15.
6. Рыжков В.А. 1999. Четвертая республика. Очерк политической истории современной России. М.: Библиотека Московской школы политических исследований.