Виды красноречия

Цицерон не отвергает  необходимости традиционной риторической теории для образования оратора, он сам изложил ее в своей ранней Риторике (De inventione); он сам упражнялся в декламациях по-латыни, а чаще по-гречески (Брут, 301), позже он признает ее пользу для оратора (Об ораторе, I, 23; II, 81, 85) и даже издаст два небольших сочинения «Ораторские деления» (Partitiones oratoriae) и «Топику». Однако, по мнению Цицерона, оратор должен прежде всего обладать природными способностями – умением свободно владеть речью (linguae solutio), звучностью голоса (vocis sonus), силой груди (1аtera), крепким телосложением (vires), известной пропорциональностью в форме лица и тела (conformatio et figura) (Об ораторе, I, 114). Эти врожденные качества должны возбуждаться его способностью ориентироваться в обстановке (diligentia) в процессе его выступления, а «между природным даром и способностью ориентироваться (diligentia) немножечко места остается для теории (ars) »,– говорит устами Антония Цицерон (Об ораторе, II, 147–150). Цицерон называет «очень смешными» (perridiculos) всех тех риторов, которые изучают с учениками лишь риторскую теорию (Об ораторе, III, 75).

Теория нужна, но Цицерон в основу ее кладет ораторскую практику: «Не красноречие родилось из теории, а теория из красноречия» (Об ораторе, I, 146). Такое утверждение  было подсказано Цицерону его многолетним  ораторским опытом и было вызвано  оторванным от практики обучением в  школах риторов. Цицерон прямо говорит: «Будем преподавать будущему оратору  лишь то, чему нас научил опыт (usus) ». Это влияние практики отразилось, например, в суждении Цицерона об установленных в риториках частях ораторской речи (вступлении, рассказе и др.). Цицерон не отвергает их; они кажутся ему стройно распределенными, однако установленными не на основе жизненного опыта (non perite) (Об ораторе, II, 81). Так, например, теория требует во вступлении расположить к себе слушателей, сделать их благосклонными (benevolos facere), поставить их в известность о деле (doсеrе), возбудить их внимание (attentos facere), но опыт показывает, что эти требования должны относиться не только ко вступлению в речи, но и к другим ее частям (Об ораторе, II, 81 сл.). Для вступления материал следует брать «из самой внутренности дела» (ex ipsis visceribus causae) (Об ораторе, II, 318).

То же относится  и к «рассказу» в речи: правдоподобие, ясность и краткость должны быть качествами не только рассказа, но и  других частей речи.

Речь оратора  должна быть наполнена разнообразным  содержанием, свидетельствующим о  широком образовании оратора. Об этом много раз говорит Цицерон. Ораторское искусство – не пустое краснобайство. Уже в ранней риторике Цицерон писал, что мудрость в  содержании (prudentia) без красноречия мало приносит пользы государствам, а красноречие без мудрого содержания большей частью слишком вредит и никогда не приносит пользы (О риторическом изобретении, 1,1).

В трактате «Об ораторе» Цицерон требует  для оратора разностороннего  образования: «Никого не следует  считать, в числе ораторов, если он не будет отличаться знанием всех наук, достойных свободного человека» (I, 72). «Если кто хочет дать всеобъемлющее и специфическое определение силы оратора,– пишет Цицерон, – то, по моему мнению, тот оратор достоин этого авторитетного имени, кто о любом попавшемся предмете, подлежащем словесному выражению, будет говорить с пониманием дела (prudentia), слаженно, красиво, ничего не забывая и даже с известным общим достоинством» (Об ораторе, I, 64; ср. I, 20).

Необходимость широкого образования для оратора как  судебно-политического деятеля вызывалась историческими условиями еще  во II в. до н. э.; его требовал сатирик Луцилий, на которого ссылается Цицерон в трактате «Об ораторе» (I, 72). Широко образованным оратором был предшественник Цицерона на ораторском поприще Лициний Красе. Он говорил по-гречески так, «что казалось, он не знает никакого другого языка»; и для него не было «ничего нового и неслыханного» (Об ораторе, II, 2). Римским ораторам не хватает греческой образованности, говорит Красс в сочинении Цицерона «Об ораторе» (III, 94). Цицерон был учеником Красса и получил широкое образование, насыщенное греческой культурой.

В сочинении «Брут» (308) он признается, что в молодости  он «все дни и ночи проводил в  углубленных занятиях всеми науками».

Необходимость широкого разностороннего образования для  оратора особенно ощущалась в  напряженный период политической жизни  Рима I в. до н. э., когда ораторское искусство  было мощной силой, позволявшей политическому  деятелю той или иной партии продвигаться по лестнице государственных должностей и проводить свою политическую линию.

Широкое образование  противопоставлялось Цицероном  пустой болтовне риторов и легковесных  ораторов – этих «ремесленников, обладающих проворным и привычным языком» (Об ораторе, I, 83), которые «лают, а  не говорят» (Брут, 58). «Не какого-нибудь декламатора из школы или крикуна  с форума мы ищем, но образованнейшего и совершеннейшего оратора»,–  говорит Цицерон (Оратор, 47).

Основное содержание образования, по Цицерону, должна составлять философия. И в этом отношении  Цицерон исходил прежде всего из своего собственного опыта. В трактате «Оратор» (12) он заявляет, что «он вышел не из школ риторов, а из залов Академии». «Без философии нельзя образовать такого красноречивого человека, которого мы ищем,– утверждает Цицерон.– Ведь никто не может без философии очень пространно и содержательно говорить о важных и разнообразных вещах» (Оратор, 14).

Исходя из практических целей, римляне, как известно, в греческой  философии осваивали главным  образом этику. Такая философия  особенно была нужна оратору для  того, чтобы он мог «распознать  человеческую природу и характеры» (Об ораторе, I, 48). «Кто не знает, что наибольшая сила; оратора состоит в возбуждении у людей либо гнева, либо ненависти, либо скорби, или в отвращении от этих аффектов к мягкости и состраданию? – говорит Цицерон.– Оратор не сможет это сделать настолько, насколько он хочет, если он до глубины не проникнет во все особенности человеческой природы и в те причины, почему умы возбуждаются или успокаиваются» (Об ораторе, I, 53). И сама речь должна отражать нравственные качества (mores) оратора, чтобы в мыслях, в способе выражения, во всем внешнем произнесении речи оратор казался человеком честным, нравственным, «благонамеренным» – цицероновским vir bonus.

В 50-е годы I в. Цицерон – идеолог оптиматов и сената – не мог понять глубоких социально-экономических причин, приводивших к гибели римскую республику, не мог понять, что традиционная римская мораль, составлявшая основное качество «благонамеренного мужа» (vir bonus), стала приходить в упадок. Причиной кризиса республики Цицерон считал падение нравственности. «Благодаря нашим порокам, а не благодаря какому-то случаю, мы на словах удерживаем республику, а на деле мы давно ее потеряли,– писал Цицерон в трактате «О государстве».– Ведь сами нравы погибли из-за недостатка в настоящих людях (virorum penuria) ».

Поэтому в своем  «совершенном ораторе» Цицерон хочет  возродить идеал viri boni (благонамеренного гражданина), как члена «согласия всех благонамеренных» (consensus bonorum omnium), которое Цицерон как оптимат провозглашал основой государства.

Оратор должен говорить о благородном и постыдном, о  полезном и бесполезном, о доблести и справедливости, о сдержанности, о мудрости, о величии духа, о  щедрости, о благочестии, о дружбе, о верности, о долге и прочих добродетелях (Об ораторе, II, 67).

Таким образом, красноречие, по мнению Цицерона; должно оказывать  воспитательное воздействие, при этом в духе старинной римской virtus (добродетели). Такое воспитательное значение красноречия отвечало общим эстетическим взглядам Цицерона; он был против тенденции «новых поэтов», неотериков, к «искусству для искусства»; с точки зрения консервативной идеологии оптиматов Цицерон признавал воспитательное значение литературы, отвечающей духу старинных римских добродетелей.

Однако, восставая  против школы пустых декламаторов и  ораторов-болтунов, требуя прежде всего разнообразного содержания речи, Цицерон настаивает и на соответствующем ему словесном выражении. Он резко высказывается против тех, которые от мыслей отделяют слова, «как тело от души»; он хочет показать, что ни словесного украшения нельзя найти без мыслей, ни какую-либо блестящую мысль без освещения ее словами (Об ораторе, III, 24). Лишь насыщенное содержание родит изящество словесного выражения. Изящество достигается в том случае, если оратор говорит литературным латинским языком присущим городу Риму (urbanitas). Тот будет красноречив, кто сможет словесное выражение речи приспособить к любому содержанию. Установив такой принцип, оратор, о чем бы ни говорил, будет говорить так, что речь, насыщенную содержанием, он не будет выражать сухо, возвышенное содержание – сниженным стилем и, наборот, все словесное выражение речи будет вполне отвечать ее содержанию (Оратор, 123). Поэтому оратор не должен подражать римским аттицистам, которые берут за образец греческого оратора Лисия с его простотой словесного выражения; он должен подражать истинному аттическому оратору Демосфену, словесный стиль речи которого варьировался в зависимости от содержания. В этом соблюдении соответствия словесной формы и содержания оратор проявляет decor (подобающее, приличное), что роднит его с поэтом. Вариацией словесного выражения в зависимости от содержания вместе с другими средствами и приемами речи оратор, в отличие от поэта, должен «потрясти» слушателей (permovere). Это является обязательной и только ему присущей задачей (О лучшем роде ораторов, 3; Брут, 322).

Если оратор сумеет потрясти народ, то он и есть «совершенный оратор»; суждение специалистов об ораторе  должно совпадать с суждением  народа (Брут, 185–192). «Для оратора,–  пишет Цицерон,– уши народа словно флейты: если они не воспринимают дуновения, или слушатель, как упрямый конь, вовсе не отвечает, то надо перестать  понукать его» (Брут, 192).

Такова связь  рассмотренных нами основных черт образа оратора у Цицерона с конкретными  условиями жизни Рима в середине I в. до н. э. В заключение надо сказать, что в образе «совершенного оратора» Цицерон, как было замечено давно, явно хочет представить свой автопортрет. В трактате «Брут» (321), превознося свои заслуги, он сжато перечисляет все основные черты «совершенного оратора», развернутые более подробно в сочинении «Об ораторе»; при этом предварительно скромно замечает, что о себе он ничего не будет говорить, а будет говорить об остальных ораторах, из которых никто не отличался качествами «совершенного оратора».

Цицерон написал трактат  «Об ораторе», где он рекомендовал такую схему работы над речью:

«Обязанность оратора заключается  в следующем:1) найти, что сказать (inventio);

2) найденное расположить по порядку (divisio);

3) придать ему словесную форму  (elocutio);

4) утвердить всё это в памяти (memoria);

5) произнести (actio).

Кроме того, в задачу оратора входит:

1) расположить к себе слушателей;

2) изложить сущность дела;

3) установить спорный вопрос;

4) подкрепить своё положение;

5) опровергнуть мнение противника; в заключение - придать блеск своим  положениям и снизить положения  противника.

Говорить надо чисто и сообразно  с духом языка, ясно, красиво (украшенно) и соответственно содержанию». 

Искусство интонацииПо мнению Цицерона, самое важное для оратора - это словесное выражение мысли и произнесение речи. Первое требование к речи - чистота и ясность языка (выражение мысли). Чистота и ясность вырабатываются обучением и совершенствуются посредством чтения образцовых ораторов и поэтов. Для чистоты речи необходимо безупречно выбирать слова, правильно пользоваться морфологическими формами. Ясность речи связана с правильным, нормативным произношением: оратору необходимо правильно управлять органами речи, дыханием и самими звуками речи. «Нехорошо, когда звуки выговариваются слишком подчеркнуто; нехорошо также, когда их затемняет излишняя небрежность; нехорошо, когда слово произносится слабым, умирающим голосом; нехорошо также, когда их произносят, пыхтя, как в одышке /.../, существуют, с одной стороны, такие недостатки, которые все стараются избегать, например, голос слабый, женственный или как бы немузыкальный, неблагозвучный и глухой. С другой стороны, есть такой недостаток, которого иные сознательно добиваются: так, некоторым нравится грубое мужицкое произношение, ибо им кажется, что оно вернее придает их речи оттенок старины". В понятие чистоты языка входила нормативность речи („Ясно, что для этого нужно говорить чистым латинским языком...»), то есть использование нормативного произношения и нормативных морфологических форм и конструкций. Но этого мало. Цицерон замечает: «Ведь никто никогда не восхищался оратором только за то, что он правильно говорит по-латыни. Если он этого не умеет, его просто осмеивают и не то что за оратора, и за человека-то не считают».  
 
Далее Цицерон суммирует требования, которые предъявляют к речи оратора, считая, что если его речь удовлетворяет им, то он приближается к идеальному оратору, действующему в нужном направлении на аудиторию: «Кем восторгаются? Кого считают чуть ли не богом среди людей? Того, кто говорит стройно, развернуто, обстоятельно, блистая яркими словами и яркими образами, вводя даже в самую прозу некий стихотворный размер, - одним словом, красиво. А тот, кто так владеет речью, как требует важность предметов и лиц, тот немалой заслуживает похвалы за то, что можно назвать уместностью и соответствием с предметом».