Внешняя политика Великобритании на современном этапе

План

Введение ………………………………………………………………………………………………...2

Глава I. Общая характеристика внешнеполитической стратегии современной Великобритании 8

Глава II. «Особые отношения» Великобритании и США ………………………………………….16

1. Сотрудничество в политической сфере …………………………………………………………..16

2. Американо-британские контакты в сфере разработки и производства вооружений ………….23

Глава III. Европейская политика Великобритании …………………………………………………31

1. Великобритания и процессы европейской интеграции ………………………………………….31

2. Великобритания и идея создания общеевропейских вооружённых сил ……………………….37

3. Факторы, определяющие позицию премьер-министра Великобритании в сфере европейской политики ………………………………………………………………………………………………40

Заключение ……………………………………………………………………………………………47

Источники и литература ……………………………………………………………………………...49

Введение

Великобритания начала XXI в. – высокоразвитая страна, столкнувшаяся в последней трети XX в. с серьёзными экономическими трудностями. За последние десятилетия кардинальным образом изменились многие характеристики государства, казавшиеся раньше незыблемыми, в новых условиях претерпела изменения и его роль в жизни британского общества. В сферу отношений Великобритании с другими странами также были внесены новшества, однако многие из характерных черт британской внешней политики сохраняются и в настоящее время.

Таким образом, можно сформулировать цели данной работы:

Объектом исследования является политика Великобритании в области международных отношений на современном этапе, предметом исследования выступают: деятельность британских правительств, направленная на решение наиболее серьёзных внешнеполитических проблем; механизм формирования политики Великобритании в отношении различных стран и регионов.

Цель: выяснить, в чём заключается содержание внешнеполитического курса Великобритании в 1998 – 2010 гг.; определить его направленность.

Задачи: выявить специфику американо-британских отношений;

определить механизм формирования европейской политики Великобритании;

определить основные черты британского подхода к проблемам Европейского Союза.

Хронологические рамки исследования охватывают период с мая 1997 г. по 2010 г., и основное внимание уделено времени пребывания Тони Блэра на посту премьер-министра Великобритании (1997 - 2007).

Метод исследования: преимущественно метод исторического анализа.

Источники. Важнейшими из источников являются официальные документы дипломатических ведомств и правительств, а также документации таких международных организаций, как НАТО, ЕС, «Группа восьми» и др. Среди этой группы источников можно выделить внешнеполитические доктрины Великобритании (так называемые «Белые книги»), меморандумы британского внешнеполитического ведомства, договоры, постановления и коммюнике.

Для выявления позиций представителей политического класса основной интерес представляют выступления британского премьер-министра и других ключевых членов кабинета, заявления представителей оппозиции, а также манифесты и программы политических партий Великобритании Заявления, интервью, пресс-конференции и речи премьер-министра доступны на сайте http://pm.gov.uk/; выступления в Палате общин доступны через сайт британского Парламента http://www.parliament.uk/commons/index.cfm; выступления, касающиеся участия Британии в ЕС, могут быть найдены на сайте министерства иностранных дел Великобритании http://www.fco.gov.uk/.

Представляющие интерес заявления публикуются также на страницах газет Financial Times, The Guardian, The Times, The Economist и др. Материалы доступны в электронном виде (см., например, http://politics.guardian.co.uk/speeches/). Полезным источником информации является сайт BBC News - http://news.bbc.co.uk/. Манифесты и программы доступны на сайтах Лейбористской партии Великобритании http://www.labour.org.uk/, Консервативной партии http://www.conservative-party.org.uk/.

Позиции групп интересов отражены в документах, размещаемых на сайтах организаций[1]. Анализ их степени влияния на формирование европейской политики Великобритании в отдельных вопросах частично отражены в соответствующих исследованиях. Позиции британского общества представлены в опросах общественного мнения и социологических исследованиях. Для определения механизма принятия решений в британском государстве особый интерес представляют опубликованные выдержки из дневников главы пресс-службы и ближайшего помощника Тони Блэра Алистера Кэмпбелла[2].

Историография

Британской внешней политике посвящён раздел коллективной монографии «Великобритания. Эпоха реформ» под редакцией А. А. Громыко[3], где анализируется эволюция «особых отношений» с США, современные интеграционные процессы в Европе, отношения с лидерами европейской интеграции – Германией и Францией. Несомненный интерес для исследователей внешней политики Великобритании представляет опубликованная в журнале «Космополис» (2005, № 1) статья А. А. Громыко, посвящённая проблеме «особых отношений» и дальнейшим перспективам подобной политики. Её автор, рассматривая эволюцию «особых отношений» Великобритании с США, полагает, что в настоящее время они соответствуют в большей мере интересам Америки, нежели интересам Соединённого Королевства. Значение Великобритании в мире, считает он, в последнее время значительно уменьшилось вследствие откровенно проамериканской ориентации Тони Блэра. Следует отметить также статьи А. А. Терентьева, Р. Р. Валеевой и Я. Я. Гришина[4].

Высока научная разработанность проблемы двусторонних отношений между США и Великобританией. Проблема «особых отношений» Великобритании и США в начале XXI в. рассмотрена в кандидатской диссертации М. В. Минаева[5], а также в ряде его статей[6].

К деятельности Соединённого Королевства в рамках процессов европейской интеграции обращались отечественные и западные исследователи. Литературу, посвящённую изучению проблемы, можно условно разделить на три группы. К первой группе можно отнести работы, в которых рассматривается европейская политика Великобритании или деятельность Великобритании в Европейском Союзе. Среди работ второй группы – исследования британской внешней политики и её детерминант. К третьей группе следует отнести труды, посвящённые внутренней политике Великобритании.

Исследования европейской политики Великобритании в 1997 – 2010 гг. в отечественной литературе немногочисленны. В фундаментальных работах таких известных российских англоведов, как С. П. Перегудов, в общем контексте исследования внимание уделяется вопросам взаимоотношений Великобритании и ЕС[7]. Отдельные аспекты британской политики в ЕС на рубеже XX – XXI вв. рассматриваются в работах Е. С. Хесина, В. Г. Шемятенкова[8]. В рамках диссертационных исследований были проанализированы подходы британских лейбористов к европейской интеграции[9].

Различным аспектам взаимоотношений Великобритании и ЕС в период пребывания у власти первого кабинета «новых лейбористов» посвящена книга Колина Пилкинтона. Формирование позиции лейбористской партии по отношению к европейской интеграции, выработка стратегии взаимоотношений с единой Европой детально исследуются в работах Рассела Холдена, Стефано Фелла, Стива Ладлэма и Мартина Смита и других авторов.

Исследования взаимоотношений Великобритании и ЕС в рамках европейского экономического и валютного союза получили отражение в работах Андрю Гэмбла и Гэвина Келли, Уолтера Элтиса, Кеннета Дайсона, Кевина Файвстоуна и др. Патрик Минфорд предпринимает попытку обосновать (приводя экономические аргументы), почему Великобритания должна быть заинтересована в пересмотре условий членства в Евросоюзе или выходе из него. При этом учёный утверждает, что ЕС для Британии является источником экономических издержек и более чем сомнительных политических выгод.

Общей европейской политике в области безопасности и обороны (ЕПБО) посвящён ряд научных статей и монографий, в которых затрагиваются аспекты взаимодействия Великобритании и ЕС. Весьма обширен список работ, посвящённых англо-американским и англо-европейским отношениям, а также взаимоотношениям Евросоюза и Соединённых Штатов в рамках ЕПБО. Важной работой, посвящённой двум векторам британской внешней политики – атлантическому и европейскому, является монография Эндрю Гэмбла, в которой автор детально анализирует феномен «особых отношений» с США, показывает их роль в британской политике, вскрывает противоречия между двумя разнонаправленными векторами внешней политики Лондона – европейским и атлантическим. Автор выделяет основные характеристики англо-американского политического пространства, аргументирует наличие зависимости между трудностями во взаимоотношениях Соединённого Королевства и ЕС и тесными связями Лондона с Вашингтоном.

К участию Великобритании в последних военных конфликтах обращается Джон Кэмпфнер. Автор исследует своеобразный откат во внешней политике Великобритании, возвращение к активному применению вооружённых сил и стремление во что бы то ни стало укрепить связи с США. В работе утверждается, что войны, в которых Соединённое Королевство принимало участие за время нахождения новых лейбористов у власти, можно назвать личными «войнами Блэра», указывая на то, что при другом лидере участия Лондона в рассматриваемых конфликтах можно было избежать. Данный труд ценен глубиной анализа личности премьера, его возможностей в определении внешней политики страны, и представляет большой интерес для изучения принятия решений в современном британском государстве.

Книга британского публициста и бывшего советника Верховного комиссара ООН по делам беженцев Уильяма Шоукросса «Союзники: США, Британия, Европа и война в Ираке» содержит в себе анализ двусторонних отношений сквозь призму развязывания Соединёнными Штатами силовой акции в зоне Персидского залива. По мнению автора, ключевым понятием, определяющим сохраняющееся между двумя странами тесное партнёрство, являются разделяемые ими ценности «либеральной демократии». Именно идейное единство политических лидеров по обе стороны Атлантики позволило им вместе выступить против Ирака, положив тем самым начало новому этапу двусторонних отношений. У. Шоукросс утверждает, что идеалистское начало внешней политики США и Великобритании в первом десятилетии XXI века определяет не только специфику их поведения на международной арене в целом, но и служит важной основой для сохранения и упрочения «особых» отношений. В этом плане автор последовательно отстаивает позицию тех представителей научного и экспертного сообщества, которые сохраняют убеждённость в выгодности для Британии сохранения тесного взаимодействия с Соединёнными Штатами.

Текущая проблематика американо-британских отношений, ключевые аспекты их современного развития находятся в центре внимания большой группы исследователей двух стран, среди которых особого внимания заслуживают Джеймс Беннетт, Стивен Хаслер, Лоуренс Фридман, Роберт Конквест, Джон О’Салливэн, Оуэн Харриес, Робин Хэррис, Нил Гарднер, Вальтер Рассел Мид, Конрад Блэк, Бернард Портер, Джеймс Винтер, Салли Макнамара и др.

Вопрос о взаимодействии с США в контексте специфики британской внешней политики в первом десятилетии XXI в. затрагивается в работах Кристофа Блата, Уильяма Уолласа, Джона Грея, Энтони Пэйна, Виктора Балмер-Томаса, Джейсона Ральфа, Робина Найблета, Тима Данна и многих других. При этом следует особо выделить монографию Пола Уильямса «Британская внешняя политика при новых лейбористах. 1997 - 2005», в которой автор осуществляет критический анализ британской модели поведения на международной арене. По его мнению, в основе взаимоотношений Лондона с Вашингтоном лежало и продолжает лежать не только стремление лейбористов выступать в роли посредника между Америкой и Европой, но и желание удержать за собой статус одной из ведущих мировых держав.

Помимо исследований отдельных учёных, проблема взаимодействия США и Великобритании находится в центре внимания и ряда ведущих «фабрик мысли» по обе стороны Атлантики. Речь, в первую очередь, идёт об Институте национальных стратегических исследований, Британо-американском информационном совете по безопасности, Центре свободы им. Маргарет Тэтчер, Атлантическом совете США, Корпорации РЭНД, Институте внешнеполитических исследований, Королевском институте международных отношений (Чатэм-хаус). Комплекс работ, написанных экспертами этих научно-исследовательских центров, составляет важную часть общей научной разработанности проблемы американо-британских отношений в начале XXI в.

Среди возможных вариантов, классификации работ зарубежных учёных по проблемам американо-британского взаимодействия наиболее удачной представляется их градация по характеру отношения к перспективам сохранения существующих «особых» связей между двумя государствами. Такой подход позволяет выделить три самостоятельных группы.

Первую составляют «скептики», не склонные верить в перспективность поддержания и развития «особых» американо-британских отношений, в силу всё больших отличий во внешнеполитических интересах США и. Великобритании (среди них можно отметить А. Добсона, О. Харриеса, Дж. Дики и Л. Фридмана). Вторая группа включает «оптимистов», которым свойственно абсолютизировать партнёрство двух держав, считая; что оно имеет все основания для дальнейшего поступательного развития в XXI в. К ним примыкают и сторонники концепции «Англосферы» как особой формы партнёрства между ведущими англоговорящими странами. Наиболее видными представителями этой группы являются Дж. Беннетт, Дж. О’Салливан, В. Р. Мид и Р. Конквест. Наконец к третьей группе относятся «центристы». Они заинтересованы в сохранении «особых отношений», но отчётливо понимают, что Великобритании угрожает всё большее снижение значения военной мощи и политического веса на мировой арене. Поэтому представители этой группы в своих исследованиях уделяют ключевое внимание разработке сценариев сохранения текущего военно-политического и экономического потенциала Соединённого Королевства как важнейшего основания для поддержания «особого» характера связей с Америкой. К этой группе исследователей относятся П. Уильяме, Р. Хэррис, Н. Гарднер, Э. Гэмбл и С. Макнамара.

Глава I. Общая характеристика внешнеполитической стратегии современной Великобритании

Внешнеполитическая стратегия Великобритании складывается из двух составляющих - преемственности, которая прослеживается на протяжении длительных периодов времени, и изменчивости, постоянной адаптации к условиям новой исторической эпохи. В первом случае имеются в виду такие фундаментальные черты дипломатической стратегии британского внешнеполитического ведомства, как профессионализм дипломатической службы, глобальный характер интересов страны, её особая роль в системе международных отношений. Обратная сторона внешнеполитической стратегии - способность к проявлению гибкости, постоянное тактическое лавирование, приспособление к изменению геометрии международных отношений. Во второй половине XX в. яркими примерами этих качеств стали концепция «особых отношений» с США и лозунг «ударить сильнее своих возможностей», т. е. реализовать свои цели там, где другие страны сравнимого калибра не проявляли ту же решительность и расчётливость.

После окончания «холодной войны» и распада Советского Союза Британия пересмотрела ряд своих внешнеполитических приоритетов с целью удержаться в позиции межрегиональной державы и в значительной степени компенсировала потерю роли посредника между Западом и СССР, которую она не раз играла в послевоенный период. Так, активизировалась британская политика в Азиатско-Тихоокеанском региона. Состоялось «второе открытие» Великобританией Латинской Америки. Лондон сумел сохранить нормальные отношения с Китаем.

Всё же, по традиции, основное внимание руководители британского министерства иностранных дел уделяли американскому и западноевропейскому направлениям своей внешней политики, тем более что для этого у него высвободились значительные средства и силы после резкого снижения веса Москвы в мире. На этот раз Лондон претендовал на роль посредника между США и странами ЕС.

Э. Блэр в своей программной речи «Принципы современной британской внешней политики» заявил, что Великобритания и впредь будет играть роль «моста между Европой и США». Глобальные интересы страны, по его словам, по-прежнему будут реализовываться с помощью таких рычагов, как место постоянного члена Совета Безопасности ООН, участие в НАТО, «восьмёрке», ЕС, Содружестве наций. Правительство подчёркивало важность коалиционного характера решения внешних задач с опорой как на постоянные, так и на тактические коалиции. Была определена роль Британии как «осевой державы», «региональной державы с глобальной ответственностью», которая, не имея возможности доминировать в мире, творчески осуществляет принцип «ударить сильнее своих возможностей». Кроме того, была разработана программа «оборонной дипломатии», приоритетом которой, в отличие от «дипломатии канонерок», признавались дипломатические, а не военные средства решений конфликтов[10].

Вместе с тем в данной программе имелось стратегическое противоречие. Лондон претендовал не только на «особые отношения» с США, но и на ведущую роль в ЕС. Британский политический истэблишмент чувствовал необходимость укрепления своих позиций на континенте по мере упрочения Евросоюза в качестве мирового центра силы, но в то же время не желал расставаться с репутацией ближайшего союзника Соединённых Штатов.

Указанные тенденции отчётливо проявились в Стратегической оборонной программе, принятой лейбористами в 1998 г. В ней определялись новые вызовы безопасности страны: распространение оружия массового уничтожения, наркоторговля, терроризм, распад слабых государств и пр. Вооружённые силы должны были подготовиться не только к гуманитарным, миротворческим миссиям, но и к участию в конфликтах высокой интенсивности за пределами государства. Тем самым закладывалось ещё одно противоречие стратегического характера. Во-первых, повышался риск перенапряжения военных сил и финансов. Во-вторых, неясными оставались последствия таких намерений с точки зрения международного права.

Приход лейбористов к власти сопровождался и другим нововведением - «этичной внешней политикой». Робин Кук, ставший главой британского МИД, в своей программной речи заявил: «Национальные интересы не должны быть втиснуты в узкие рамки “реалполитик”»[11]. Позднее в выступлениях Кука и Блэра британская внешнеполитическая доктрина была также соединена с концепцией «третьего пути». На сферу внешней политики была перенесена тема прав и обязанностей, являвшейся центральной для лейбористов, когда те проводили социально-экономических реформы. В частности, стало считаться, что если Британия является одним из ведущих экспортёров вооружений, то она не должна индифферентно относиться к тому, что это оружие оказывается в распоряжении режимов, нарушающих «права человека».

Однако тема «этики» во внешней политике страны не продержалась и года. Несмотря на конфликты в Восточном Тиморе и Курдистане, которые сопровождались массовыми нарушениями «прав человека», Великобритания продолжала поставлять военную технику и Турции, и Индонезии, а также Колумбии и Саудовской Аравии. Британские бронетранспортёры марки «Альвис» использовались в Индонезии при разгоне антиправительственных демонстраций. В Восточном Тиморе в аналогичных ситуациях применялись британские БТР «Сарацин» и «Саладин». Следует упомянуть и о том, что в 1997 г. Британия вышла на третье место в мире по экспорту обычных вооружений.

В сентябре 1999 г., когда в Джакарте происходили массовые столкновения с силами правопорядка, повлекшие человеческие жертвы, Индонезии были проданы британские истребители «Хоук». Дело осложнялось тем, что за неделю до отправки самолётов в Индонезию ООН наложила эмбарго на поставки военной техники в эту страну. Британское правительство заявило в свою защиту, что контракты, подписанные ещё в период пребывания у власти правительства консерваторов, не подпадают под действие эмбарго. Кук, со своей стороны, утверждал, что правительство не поставляет в Индонезию оружие, которое может быть использовано для подавления «демократических сил». Но, подчёркивает А. А. Громыко, «факт остаётся фактом: на конец 1999 г. лишь около 3 % заявок на продажу оружия Индонезии были отклонены британским руководством»[12].

Не сумев примирить «этику» с национальными интересами, правительство всё реже обращалось к этой теме. Попытка вернуться к ней была предпринята в связи с косовским кризисом. Кук и Блэр многократно подчёркивали, что сила против Белграда применялась с исключительно благородными целями. Однако понимание «этичного» изменилось. Лейбористы больше не претендовали на принципиальное отличие своей внешней политики от внешней политики других западных стран. Ценности, на которых она основывалась, стали подразумевать ценности «западной цивилизации». Противоречивость характера и последствий войны против Югославии, эпизоды, связанные с решением отказаться от экстрадиции бывшего чилийского диктатора Аугусто Пиночета в Испанию, сомнительность мотивов британского руководства в его действиях во время иракского кризиса окончательно похоронили проект «этичной внешней политики»[13].

Следует сказать несколько слов и о российско-британских отношениях. Существенные разногласия между Э. Блэром и В. Путиным выявились, когда на встрече лидеров обеих стран, состоявшейся в Москве в октябре 2002 г., британский премьер-министр пытался убедить президента РФ поддержать американскую позицию в иракском вопросе. В апреле 2003 г. оба руководителя вновь встретились в Москве, и Путин вновь подверг сомнению утверждение британской стороны о наличии у Ирака оружия массового поражения[14]. Помимо иракского вопроса, острые разногласия между Москвой и Лондоном возникли в связи с предоставлением Великобританией политического убежища Борису Березовскому, Ахмеду Закаеву и ряду других лиц. Протест со стороны России вызвал показ по британскому телевидению интервью с лидером чеченских террористов Шамилем Басаевым. Достоянием гласности стала в 2005 г. деятельность сотрудников британских спецслужб на Северном Кавказе.

В дальнейшем российско-британские отношения продолжали ухудшаться вследствие «дела Литвиненко». В июле 2007 г. Лондон принял решение о высылке четверых российских дипломатов и прекращении сотрудничества по ряду направлений. О введении санкций в отношении России Великобритания заявила 16 июля 2007 г. Кроме высылки дипломатов, Лондон объявил о прекращении переговоров об упрощении визового режима и введении ограничений для сотрудников российских госструктур. По словам главы британского МИДа Дэвида Милибэнда, санкции были введены вследствие отказа России выдать предпринимателя Андрея Лугового, которого Лондон именовал главным подозреваемым в убийстве бывшего офицера ФСБ Александра Литвиненко. Последний скончался в ноябре 2006 г. Британские власти утверждали, что он был отравлен радиоактивным веществом полоний-210[15]. Выступая в парламенте, Дэвид Милибэнд призвал Россию изменить её Конституцию таким образом, чтобы Россия обладала возможностью экстрадиции собственных граждан[16], что следует воспринимать как вмешательство во внутренние дела РФ.

События, происходившие в Южной Осетии летом 2008 г., послужили импульсом к дальнейшему ухудшению российско-британских отношений. Премьер-министр Гордон Браун в статье, опубликованной 31 августа 2008 г. в газете The Observer, заявил, что ЕС и НАТО должны пересмотреть отношения с Россией. Он призвал ограничить энергетическую зависимость от неё Европы, чтобы не допустить повторения «агрессии» (имелись в виду военные действия в Южной Осетии). Необходимо обратиться к альтернативным поставщикам нефти и газа, использовать возможности атомной энергетики и альтернативное топливо, сказал Браун[17].

В мае 2010 г. к власти пришёл коалиционный кабинет, во главе с Дэвидом Кэмероном и Ником Клеггом, предложивший новую внешнеполитическую программу. Она подразумевает наращивание активности Лондона в мировой политике и укрепление его воздействия на формирование глобальной повестки дня. Опираясь на свою стратегию, консерваторы и либеральные демократы намерены сохранить за Великобританией статус одной из ведущих мировых держав, несмотря на уменьшение её экономического веса вследствие мирового финансового кризиса. Истэблишмент Консервативной партии и Партии либеральных демократов (ПЛД), получив власть после тринадцатилетнего безоговорочного доминирования лейбористов, не скрывает своего стремления изменить британский внешнеполитический курс в соответствии со своим видением международной миссии Соединённого Королевства. А оно подразумевает возвращение к политике «глобального вовлечения», основанной на деятельном участии в решении всех основных проблем международной жизни. Для консерваторов, выступающих главными инициаторами такого подхода, «глобальная вовлечённость» является единственно возможной гарантией защиты её национального «Я» от поглощения общеевропейскими институтами. Соединённому Королевству предлагается не замыкаться на США и государствах, составляющих ядро ЕС, а развивать интенсивную деятельность во всех частях света, достойную прежней «Владычицы морей». Помимо этого, возвращение к «глобальной игре» рассматривается и как средство сохранения политического влияния страны на мировой сцене. Консерваторы признают, что сокращение экономического потенциала Британии в ближайшие пять лет неизбежно, однако считают, что компенсировать этот процесс можно в сфере политики – за счёт деятельного участия в международных процессах.

По мнению М. Минаева, «глобальную стратегию либерально-консервативного кабинета следует воспринимать и как нарочитый ответ на внешнеполитический курс лейбористского правительства Гордона Брауна (2007 - 2010). В период пребывания в оппозиции и либеральные демократы, и тори подвергали международную линию поведения лейбористов жёсткой критике. Особенно преуспели в этом консерваторы, для которых внешняя политика традиционно является одним из главных элементов партийной платформы. В понимании тори политический курс лейбористов во внешней среде не только не соответствовал субъектному статусу Британии, но и не учитывал основных тенденций глобального развития. В условиях становления полицентризма лейбористы, вместо того чтобы искать новых партнёров за пределами Евро-Атлантики и укреплять связи со странами Содружества, сосредоточились исключительно на США и ЕС. Такой подход привёл к сокращению удельного веса королевства в мировых делах, «европейскому усреднению» его политического профиля. Для преодоления последствий этой недальновидной линии поведения тори предлагают вернуться к исконной британской внешней политике, выходящей далеко за пределы Европы»[18].

Основными ресурсами для воплощения концепции «глобальной вовлечённости» в жизнь в понимании правительства Кэмерона и Клегга являются традиционные британские «национальные активы». К их числу относятся многоопытный дипломатический корпус, одна из лучших в мире армий, с 1992 г. практически непрерывно участвующая в вооружённых конфликтах разной степени интенсивности и не нуждающиеся в особом представлении спецслужбы. Опираясь на поддержку этих институтов, коалиционный кабинет намерен вернуть Британии прежнее влияние и статус в мировых делах.

В отношениях с США кабинет Кэмерона – Клегга, одним из членов которого является Уильям Хейг, влиятельный политик, в 1997 - 2001 год являвшийся лидером консерваторов и рассматривавшийся как альтернатива Тони Блэру, чётко обозначил выбор в пользу принципа «твёрдые, но не раболепные». Он означает, что Лондон продолжит развивать «особые» союзнические отношения с Вашингтоном, но не будет идти на чрезмерные уступки американской администрации в тех случаях, когда инициативы Белого дома откровенно противоречат британским национальным интересам. Такая линия также подразумевает, что Соединённое Королевство оставляет за собой право не соглашаться с Соединёнными Штатами по тем или иным международным вопросам и отстаивать свою собственную позицию. Приверженность этой позиции Хейг и Кэмерон открыто обозначили во время своих визитов в США в мае и июле 2010 г. Ставка на подобный подход, считает М. Минаев, «связана со стремлением тори и либдемов избежать уничижительных сравнений Великобритании с «американским пуделем», которые сложились в мировом сообществе в 2002 - 2007 годах. Безоговорочная поддержка кабинетом Тони Блэра практически всех военно-политических решений администрации Джорджа Буша-младшего породила сомнения в наличии у Британии своего мнения по международным вопросам. Королевство предстало как государство без внешнеполитической «воли». Для преодоления этого негативного имиджа действующему правительству приходится использовать более жёсткую формулу в диалоге с США»[19].

На европейском направлении Уайтхолл реализует политику «умеренного интереса». С одной стороны, Лондон не отказывается от тесного политико-экономического взаимодействия с ЕС. Однако откровенного «погружения» в европейскую интеграцию (к чему в своей предвыборной платформе призывали либеральные демократы) не происходит. Основное внимание уделяется наиболее влиятельным субъектам Евросоюза в лице Франции и ФРГ. С ними диалог ведётся по определённому кругу вопросов, прежде всего экономического свойства. Остальным членам объединения внимание уделяется ровно в таком объёме, который необходим для поддержания британского участия в европейских делах. Политика «умеренного интереса» – практическое воплощение на правительственном уровне европейского скептицизма большей части руководства Консервативной партии. В период формирования правительства тори смогли отстоять этот пункт своей повестки дня в обмен на ряд уступок либеральным демократам по внутриполитическим вопросам[20]. И в настоящее время он претворяется в жизнь.

Важным азиатским партнёром Великобритании, по мнению её нового правительства, должна стать Индия. В статусе оппозиции консерваторы критиковали лейбористов за недостаточное внимание к этой державе, имеющей тесные культурно-исторические связи с Соединённым Королевством. Первым шагом на пути к восстановлению интереса к Индии стал визит Кэмерона в Нью-Дели, состоявшийся в конце июля 2010 г. В ходе его были чётко обозначены основные принципы «индийской стратегии» кабинета – укрепление и расширение торгово-экономических связей, наращивание военно-технического сотрудничества, развитие диалога по линии оборонных ведомств и координация усилий двух стран в сфере международных отношений[21]. Как пишет М. Минаев, «пристальное внимание Даунинг-стрит, 10 и Кинг Чарльз-стрит к Нью-Дели продиктовано темпами роста политико-экономического потенциала республики. В лице Индии Лондон видит как рынок сбыта своей продукции и площадку для инвестиций, так и субъекта, способного при правильном подходе со стороны Соединённого Королевства оказать поддержку британским инициативам на мировой арене. За счёт восстановления «уникальных» связей с Индией (входящей в состав «Группы двадцати») кабинет Кэмерона - Клегга рассчитывает претворять в жизнь стратегию «глобальной вовлечённости»»[22].

Экономическая составляющая превалирует и в отношении ещё одной части бывшей Британской Индии - Пакистана. В диалоге с Исламабадом Лондон делает ставку на взаимодействие в финансовой сфере. Великобритания выступает в качестве одного из ведущих кредиторов Исламской Республики Пакистан, и этот статус правительство консерваторов и либеральных демократов намерено сохранить. В начале августа 2010 г. в ходе визита в Соединённое Королевство президента Пакистана Асифа Али Зардари было принято решение об оказании республике дополнительной финансовой помощи[23]. Природа интереса к Пакистану объясняется желанием британских властей удерживать особое влияние на его политико-экономические элиты. Соединённое Королевство поддерживает с ними тесные формальные и неформальные связи (достаточно сказать, что в британских учебных заведениях традиционно обучаются дети большей части пакистанского руководства). Поддержание стабильного диалога с Пакистаном рассматривается британским правительством как залог прочного политико-экономического и военного влияния Лондона в Южной Азии.

Во взаимоотношениях с Россией правительство Кэмерона - Клегга провозгласило политику «открытых дверей». Автором данной стратегии стал Уильям Хейг, сумевший установить неофициальные контакты с Кремлём ещё в период пребывания тори в оппозиции. Формула «открытых дверей» подразумевает, что Уайтхолл готов снять с повестки дня ряд вопросов, приведших к затяжному кризису в двусторонних отношениях, продолжающемуся с 2007 г. Однако свои действия Лондон намерен увязать с ответными уступками Москвы. Например, нельзя исключать изменения позиции британской стороны по «делу Литвиненко». В свою очередь, от России правительство Соединённого Королевства хотело бы получить положительное решение относительно судьбы региональных отделений Британского совета. По мнению М. Минаева, «предметная проработка такого сценария на Кинг Чарльз-стрит (резиденция внешнеполитического ведомства Великобритании. – Авт.) подтверждается словами бывшего посла РФ в Лондоне Юрия Федотова… В интервью газете The Times он дал понять, что Россия готова рассмотреть возможность проведения суда (на своей территории) над главным подозреваемым в «деле Литвиненко» Андреем Луговым с активным участием британской Фемиды»[24].

По мнению Ольги Павленко, доцента кафедры мировой политики и международных отношений РГГУ, «российско-британские отношения зависят от того, как будет строиться диалог Москвы и Вашингтона», т. к. «фактически Лондон осуществляет трансатлантические стратегии». О. Павленко полагает, что внешняя политика Великобритании «с начала XXI века не имеет самостоятельного значения, а развивается как охвостье Белого дома»[25].

Выводы по главе I: В 1997 г. «новые лейбористы» открыто определяли себя как партию, которая покончила с прошлыми представлениями и проводит новую, модернизированную  политику. Однако прежние образы и приоритеты, как и раньше, были исключительно важны для «новых лейбористов». Они не отказались от классического британского представления о Соединённом Королевстве как о великой державе, несмотря на потерю им имперского статуса. Образ Великобритании как «осевой державы», лидера, определяющего повестку дня, во многом влияет на форму и содержание её внешней политики. Следует отметить, что в отношении России Великобритания заняла достаточно жёсткую позицию, полностью соответствующую линии, которой в данном вопросе следуют США.

Глава II. «Особые отношения» Великобритании и США

1. Сотрудничество в политической сфере

Сердцевиной англо-американского партнёрства являлось сотрудничество в военной области, прежде всего ядерной, а также в области разведки. Лондон рассматривал партнёрство США как решающее условие сохранения собственных ядерных вооружений. В свою очередь, развитие сотрудничества с Великобританией в ядерной сфере позволяло США более интенсивно использовать её территорию, а также территории её заморских владений для осуществления ядерной стратегии передовых рубежей.

Сотрудничество в области разведки и в настоящее время характеризуется беспрецедентно высоким уровнем доверительности между партнёрами. Представители разведки двух стран имеют исключительный доступ в соответствующие учреждения друг друга. Вашингтон использует британские разведывательные данные для перепроверки собственных оценок. Благодаря теснейшему сотрудничеству с США британская сторона имеет доступ к несоизмеримо большему объёму информации, чем другие союзники по НАТО.

Однако у тесного сотрудничества Лондона и Вашингтона в сфере обороны и разведки имеется и оборотная сторона. Со времени заключения соглашения в Нассау между Г. Макмилланом и Дж. Кеннеди в 1962 г. Британия фактически отказалась от статуса независимой ядерной державы. Своими силами англичане строят подводные лодки (в том числе атомные) и ядерные боеголовки, но баллистические и крылатые ракеты для них, системы наведения и разведывательную информацию о возможности их применения получают от американцев. Более того, ни одно решение о запуске ракет не может быть принято без согласия Вашингтона. Это обстоятельство во многом объясняет то, что британские военные крайне болезненно относятся к возможности проведения более независимой от США внешней и военной политики[26].

В период пребывания у власти правительства Дж. Мейджора наблюдалось некоторое ослабление «особых отношений» с США. Наиболее долго расхождения между Великобританией и США сохранялись в вопросе урегулирования североирландского конфликта.

С приходом к власти лейбористов англо-американские отношения получили новый импульс. Правительство Э. Блэра подтвердило их первостепенную значимость для британской внешней политики. Между Блэром и Клинтоном установились дружеские отношения. Тесные отношения установились и между командами обоих руководителей.

В своём стремлении поднять англо-американские отношения на новый уровень правительство лейбористов сделало ставку на усиление взаимодействия с Вашингтоном в военной области. Так, было поддержано решение США о бомбардировках Афганистана и Судана в августе 1998 г. Летом 1997 г. была проведена совместная с американцами операция, выходившая за рамки мандата «сил по стабилизации» в Боснии, когда ещё до принятия НАТО соответствующего решения были арестованы лица, обвинённые Международным трибуналом по бывшей Югославии в военных преступлениях[27]. 16 декабря 1998 г. американские крылатые ракеты и британские самолёты в рамках операции «Лис пустыни» продлившейся три дня нанесли удар по иракским военным объектам. Великобритания сразу же поддержала решение США о применении силы в отношении Ирака, другие страны к Вашингтону и Лондону не присоединились[28]. В феврале 1999 г. британская авиация нанесла по военным объектам Итака точечные бомбовые удары. Бомбовые удары по Ираку наносились подразделениями вооружённых сил США и Великобритании также в июне и августе 2000 г. Более крупная операция была проведена в феврале 2001 г.[29] В феврале 2001 г. Вашингтон и Лондон заняли жёсткую позицию в Совете Безопасности ООН по вопросу о снятии с Ирака экономических санкций[30]. В октябре 2001 г. британские войсковые соединения приняли участие в военной операции на территории Афганистана[31].

Великобритания участвовала в войне, развязанной в марте 1999 г. США и НАТО против Югославии в связи с косовским кризисом. Лейбористское правительство не только санкционировало участие своих ВВС в бомбардировках Югославии, но и наиболее активно и последовательно продвигало идею наземной операции НАТО в Косове. Лондон неизменно отвергал все предложения Югославии, направленные на прекращение военных действий, требуя, по существу, её безоговорочной капитуляции. В Великобритании была развёрнута широкомасштабная антисербская кампания, велась настоящая информационная война против Белграда, в ходе которой в британских СМИ проводилась мысль о законности бомбардировок Югославии, необходимости проведении на её территории наземной операции, отстранения Слободана Милошевича от власти. Британский воинский контингент в Косове, в рядах которого находились 12 тыс. военнослужащих, оказался самым многочисленным (для сравнения: контингент США – 7 тыс., Франции – 6, 5 тыс.)[32].

Правительство Блэра активно поддержало принятую в апреле 1999 г. новую стратегическую концепцию североатлантического альянса, практическим воплощением которого и стала война против Югославии. В ней обосновывался курс на глобализацию сферы деятельности военного блока, присвоение себе центральной роли в урегулировании конфликтов за пределами зоны ответственности альянса, право на «гуманитарное вмешательство». Также Великобритания фактически одобрила планы американской администрации по созданию национальной системы ПРО, которые вызвали весьма сдержанную реакцию у других европейских стран[33].

19 марта 2003 г. американские и британские войска вторглись в Ирак. «Было ли безальтернативным решение Лондона оказать США но только моральную, но и военную поддержку?» – задаёт вопрос А. А. Громыко. Скорее, полагает он, это было личным решением Тони Блэра, чем проявлением доминанты британской внешней политики[34]. «Следует отметить, - пишет далее исследователь, - что при всём проамериканском уклоне Тони Блэра его концепция «гуманитарной интервенции» имеет значительные отличия от американской доктрины упреждающего удара. Хотя поставленные ими цели во многом совпадают, они выбирают разные средства их достижения: Вашингтон с готовностью использует военную силу и односторонние действия, а Лондон старается не выходить за рамки международного права»[35]. 

По проблеме Ирака Лондон в очередной раз выбрал сторону Соединённых Штатов, несмотря на то, что политика последних привела к самому глубокому кризису в истории североатлантического сообщества, нанесла ущерб авторитету ООН, расколола ЕС и НАТО. Результаты действий Блэра, направленных на восстановление позиций Великобритании в качестве одного из лидеров ЕС, практически были сведены на нет. Вес Великобритании в Евросоюзе снизился. Более того, премьер-министр не посчитался с соображениями внутриполитической целесообразности. Своими действиями он значительно ухудшил электоральные перспективы собственной партии, оказался на грани потери своего поста, спровоцировал демонстрации протеста в Лондоне, раскол парламентской фракции лейбористов и отставку министра иностранных дел Робина Кука[36].

Постепенно уменьшалось значение Блэра как политика мирового масштаба. «К моменту вторжения американцев в Ирак, - считает А. А. Громыко, - Блэр фактически превратился во внешнеполитического представителя Вашингтона, которому не оставалось ничего иного, как идти с ними до конца. Его попытки предотвратить войну были удачными ровно столько времени, сколько понадобилось Соединённым Штатам для доставки и развёртывания необходимого количества вооружений и живой силы на границах с Ираком. К марту 2003 г. Блэр, игравший роль дымовой завесы для американских военных приготовлений, был уже не нужен. Маргинальная роль Великобритании во внешнеполитических расчётах Белого дома была наглядно продемонстрирована Д. Рамсфельдом, который, к ужасу британского руководства, заявил, отставив в сторону политическую корректность, что США вполне справятся с задачей военного захвата Ирака и без помощи своего союзника»[37].

Итак, война в Ираке осложнила международное положение Великобритании. В начале текущего десятилетия, полагает А. А. Громыко, произошло то, что профессор Лондонской школы экономики и политических наук лорд Уильям Уоллас назвал «коллапсом британской внешней политики»: «особые отношения» исчерпали себя, а в Европе Великобритания рассорилась с ведущими державами[38].

Иначе считает Н. К. Капитонова. По её мнению, «Лондон хорошо понимает, что вряд ли сможет самостоятельно, без помощи Америки, обеспечить свои интересы в регионах за пределами Европы. Великобритания может «ударить сильнее своих возможностей», только действуя в составе коалиции государств, возглавляемых США. Вашингтон также осознаёт, что в отличие от Великобритании и в какой-то степени от Франции, другие европейские союзники США не в состоянии на сегодняшний день отстаивать свои глобальные интересы. Партнёрство с Лондоном имеет немалое значение и для Вашингтона. Выстраивая отношения с ЕС, Соединённые Штаты всегда могут рассчитывать на понимание своих интересов Великобританией. В этом смысле претензии Лондона на роль посредника в трансатлантических отношениях до сих пор не лишены основания»[39].

«Будущее британской политики зависит от того, будет ли сделан выбор в пользу Европы или США», - так звучит популярный среди британских политологов тезис, число сторонников которого умножилось после начала войны в Ираке. «Особые отношения» с США долгое время компенсировали неизбежное ослабление международного веса Великобритании после окончания Второй мировой войны, а положение Западной Европы в качестве протектората в годы глобального противостояния США и СССР представлялось британским политикам вполне естественным. Однако в период правления «новых лейбористов» «особые отношения» представлялись многим аналитикам доктриной, не только выработавшей свой потенциал, но и наносящей вред интересам Соединённого Королевства. «То, что давно очевидно для многих, - утверждал А. А. Громыко, - сегодня отказывается признавать лишь малая часть экспертного сообщества Британии. В этом также упорствуют ключевые фигуры политического и военного истэблишмента»[40]. По мнению Р. Брэйтуэйта, бывшего посла Великобритании в Москве, а затем председателя Объединённого комитета британской разведки, война в Ираке наглядно продемонстрировала, что «особые отношения» превратились в балласт, который наносит урон интересам Британии в Европе и исламском мире[41]. Критики «особых отношений» указывают на то, что даже в эпоху сверхдержав они почти всегда были «улицей с односторонним движением», служили больше американским, чем британским интересам.

Уход в прошлое биполярного мира, считают некоторые специалисты в области международных отношений, открыл для объединяющейся Европы возможность превращения в самостоятельный центр силы в мире. В этих условиях для Лондона стало практически невозможным продолжать приписывать себе роль беспристрастного посредника между Европой и США, тем более что в ситуациях разногласия по принципиальным вопросам внешней и оборонной политики он неизменно отдаёт предпочтение Вашингтону.

«Действительно, - заметил в 2005 г. А. А. Громыко, - британская дипломатия, традиционно признаваемая одной из самых искусных в мире, успехи которой основаны на принципе «постоянных интересов и временных союзов», демонстрирует, особенно в последнее время, явный догматизм. Репутация внешней политики Британии основана на способности к гибкости, балансе интересов, но на практике после прихода к власти в 1997 г. лейбористского правительства она оказалась подчинена одной-единственной цели - следованию в фарватере внешней политики США. Трактовка «особых отношений» никогда не была так прямолинейна. Если в сфере торговли, защиты своих экономических интересов Лондон готов безапелляционно их отстаивать, в том числе с помощью механизмов ЕС, то в вопросах внешней политики и обороны он с завидным упорством отказывается от своего суверенитета»[42].

Следует заметить, что «особые отношения» между двумя государствами иногда заходили настолько далеко, что приобретали характер приятельских отношений между их лидерами. Так, взаимодействие Блэра и Клинтона переросло рамки дипломатического протокола и приобрело в значительной степени личный характер. В результате взаимоотношения британского правительства и руководства Республиканской партии, находившейся в оппозиции, заметно ухудшились. Это, в свою очередь, привело к кратковременному охлаждению отношений с США после смены власти в Белом доме. Именно произошло после победы на президентских выборах Джорджа Буша-младшего, лидера республиканцев.

В результате событий 2001 - 2003 гг. политика сохранения «особых отношений» с США привела к ослаблению тех важнейших международных структур, на которых основывался высокий внешнеполитический статус Великобритании. Так, действия Вашингтона по принижению значения Организации Объединённых Наций ударили не только по организации в целом, но и по позициям пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН с правом вето, одним из которых является Великобритания. Соединённые Штаты фактически отказались от согласования своих действий с союзниками по НАТО. Роль европейских членов североатлантического альянса неуклонно снижается, и, следовательно, значение Лондона в деле согласования интересов Парижа, Берлина и других ведущих европейских столиц с Вашингтоном также уменьшилось.

Итак, события вокруг Ирака 2002 - 2003 гг. с новой силой высветили трудности Лондона по увязыванию «особых отношений» с США со стремлением вернуть себе лидирующие позиции в Европе. В 2004 – 2005 гг. лишь радикальные британские евроатлантисты ратовали за то, чтобы во внешней политике делать ставку на США как на единственную сверхдержаву. Большинство политиков считали, что это тупиковый проект, противодействие которому, уже достаточно серьёзное, возрастет многократно в случае попыток его дальнейшей реализации. «Установление американского мирового господства, - считал британский политолог и экономист Р. Скидельски, - окончилось бы неудачей, несмотря на отсутствие явных ресурсов для противодействия этому. Главная причина состоит в перспективе взрыва антиамериканизма»[43].

В то же время в Великобритании скептически относятся к идее «многополярного мира», в котором Европе отводилась бы роль противовеса Америки. И Великобритания, и США принадлежат к западной цивилизации и руководствуются одной базовой системой ценностей. Противоречия, существующие между Лондоном, Парижем и Берлином, не позволят им в ближайшем будущем действовать как одно целое. Кроме того, ЕС, который уже значительное время вполне активно отстаивает в спорах с США, доходящих до «торговых войн», свои экономические интересы, обладает лишь нарождающимися военными структурами. Без полноценного развития таких структур ведущую роль в сфере международных отношений играть невозможно.

А. А. Громыко в 2005 г. изложил в одной из своих статей прогноз дальнейшего развития событий, содержание которого заключается в следующем. Для того чтобы компенсировать некоторое уменьшение масштабов сотрудничества с Вашингтоном, Лондону будет необходимо усилить свои позиции в Европе. Не исключено, что британское руководство найдёт в себе силы сделать выбор в пользу присоединения к еврозоне. Лидерские качества Британии проявятся также в случае перехода к сотрудничеству в ядерной сфере с Францией, которая, в отличие от англичан, строит свои собственные баллистические ракеты. Обладая наиболее эффективной и мобильной армией в Европе, считает исследователь, Британия также при желании может стать лидером в развитии военной составляющей Евросоюза. Опасность проведения более независимой внешней и оборонной политики, политики в области безопасности (с точки зрения поддержания союзнических отношений с США), по мнению А. А. Громыко, явно преувеличена частью британского политического и военного истэблишмента.

«По-видимому, - читаем мы в статье А. А. Громыко, - в следующие несколько лет мы станем свидетелями того, как отношения Британии с США станут прагматичнее, а на европейском направлении руководство страны приложит усилия по восстановлению своих позиций»[44]. Сейчас можно уже говорить о том, что прогноз не оправдался: США являются единственной сверхдержавой, в руках которой – судьба всего мира. Разумеется, американская экономика несколько пострадала в результате финансового кризиса, но для всего остального мира, не исключая и Великобританию, его последствия оказались ещё более тяжкими. По-видимому, британское руководство будет вынуждено считаться с мнением Вашингтона ещё более, нежели в прежние времена.

27 июня 2007 г. в должность премьер-министра Великобритании вступил Гордона Браун. Внешнеполитический опыт Брауна в основном сводился к работе с такими организациями, как Международный валютный фонд, Всемирный банк, Давосский форум. Он принимал активное участие в дебатах на тему реформирования международных финансовых институтов. Однако в других вопросах международной политики Браун практически не имел опыта.

Летом 2007 г. А. А. Терентьев в своей статье «Гордон Браун: моралист у власти» высказывал следующие предположения относительно направлений внутренней и внешней политики, которые новым правительством Великобритании будут признаны приоритетными:

«Своей главной задачей Браун сделает завоевание симпатий электората, в силу чего сосредоточится на внутриполитических проблемах – экономике, образовании и здравоохранении. Внешняя же политика, считают большинство экспертов, будет играть для него второстепенную роль: он станет уделять внимание только тем вопросам, которые способны принести быструю отдачу (например, война в Ираке).

Вероятнее всего, Гордон Браун отдаст внешнюю политику на откуп британскому МИДу, который в блэровскую эпоху постоянно чувствовал себя ущемлённым в правах. Бывший премьер принимал решения, не считаясь с внешнеполитическим ведомством, и нередко шёл на конфликт с профессиональными дипломатами. Браун, похоже, предоставит МИДу свободу действий, и это, безусловно, придаст внешней политике Лондона более предсказуемый и безликий характер. Символом того, что Форин оффис возвращает себе былое влияние, стало назначение на должность главного советника по внешней политике профессионального дипломата Саймона Макдоналда, последнее время возглавлявшего арабский отдел МИДа. Браун дал понять, что не собирается следовать примеру Блэра, который никогда не отбирал себе советников среди сотрудников министерства»[45].

А. А. Терентьев не ошибся: Гордон Браун, действительно, уделял основное внимание внутренней политике, и роль министра иностранных дел стала более значительной. Решение Брауна назначить на эту должность Дэвида Милибэнда, бывшего министра по делам окружающей среды, по мнению А. А. Терентьева, говорило о том, что новый премьер-министр - убеждённый сторонник глобализации, так как опыт Милибэнда во внешней политике сводится к решению таких глобальных проблем, как изменение климата[46].

Гордон Браун не стремился к изменению приоритетов британской внешней политики. В своей микроэкономической политике он опирался на американскую модель и являлся убеждённым американофилом[47]. «У Блэра не было таких трансатлантических связей, как у Брауна, – говорит представитель Консервативной партии Грег Хэндс. – Блэру просто удалось построить личные отношения вначале с Биллом Клинтоном, а потом и с Джорджем Бушем. Однако он политик скорее европейского склада. Браун же – стопроцентный атлантист»[48].

2. Американо-британские контакты в сфере разработки и производства вооружений

Сотрудничество Соединённого Королевства и США активно развивается и в военно-промышленном сегменте. США выступают ведущими поставщиками новейших и высокотехнологичных образцов военной техники для вооружённых сил Великобритании, однако это не означает, что военно-техническое сотрудничество между странами носит лишь односторонний характер. Британская сторона вместе со своими североамериканскими партнёрами активно участвует в программах по разработке и созданию новейших образцов вооружения. При этом двусторонняя кооперация Соединённых Штатов и Великобритании не всегда означает, что стороны в равной степени пользуются её результатами. Так, филиалы британских компаний на американской территории часто участвуют в проектах создания новых вооружений, которые предназначены исключительно для потребностей армии США. В то же самое время американские компании активно привлекаются для разработки оружия, поставляемого затем британским вооружённым силам.

Сотрудничество Великобритании и США в оборонной сфере представляет собой комплексную систему отлаженных военно-промышленных контактов, охватывающих широкий спектр производственных циклов по созданию различных видов вооружений, значительная часть которых поставляется для нужд обеих держав.

В практическом смысле для Соединённого Королевства оборонное сотрудничество концентрируется в двух основных плоскостях – в области приобретения американских систем вооружения и сфере совместного участия в создании новых образцов оружия. Британская сторона активно участвует в научно-исследовательских и опытно-конструкторских работах (НИОКР) с американскими оборонными концернами. Активное партнёрство в сфере НИОКР развивают и министерства обороны двух стран. Так, с 1997 г. совместные усилия Пентагона и Министерства обороны Великобритании нашли отражение в более чем 100 соглашениях по обмену технологиями и 30 отдельных проектах (1/2 всех НИОКР, проводившихся в Научно-технической лаборатории обороны, входящей в состав британского военного ведомства)[49].

Активное сотрудничество в области оборонных исследований и проектных разработок прямо отразилось на содержательной стороне оборонного партнёрства между двумя странами. В конце 1990-х гг. объём американского экспорта военной продукции в Великобританию составлял 1,1 млн. долларов ежегодно. В свою очередь, совокупная стоимость британского экспорта в США на протяжении второй половины 1990-х – первой половины 2000-х гг. составляла в среднем порядка 350 млн. долларов[50].

Кроме того, с начала 2000-х гг. последовательно расширялось присутствие американских и британских компаний на рынках друг друга. Своими филиалами, созданными на основе приобретённых британских активов, располагают в Соединённом Королевстве такие оборонные концерны, как  Lockheed Martin,  Raytheon,  General Dynamics и Northrop Grumman. С 2001 г. американские предприятия военно-промышленного комплекса купили в Великобритании 27 оборонных компаний на общую сумму в 5,1 млрд. долларов, что составило 50 % от всех американских инвестиций в оборонные отрасли зарубежных государств. В свою очередь, британские концерны приобрели в США 50 военно-промышленных и авиакосмических предприятий за 7,3 млрд. долларов (3/4 всех иностранных инвестиций на американском оборонном рынке)[51].

Структурообразующим сегментом оборонного взаимодействия между Соединёнными Штатами и Великобританией является сфера стратегических ядерных вооружений, правовые рамки которой регламентирует Соглашение о сотрудничестве по использованию ядерной энергии в военных целях (Agreement for Cooperation on the Uses of Atomic Energy for Mutual Defence Purposes), подписанное 3 июля 1958 г. (в 2004 г. срок его действия был в очередной раз продлён на 10 лет, до 2014 г.)[52].

С конца 1990-х гг. Лондон последовательно делал ставку на поддержание высокого уровня боеспособности сил ядерного сдерживания – атомных подводных лодок с баллистическими ракетами. Ключевую роль в этом направлении играли поставки американских межконтинентальных баллистических ракет. В 2006 г. ядерные силы Великобритании состояли из четырёх атомных подводных лодок типа «Вэнгард», вооружённых ракетами «Трайдент-2» американского производства. Эти ракеты оснащены ядерными боевыми блоками английского производства[53]. В настоящее время весь процесс технического контроля над состоянием ракет и предоставление необходимых комплектующих осуществляются совместно американской и британской сторонами (разработчиками межконтинентальных баллистических ракет в лице Lockheed Martin Space Systems и Babcock International Group, с 2007 г. владеющей Базой технического обслуживания атомных субмарин в Плимуте)[54]. Ситуация с ядерным оружием Великобритании такова, что в случае прекращения эксплуатационной поддержки со стороны Lockheed Martin Space Systems период самостоятельного обслуживания британской стороной этих ракет не превысит 18 месяцев[55]. Чрезмерная зависимость от США в сфере оружия ядерного сдерживания обеспечила Великобритании лидирующее положение в области оружия массового уничтожения в Европе, но стала решающим фактором отсутствия самостоятельности в вопросе эксплуатации и использования ядерных вооружений.

Факт ограниченной самостоятельности в сфере боевого применения ядерного оружия одними лишь ракетоносителями не ограничивается. Роль США ощутима и в вопросе разработки новых типов боеголовок. В частности, треть технических мощностей Научно-исследовательского центра ядерного оружия в Олдермастоне предоставлена американским концерном Lockheed Martin. Он же возглавляет консорциум, управляющий центром (сотрудниками которого являются примерно 90 граждан США)[56].

Второй по степени значимости для британской стороны после ядерных вооружений стало сотрудничество с США в военно-морской сфере. Военно-морская промышленность Соединённого Королевства по праву считается гордостью военно-промышленного комплекса страны, так как практически полностью обеспечивает потребности Королевского военно-морского флота. Этот сектор ВПК традиционно считается весьма самостоятельным и в наименьшей степени зависимым от кооперации с иностранными компаниями. В военно-морской области американо-британское партнёрство развивалось хотя и активно, но в чётко ограниченных секторах. Тем не менее, с конца 1990-х гг. значение США в этом сегменте последовательно возрастает.

С момента своего прихода к власти лейбористы отстаивали программу по усилению потенциала ВМС, для чего была сделана ставка на расширение координации усилий с американской стороной. В этом отношении весьма примечательно, что американские компании внесли ощутимый вклад в оснащение британских ВМС баллистическими и крылатыми ракетами, а также современными видами авиационной боевой техники. Так, реализация проекта создания многоцелевых атомных подводных лодок «Астьют» связана с активным использованием американских технологий и вооружений. На новых субмаринах использована электронная система опознавания, разработанная американской компанией Raytheon Systems Ltd. Также новые атомные подводные лодки оснащены американскими крылатыми ракетами морского базирования BGM-109 «Томагавк» и противокорабельными ракетными комплексами подводного базирования UGM-84 «Гарпун»[57]. В 2004 г. правительства двух стран пришли к договорённости о продаже британской стороне нового поколения тактических крылатых ракет, получивших название Tactical Tomahawk[58].

Участие США ощутимо и в строительстве эскадренных миноносцев с управляемым ракетным оружием (тип 45). Первый из шести эсминцев данного типа вошёл в состав Королевского флота летом 2009 г.[59] Наконец, США участвуют в строительстве авианосцев типа «Куин Элизабет», первый из которых вступит в строй в 2014 – 2016 гг.[60]

Наиболее наглядной демонстрацией американо-британского партнёрства в области перспективных военно-морских и военно-воздушных систем вооружения являются создание многоцелевого истребителя-бомбардировщика F-35 «Лайтнинг II» и программа «Воздушная разведка на море».

Создание нового истребителя-бомбардировщика стало крупнейшим совместным проектом военно-промышленных комплексов США и Великобритании в 2000-е гг. В его рамках британские компании Rolls-Royce и British Aerospace выступили в роли главных партнёров американской стороны в лице Lockheed Martin и Northrop Grumman, а британская корпорация BAE Systems явилась основным подрядчиком американской компании Lockheed Martin Aeronautics Company. Предполагается, что истребитель, разработанный для нужд военно-воздушных сил и ВМС США, американского Корпуса морской пехоты, Королевского флота и Королевских ВВС Великобритании, вступит на боевое дежурство в 2011 г. Всего Лондон планирует приобрести 138 самолетов этого типа, из которых 72 будут размещены на двух авианосцах типа «Куин Элизабет»[61].

Программа «Воздушная разведка на море» заключается в оснащении британских авианосцев средствами дальнего радиолокационного обнаружения. С созданием новых типов средств дальнего радиолокационного обнаружения для британских ВВС, но уже без привязки к программе строительства авианосцев, связана разработка системы «Воздушной разведки и управления нанесением ударов»[62].

Наряду с созданием принципиально новых систем вооружения, американские компании совместно с представителями британского ВПК принимают участие и в производстве уже состоящих на службе единиц вооружения. Британское военное ведомство закупает образцы вооружений, доказавшие эффективность своего применения в ходе эксплуатации американскими вооружёнными силами.

Несмотря на огромное значение американских военно-промышленных корпораций для обеспечения британского военного потенциала, было бы неверно полагать, что сотрудничество между США и Великобританией –  линия с односторонним движением. О степени доверия к британцам свидетельствует тот факт, что BAE Systems Electronics & Integrated Solutions оказалась единственной иностранной компанией, принявшей участие в создании истребителя F-22 «Рэптор», который, согласно решению Конгресса США, запрещено поставлять за рубеж[63].

В настоящее время корпорация BAE Systems выступает в качестве ключевого субъекта британского ВПК на американском рынке военной продукции. Она занимает первое место среди иностранных поставщиков американских вооружённых сил и пятое место среди всех поставщиков военной продукции для Пентагона. С 2000 г. её американский филиал BAE Systems North America (с 2005 г. переименован в BAE Systems Inc.) ведёт активную политику по расширению своих производственных мощностей в США посредством поглощения американских оборонных и коммуникационных предприятий. В апреле 2000 г. британцы приобрели компанию Lockheed Martin Control Systems, специализирующуюся на создании систем электронного контроля для самолетов и космических аппаратов, к которой в ноябре того же года было присоединено ещё одно подразделение Lockheed Martin – Lockheed Martin Aerospace Electronic Systems. В октябре 2004 г. BAE завершила сделку по приобретению DigitalNet Holdings Inc., работающую в сфере информационных технологий и коммуникаций. В марте 2005 г. корпорация приобрела американскую компанию United Defense Industries, а в июле 2007 г. купила Armor Holdings (занимается созданием специализированной техники и военной униформы)[64].

Среди других британских концернов, играющих заметную роль на рынке США, можно отметить Rolls-Royce и British Aerospace, а также  QinetiQ,  Martin Baker и Smith Industries. Некоторые из них выступают подрядчиками американских оборонных проектов (как, например, Rolls-Royce), другие, вслед за BAE Systems, вовлечены в процесс экспансии на американском оборонном рынке. Так, компания  QinetiQ, созданная на основе британского Агентства передовых оборонных исследований (DERA), в сентябре 2004 г. приобрела сразу два американских предприятия – Foster-Miller Inc. и Westar Aerospace and Defense Inc.[65] Расширение производственных мощностей в США создало базу для активного участия QinetiQ в совместных оборонных проектах с американскими компаниями ВПК. В частности, в июле 2008 г. QinetiQ объявила о заключении с Boieng соглашения, предусматривающего совместное проектирование высотного беспилотного летательного аппарата в рамках программы, курируемой Агентством передовых оборонных исследовательских проектов Министерства обороны США[66].

Британский сегмент двустороннего сотрудничества между США и Соединённым Королевством в военно-технической сфере в большей степени характеризуется принципом селективного вовлечения. Охват британскими корпорациями американского рынка военной промышленности относительно ограничен и чётко регламентирован, взаимодействие между сторонами развивается лишь в тех сферах, где американские корпорации не могут рассчитывать исключительно на свой технологический потенциал. Однако при этом британские игроки фактически контролируют целые отрасли производства отдельных систем вооружения (например, БМП[67]) и имеют возможности для активного поглощения активов своих заокеанских партнёров, используя для этого свои филиалы.

Выводы по главе II: Одной из важнейших составляющих внешнеполитическую курса британских правительств является тесное сотрудничество с США, и прежде всего – в военно-политическом и военно-техническом аспектах. Линия тесного партнёрства, сложившаяся во взаимодействии Э. Блэра и У. Клинтона, в 2001 – 2003 гг. была не просто сохранена, но и заметно упрочена. Современные отношения между странами вплетены в широкий контекст реализации американской стратегии на трансатлантическом направлении и часто рассматриваются в рамках взаимодействия Соединённых Штатов с НАТО и Европейским союзом. Сам формат американо-британского партнёрства в настоящее время подразумевает вовлечённость двух стран в решение глобальных международных проблем. Это повышает значимость их контактов по таким вопросам, как война в Ираке. Сам феномен «особых отношений» сохраняет свою важность преимущественно для Великобритании, в то время как для Вашингтона их значение стало понижаться уже с конца 1960-х гг., и в настоящее время это всего лишь один из региональных векторов европейского направления внешней политики, пусть и довольно важный. В настоящее время двусторонние отношения между Великобританией и США развиваются весьма интенсивно, характеризуясь заметным количеством совместных дипломатических инициатив и активным взаимодействием на международной арене.

Рассмотрение американо-британского сотрудничества в военно-промышленной сфере демонстрирует уникальный уровень взаимодействия между оборонными секторами промышленности обеих держав. Тесное взаимодействие двух государств на политическом уровне прямо проецируется на их контакты в области производства вооружений. Эти контакты также можно характеризовать как особые. Для Великобритании такая формула партнёрства является залогом поддержания максимально высокого уровня собственного военного потенциала, обеспечивая стратегический отрыв в области вооружений от стран континентальной Европы (по своему уровню с Великобританией может сравниться только Франция). Платой за доступ к новым технологическим разработкам и системам вооружения выступает потеря самостоятельности в ряде сегментов ВПК, но в условиях стабильного партнёрства с США это обстоятельство не создаёт очевидных ограничений для обеспечения национальной безопасности страны.

Глава III. Европейская политика Великобритании

1. Великобритания и процессы европейской интеграции

Место Великобритании в процессе европейской интеграции - наиболее проблемная и сложная для данной страны область её мировой политики. Скептическое отношение М. Тэтчер к идее европейской интеграции не только стоили ей кресла премьер-министра и привели консерваторов к расколу, но и вычеркнули Британию в 1990-е годы из списка европейских лидеров. Отношения Соединённого Королевства с ЕС в 1990-е гг. неизменно заходили в тупик, всё более изолируя Великобританию. Свернув «антиевропейскую» политику М. Тэтчер, тори вскоре вновь вернулись на исходные позиции.

Победа «новых лейбористов» на всеобщих парламентских выборах в 1997 г. в Великобритании давала определённые надежды относительно редакции «консервативного» подхода к европейской интеграции и прогресса в двусторонних отношениях. Великобритания  получила шанс пересмотреть прежнюю «изоляционистскую» стратегию в отношении Европейского союза и предложить более прогрессивный формат сотрудничества. В отличие от консерваторов, Блэр и «обновлённая» Лейбористская партия смогли не только вовремя уловить ветер перемен, но и убедить сограждан в том, что стране необходима внешняя политика, призванная покончить с практикой «изоляции» Великобритании от Европы и её актуальных проблем. Новое правительство высказалось за конструктивное сотрудничество с ЕС и поставило целью играть в нём одну из ведущих ролей. Э. Блэр заявил, что Великобритании не надо выбирать между США и Европой: активная роль в ЕС укрепит «особые отношения» с Соединёнными Штатами, укрепление отношений с ними, в свою очередь, будет способствовать усилению британских позиций в Европе[68].

После победы на выборах «новые лейбористы» приступили к выполнению предвыборных обещаний. Одним из первых пунктов в программе «модернизации» страны был поставлен вопрос о необходимости «возвращения в Европу» и активном участии в дискуссии о магистральных направлениях развития интеграции в преддверии модификации Договора о Европейском союзе[69]. В мае 1997 г. была представлена новая  внешнеполитическая программа. В ней был сформулирован основной стратегический приоритет - решительный отказ от «евроскептицизма» и возвращение в Европу. Основными приоритетами были провозглашены: активная европейская политика; мощный трансатлантический альянс; эффективная национальная оборона; свобода торговли (антипротекционизм); укрепление международного сотрудничества в целях противостояния глобальным угрозам современности[70]. Блэр и его Кабинет разработали также и стратегию европейской политики, в которой были отражены основные направления сближения Великобритании и Европейского союза. Предлагалось привлечь внимание к проблемам глобального характера, затрагивающим интересы всех стран. «Новые лейбористы» собирались придать новое звучание и европейской политике, под своим руководством добиться её изменения.

Период председательства Великобритании в ЕС в первой половине 1998 г. прошёл под лозунгом необходимости более внимательного отношения ЕС к нуждам граждан входящих в него государств. Особый упор был сделан на обеспечение занятости, борьбу с преступностью, охрану окружающей среды, новую волну расширения ЕС, проведение реформы единой сельскохозяйственной и рыболовной политики. В период правления первого кабинета Блэра Великобритания дважды принимала участие в дискуссии, посвящённой проблеме модификации основополагающего Договора о Европейском союзе (саммиты в Амстердаме и Ницце). «Новые лейбористы» были заинтересованы в том, чтобы внести в Договор необходимые изменения, которые, в частности, касались вопросов функционирования механизмов принятия решений[71]. По мнению парламентариев и приглашённых экспертов, приоритетными направлениями сотрудничества в сфере европейского строительства являлись две группы вопросов: институциональная реформа и процесс принятия решений в Европейском союзе и проблемы функционирования трёх «опор» Европейского союза, включая вопросы обороны[72].

Уже через месяц после парламентских выборов на саммите Евросоюза в Амстердаме был подписан договор, согласно которому Лондон принял единые для государств, входящих в ЕС, нормы условий труда и заработной платы. Вместе с тем Великобритания вновь выступила за сохранение права вето в вопросах внешней и оборонной политики ЕС, бюджет, налогов. Она не стала присоединяться к Шенгенскому соглашению, сохранив единоличный контроль над своими границами, выдачей виз, иммиграционной политикой и предоставлением политического убежища[73].

Одной из наиболее сложных проблем для лейбористов стало отношение к экономическому и валютному союзу. Сразу после прихода к власти в 1997 г. «новые лейбористы» заявили, что в принципе поддерживают идею присоединения страны к евро. Тони Блэр, будучи «умеренным евроэнтузиастом», по мнению А. А. Громыко, «подходил к решению вопроса о вступлении страны в еврозону исходя больше из политических соображений»[74]. «Евроскептик» Гордон Браун, в то время занимавший пост министра финансов, напротив, руководствовался в первую очередь соображениями экономической целесообразности. Сотрудниками его ведомства были выдвинуты пять экономических «тестов» - критериев готовности страны к переходу на новую валюту, и экономика Соединённого Королевства, по мнению ряда британских экономистов, отвечала лишь одному из них. Позиция министра финансов проявилась в откладывании принятия решения о вступления в еврозону, а позиция премьера - в сохранении возможности провести референдум о замене фунта стерлингов на евро до следующих парламентских выборов. По замечанию А. А. Громыко, «принципиально то, что оба политика согласны с тем, что рано или поздно Британия войдёт в зону евро. Остальное - вопросы тактики, но не стратегии»[75].

Разногласия между Блэром и Гордоном по поводу вступления Соединённого Королевства в еврозону привели к тому, что, выразив твёрдое намерение присоединиться к зоне евро, британское правительство в последующем не раз переносило сроки проведения референдума по этому вопросу. В результате он не был проведён ни в первый, ни во второй срок пребывания партии лейбористов у власти. Не случилось этого и после третьей победы лейбористов в 2005 г. Великобритания заняла выжидательную позицию. Позиция же самого Блэра в вопросе перехода на евро со временем становилась всё более осторожной.

Одной из болезненно воспринимаемых континентальной Европой «проблем» является расширение ЕС. Великобритания традиционно выступала за поддержку расширения, эту же позицию заняли и «новые лейбористы», поддерживавшие идею вступления в Евросоюз большого количества новых стран. Однако, учитывая возможность появления многих новых членов, Евросоюзу пришлось разработать специальную процедуру принятия решений по вопросу о вступлении новых государств. В феврале 2000 г. началась подготовка к новому пересмотру положений ЕС. Адекватным ответом вызовам расширения должна была стать институциональная реформа, различные модели которой были предложены Германией и Великобританией. Летом 2000 г. немецкий министр иностранных дел Йошка Фишер и Жак Ширак выдвинули свой проект более радикальной реформы[76]. Блэр сформулировал британскую позицию по этому вопросу только к октябрю 2000 г.

Смысл немецкой концепции состоял в переносе центра тяжести с национального уровня на федеральный, т. е. будущее ЕС представлялось как федерация с необходимыми атрибутами: парламент, правительство, конституция, президент. Совершенно иным был британский подход. Блэр высказал свои предложения, которые заключались в создании нового подразделения в структуре ЕС - второй палаты Европейского парламента, где будут заседать представители национальных  законодательных органов; ограничении полномочий Европейской комиссии, т. к. решения в рамках ЕС должны приниматься национальными правительствами; сфера деятельности Европейского совета должна оставаться без изменений. Вопросы, касающиеся создания интеграционных группировок, европейского Правительства, учреждения поста Президента и единой для стран-членов Евросоюза Конституции были оставлены при этом без внимания[77]. Таким образом, сущность предложений Блэра сводится к попытке не допустить трансформацию ЕС в «сверхгосударство», свести к минимуму «наднациональность». Эти приоритеты остаются неизменными многие годы.

Деятельность второго правительства «новых лейбористов» (2001 - 2005 гг.) заключалась в политике создания иллюзии активности на пути евроинтеграции. Движение при этом происходило совершенно в ином направлении - в сторону укрепления «особых отношений» с США и трансатлантической солидарности. Впрочем, не все инициативы «новых лейбористов» в указанный период являлись лишь декорациями, однако при этом Великобритания всегда оставалась верна себе. Блэр неоднократно подчёркивал, что его правительство никогда не допустит превращения ЕС в «супергосударство», в котором национальный элемент окажется принесённым в жертву наднациональному. По словам И. В. Касымова, «именно второй легислатурный период даёт самую обильную пищу для сомнений относительно реальной заинтересованности Великобритании в развитии дальнейшего диалога по актуальным проблемам европейской интеграции. Причина - кризисная ситуация на Ближнем Востоке и, в меньшей степени, в Афганистане»[78].

Новый виток европейской политики Великобритании приходится на лето 2005  г. В это время в Великобритании состоялись очередные всеобщие парламентские выборы, и «новые лейбористы» не преминули воспользоваться конъюнктурой, чтобы обратить взоры избирателей в сторону Европы. Одновременно, во втором полугодии 2005 г., Великобритания председательствовала в Европейском союзе и «Группе восьми». Заметно, что приоритетные сферы сотрудничества (в отличие от предыдущих программных заявлений) имели больше глобальное, нежели европейское, измерение. Это обстоятельство свидетельствовало о смене приоритетов внешней политики Великобритании и окончательно убеждало в претензиях островного государства на статус глобального игрока в действующей системе международных отношений.

Вполне логично было предположить, что, поскольку «новые лейбористы» всеми силами стремились не допустить «федерализации» Евросоюза, они должны были негативно отнестись к идее появления Европейской Конституции. Но, вопреки ожиданиям, правительство «новых лейбористов» внимательно наблюдало за деятельностью Европейского конвента под руководством Валери Жискар д’Эстена, созванного в соответствии с положениями Лэкенской декларации в конце ноября 2002 г. Предполагалось, что текст будущего документа должен представлять собой компромисс между федерацией и конфедерацией. Европейский союз, таким образом, по словам В. Жискар д’Эстена, в будущем мог превратиться в «федерацию наций»[79].

В Великобритании, ознакомившись с проектом Конституции, пришли к выводу, что документ вполне «приемлем» и не противоречит букве национальных интересов, особенно в области сохранения суверенитета. Министр иностранных дел Великобритании Джек Стро, выступая в Палате общин, рассказал о преимуществах данного документа, среди которых выделял: принятие решений простым большинством голосов; увеличение роли национальных правительств, благодаря созданию поста постоянного Председателя Совета вместо института президентства; возможность национального парламента внимательно изучить европейские законы на рамочной стадии; расширение возможности кооперации между близкими партнёрами, в том числе и на двусторонней основе; «транш» властных полномочий на национальный уровень, в том случае, если нет возможности решить тот или иной вопрос на коммунитарном уровне; возможность выхода из Евросоюза[80]. Подводя итоги, Дж. Стро с удовлетворением отметил: «...данный договор позволит нам эффективно работать в Европейском союзе среди 25 и более членов, что закладывает правильную основу для эффективной Европы Наций и Граждан»[81].

Однако судьба проекта Европейской конституции и сменившего его Лиссабонского договора (её облегчённого варианта) складывалась не слишком удачно. Осенью 2007 г. Конгресс профсоюзов – традиционная опора Партии лейбористов – подверг резкой критике стремление премьер-министра Гордона Брауна ратифицировать Договор о реформировании ЕС в парламенте, а не на референдуме. Лидеры Конгресса профсоюзов были недовольны тем, что по настоянию Г. Брауна ряд положений Хартии фундаментальных прав ЕС на территории Великобритании после ратификации Лиссабонского договора утратит юридическую силу, в результате чего профсоюзам станет сложнее лоббировать собственные интересы[82]. Изменить позицию британского правительства по вопросу о ратификации Договора стремились не только некоторые представители лейбористов, но и консерваторы.

Один из комитетов Палаты общин парламента Великобритании 9 октября 2007 г. опубликовал доклад, в котором подверг резкой критике методы работы председательствовавшей в Евросоюзе Германии и положения Договора о реформировании ЕС, а также подчеркнул необходимость проведения референдума для ратификации этого документа[83]. В результате Г. Браун в преддверии октябрьского саммита ЕС в Лиссабоне был вынужден заявить, что если возражения Великобритании по вопросам внешней и налоговой политики, сотрудничества в сфере внутренних дел и правосудия, а также Хартии фундаментальных прав не будут учтены, то английское правительство наложит вето на Договор о реформировании ЕС или проведёт референдум[84].

Подобные заявления Г. Брауна во многом были реакцией на давление со стороны партии консерваторов в лице её лидера Дэвида Кэмерона и депутата Европарламента Т. Киркхоупа, ряда «евроскептиков» из лейбористской партии, а также экс-министров Г. Стюарта и К. Ваза, которые настаивали на проведении референдума.

Британский премьер-министр в определённом смысле стал заложником обещаний провести референдум по Конституции ЕС, сделанных его предшественником Т. Блэром. После того, как два комитета Палаты общин выступили с докладами, в которых подчёркивали схожесть Конституции ЕС (в редакции 2004 г.) и Лиссабонского договора[85], Г. Брауну стало сложнее защищать идею парламентской ратификации нового варианта Евроконституции. Тем не менее, в январе 2008 г. большинство депутатов Палаты общин британского парламента во втором чтении одобрили текст Лиссабонского договора[86].

Особое значение для Великобритании на европейском направлении имеют отношения с Францией и Германией. Тони Блэр продолжил начатый правительством Дж. Мейджора курс на улучшение отношений с Францией. Серия последовавших англо-французских саммитов способствовала дальнейшему сближению двух стран. Однако иракский кризис 2002 – 2003 гг. и острые разногласия, возникшие в 2005 г. между руководителями обеих стран в вопросах реформы аграрной политики ЕС и увеличения британского взноса в бюджет Евросоюза, привели к охлаждению англо-французских отношений. Более тесные связи в рассматриваемый период установились между Лондоном и Берлином. Но серьёзные разногласия по иракскому вопросу стали причиной охлаждения отношений между Великобританией и Германией. Франция и Германия проявили неприятие односторонних действий США в данном вопросе. Нежелательный для британской стороны раскол в НАТО и ЕС заставил Лондон, стремившийся восстановить равновесие между трансатлантическим и европейским направлениями своей политики, активизировать усилия по налаживанию отношений с Берлином и Парижем.

2. Великобритания и идея создания общеевропейских вооружённых сил

В целом Великобритания признавала необходимость перемен в том, что касается политики ЕС в области внешней политики и безопасности, но делала акцент не на радикальных, а на эволюционных изменениях, предполагавших совершенствование структур, обеспечивающих обмен внешнеполитической информацией и проведение анализа международной ситуации. Белая книга правительства консерваторов (1996 г.) содержала ряд предложений по повышению эффективности сотрудничества стран - членов ЕС в области внешней политики. В частности, речь шла об усилении сотрудничества в области внешней политики, назначении представителя по внешней политике Евросоюза для связей с внешним миром, выражающего коллективное мнение Совета министров относительно внешнеполитических проблем и подотчётного ему. При этом Лондон, традиционно выступая за усиление координации внешней политики стран - членов ЕС, в тоже время исходил из того, что общая политика не может заменить национальную внешнюю политику, что она является сферой сотрудничества, а не интеграции, и настаивал на сохранении межгосударственного характера сотрудничества[87]. Таким образом, британское правительство отдавало предпочтение НАТО, вследствие того, что это был альянс суверенных государств, не обладающий наднациональными полномочиями. В период Маастрихтского саммита британское руководство выступило против планов Франции и Германии относительно углубления европейского сотрудничества в сфере внешней политики и политики безопасности, которое могло в будущем дублировать или даже заменить НАТО в качестве ведущей европейской оборонной структуры. Поскольку сотрудничество в рамках Западноевропейского союза осуществлялось на межгосударственном уровне, и он являлся «европейской опорой» НАТО, Великобритания увидела в ЗЕС приемлемую альтернативу идее наделения ЕС оборонными функциями. При этом, проявляя интерес к ЗЕС, британское правительство выдвигало условие, что он не должен дублировать НАТО, а иметь вспомогательный характер[88].

Позитивный сдвиг в британской позиции относительно необходимости формирования собственного европейского «военного измерения» произошёл лишь с приходом к власти нового правительства лейбористов. В октябре 1998 г. премьер-министр Тони Блэр заявил, что Великобритания меняет свой курс, поддерживая оборонную составляющую в Европейском Союзе. Роль единственного последовательного сторонника «атлантической» оппозиции не могла быть конструктивной в условиях усиления федералистских тенденций в ЕС. На неофициальной встрече ЕС на высшем уровне в Портшахе (октябрь 1998 г.) Блэр выступил за развитие самостоятельных европейских инструментов обороны, которые позволили бы членам ЕС осуществлять общие военные операции[89]. «Можно предположить, - пишет О. В. Романова, - что изменения в позиции Великобритании были во многом связаны с личными взглядами и политическими убеждениями Т. Блэра, являющегося последовательным сторонником европейской интеграции и полагавшего, что участие в строительстве Европы не означает разрыв связей с историей Великобритании, а наоборот, открывает возможность осуществить её»[90].

Вместе с тем, правительство лейбористов, как и его предшественники-консерваторы, не желало ослабления трансатлантических связей и рассматривало НАТО как основу европейской безопасности. Вследствие этого, полагает английский исследователь Эл. Понд, Великобритания выступила против идеи создания европейской армии и настаивала на необходимости привлечения к совместным оборонным действиям тех членов НАТО, которые не являются членами ЕС[91].

Таким образом, новая позиция официального Лондона открывала путь к поиску компромисса в процессе дальнейшего формирования Общей внешней политики, политики безопасности и обороны ЕС. В результате состоялась франко-британская встреча на высшем уровне в Сен-Мало (декабрь 1998 г.), на которой Тони Блэр заявил, что Великобритания меняет свой курс, выступая за формирование оборонной составляющей в ЕС. Вместе с тем, однако, он подтвердил, что сохранение привилегированных отношений Великобритании с Соединёнными Штатами является стратегической целью Великобритании[92]. Таким образом, можно констатировать тот факт, что Великобритания не собиралась отказываться от традиционных приоритетов трансатлантических связей, в целом придерживаясь концепции укрепления европейской составляющей НАТО.

Британские официальные лица будто бы проявили интерес к европейской оборонной инициативе во второй половине 2003 г. На сентябрьском трёхстороннем саммите с участием президента Франции Жака Ширака и канцлера Германии Герхарда Шрёдера в Берлине премьер-министр Великобритании Энтони Блэр предпринял попытку улучшить напряжённые отношения между Соединённым Королевством, с одной стороны, и двумя наиболее активными членами Евросоюза – с другой, поддержав планы по развитию европейского сотрудничества в области обороны. Для американцев и некоторых представителей британского министерства обороны стали полной неожиданностью сообщения о согласии британского премьер-министра с заявлением правительства Германии о том, что у ЕС должна быть возможность «планировать и осуществлять операции, не привлекая силы НАТО»[93]. Казалось, Великобритания положительно восприняла идею создания общеевропейской военной структуры, находящейся вне рамок НАТО, но 16 октября 2003 г. представители администрации премьер-министра и министерства обороны Великобритании заявили, что Блэр не присоединялся к франко-германской инициативе. Вечером того же дня министр иностранных дел Франции Доминик де Вильпен в лекции, транслировавшейся Би-Би-Си, призывая Соединённое Королевство к участию в новой оборонной структуре ЕС, заявил: «Нет Европы без европейской обороны. Нет европейской обороны без Британии»[94].

Итак, без Великобритании с её наиболее весомым в ЕС военно-промышленным потенциалом и без учёта позиции США строительство сколько-нибудь эффективной «европейской обороны» оказалось заведомо обречённым на провал. В принципе, Великобритания продолжает придерживаться осторожной позиции относительно темпов углубления европейской интеграции в области внешней политики, безопасности и обороны, отдавая предпочтение не единой системе обороны, а коллективным координированным действиям. «Неолейбористы» и в 2007 – 2010 гг. признавали целесообразность развития общей внешней политики, сохраняя при этом собственную точку зрения относительно механизмов её формирования. Например, что касается структуры обеспечения ОВПБ ЕС на современном этапе, Великобритания поддерживает идею создания представительств ЕС, но не видит смысла в учреждении должности министра иностранных дел ЕС и в создании соответствующего министерства Европейского Союза. Для британского правительства появление в структуре институтов ЕС должности, которая возьмёт под оперативный контроль все внешние связи Европейского Союза, означает потерю определяющей роли национальных правительств в осуществлении внешнеполитических действий ЕС[95].

3. Факторы, определяющие позицию премьер-министра Великобритании в сфере европейской политики

Представляется целесообразным структурировать и проанализировать факторы, определяющие позицию главы правительства Великобритании (как лица, определяющего приоритеты британской политики и несущего конечную ответственность за государственные решения). Их, считает А. М. Морозов, можно разделить на две группы: инструментальные и аффективные факторы. Инструментальные факторы подразумевают наличие рациональной оценки, в то время как аффективные связаны с областью чувств, настроений, переживаний и не носят рационального характера. В группе последних не рассматриваются факторы, носящие субъективный характер – например, связанные с личными отношениями.

В группе инструментальных факторов А. М. Морозов выделяет две подгруппы: специфических, относящихся к конкретной программе (политике, policy) и институциональных, связанных с мотивацией премьер-министра как политического института, которая проявляется в его стремлении к сохранению и осуществлению власти (power and policy).

Группу институциональных инструментальных факторов, согласно А. М. Морозову, можно разделить на несколько подгрупп – факторов, действующих на уровне кабинета или парламента; на уровне страны; на международном уровне. На рассматриваемых уровнях можно выделить несколько групп субъектов, влияющих на позицию премьера – члены кабинета/парламента (или группировки в кабинете/парламенте); всевозможные группы давления и общество; другие государства[96].

Воздействие аффективных факторов на формирование отношения различных субъектов британской политики к институтам ЕС удобно анализировать, используя концепцию национальной идентичности. Британская идентичность формировалась под влиянием следующих фактов: островное положение Великобритании, обеспечило британцам чувство обособленности от континента; имперское прошлое – как империи территорий, так и империи идей – направило интересы страны вовне, от континентальной Европы, обеспечило чувство превосходства над её континентальными соседями. Участие в европейских войнах в качестве гаранта стабильности лишь укрепило это чувство. Долгое непрерывное существование британских политических институтов, не дискредитировавших себя, в том числе и в годы Второй мировой войны, сделало их одним из атрибутов национальной гордости Великобритании. Поэтому участие в европейском проекте ассоциируется с утратой престижа страны.

Аффективные факторы оказывают не меньшее влияние на политические предпочтения британского общества в европейских вопросах, чем представления о потенциальных выгодах и издержках конкретных внешнеполитических проектов. По словам А. М. Морозова, «несмотря на большую информированность, поведение британского руководства зачастую нельзя назвать примером прагматизма и рационального расчёта. Комплекс мифов, составляющих национальную идентичность, оказывает значительное воздействие на британскую внешнюю политику посредством формирования у политической элиты образа страны, представлений о её роли и целях»[97].

Однако без обращения к инструментальным факторам картина взаимоотношений Великобритании и ЕС была бы неполной. Рациональная сторона вопроса состоит из экономических, политических и институциональных предпосылок. Так, при анализе британской позиции нельзя не учитывать выгоды и издержки конкретных европейских программ для страны.

Обращаясь к институциональным инструментальным факторам, можно заметить, что британская специфика проявляется уже на первом из рассматриваемых уровней, на которые были разделены субъекты, – на уровне кабинета/парламента: мажоритарная избирательная система Великобритании увеличивает влияние евроскептиков. Даже наиболее радикальные из них получают представительство в парламенте, а также имеют значительные шансы попасть в состав кабинета (для стран с пропорциональной избирательной системой – весьма редкая ситуация). В результате повышается вероятность внутрипартийных расколов, и кабинету приходится учитывать позиции евроскептиков. Необходимо заметить, что за время премьерства Тони Блэра влияние парламента на формулирование приоритетов британской европейской политики было минимальным (чего нельзя сказать о времени пребывания Джона Мейджора на посту премьер-министра), влияние же кабинета – более существенным (что особенно заметно на примере Экономического и валютного союза). При определённых условиях британский премьер может доминировать в кабинете министров, однако в институциональной системе Великобритании существуют механизмы, препятствующие проведению премьером односторонней политики.

Политика Великобритании в отношении ЕС затрагивает интересы всевозможных групп давления – бизнеса, прессы, финансово-промышленных объединений, научных кругов и пр. Данные группы (субъекты) обладают различными возможностями воздействия на формулирование британской политики, при этом их влияние зависит от рассматриваемой политики. Так, бизнес (в особенности крупный) поддерживал присоединение Великобритании к зоне евро, его интересы учитывались правительством, однако он не имел существенного влияния в рамках Общей европейской политики в области безопасности и обороны. Стоит также отметить, что влияние прессы в Великобритании существенно выше, чем в других европейских странах. Премьер-министру приходится учитывать отношение владельцев британских таблоидов к проблемам ЕС и либо корректировать собственную позицию, либо рисковать потерей голосов на выборах. Помимо названных, на уровне страны можно выделить в качестве самостоятельного субъекта британское общество, влияние которого, однако, на европейскую политику невелико (концепция суверенитета парламента, низкая заинтересованность в проблемах ЕС), хотя в отдельных случаях (как, например, в случае с референдумом по вопросу вступления в зону евро) может быть существенным.

На международном уровне необходимо обратиться к роли отношений с другими государствами в процессе формирования европейской политики. Правительство, действуя с целью улучшить отношения с другим государством, старается учитывать его интересы при формировании собственной политики, что может способствовать или препятствовать увеличению влияния страны в ЕС. Так, одной из отличительных черт британской политики является большая роль «особых отношений» США. Отдавая приоритет связям с Вашингтоном, Лондон зачастую ухудшает отношения с европейскими партнёрами и ослабляет собственные позиции внутри Евросоюза. При этом воспринимаемая ценность «особых отношений» оказывается существенно выше действительных выгод, получаемых Великобританией от тесного сотрудничества с США. Несмотря на учащающиеся заявления о том, что «особые отношения» исчерпали себя, значимость данного фактора до сих пор велика – близость к Соединённым Штатам позволяет Великобритании (её политической элите) чувствовать себя державой с глобальными интересами.

Под воздействием названных групп факторов складывается механизм формирования европейской политики Великобритании. Политика формируется под воздействием аффективных и инструментальных факторов: с одной стороны, она является результатом оценки соответствия европейской программы/политики представлениям о целях и роли Великобритании (соответствует ли участие Великобритании в конкретной европейской инициативе её роли глобальной державы и выгодно ли оно с экономической точки зрения). С другой стороны, европейская политика представляет собой результат оценки возможного воздействия того или иного политического решения на ресурсы премьер-министра, или на его отношения с другими субъектами. Необходимо принимать во внимание, что, в зависимости от личности премьер-министра, относительный приоритет целей проведения определённого политического курса может варьироваться.

Наиболее значительными по своим стратегическим последствиям программы Европейского Союза являются Экономический и валютный союз (ЭВС) и Общая европейская политика в области безопасности и обороны (ЕПБО). Формируя направление развития Европейского Союза в долгосрочной перспективе, они затрагивают интересы как национальных государств, так и разнообразных политических и экономических субъектов и общества в целом. Тем самым, две программы обладают наибольшим конфликтным потенциалом в ЕС и именно в их рамках позиция и мотивации Великобритании проявляются наиболее ярко.

Хотя вступление в ЭВС могло обеспечить Лондону дополнительное влияние в ЕС, различия в восприятии целей европейской интеграции между Британией и её европейскими партнёрами, а также стратегическая неопределённость в выборе между Европой и Америкой стали причиной низкой активности правительства новых лейбористов в данном вопросе. Парламент не играл существенной роли в формировании позиции британского премьера в отношении к ЭВС, чего нельзя сказать об оппозиции канцлера Казначейства Гордона Брауна. При этом Тони Блэр был способен навязать собственную позицию Брауну, однако предпочёл этого не делать. Низкая общественная поддержка идеи присоединение Великобритании к зоне европейской единой валюты стала одним из факторов формирования осторожной позиции британского правительства. Ещё одной причиной нехватки политической воли у Тони Блэра стало его стремление сохранить благожелательное отношение к премьер-министру со стороны евроскептически настроенной прессы. При этом ни один из вышеперечисленных факторов не оказал решающего воздействия.

В 2008 г. А. М. Морозову присоединение к еврозоне в краткосрочной перспективе представлялось маловероятным, равно как и окончательный отказ от членства в ЭВС: «Можно ожидать, что события будут развиваться по следующему сценарию: со временем выгоды единой валюты будут становиться более явными для британского общества, а издержки неприсоединения будут расти в восприятии руководства страны. В результате членство в ЭВС придёт в соответствие с воспринимаемыми национальными интересами Великобритании, и Лондон будет вынужден пойти на введение единой валюты»[98].

В случае с ЕПБО, по мнению А. М. Морозова, британская роль была намного более конструктивной, Тони Блэр способствовал активизации работы на данном направлении. Однако данные изменения британского подхода не символизировали «растворение» Великобритании в Европе. В целом проект соответствовал представлениям британских политиков о роли и целях Великобритании, что способствовало активному участию Лондона в его развитии. Конструктивное участие в ЕПБО позитивно отразилось на отношениях с европейскими партнёрами и не повредило «особым отношениям». Заданные Великобританией рамки («red lines») политики позволили минимизировать связанные с неприятием более глубокой интеграции издержки участия в данной программе. Групповые интересы существенного влияния на процесс принятия решений не оказывали[99].

А. М. Морозов сформулировал следующий прогноз развития событий: будут прилагаться усилия к созданию компетенций Евросоюза в военной сфере; перед лицом общих вызовов и угроз и под давлением общих интересов будет происходить постепенная конвергенция в области оценки рисков и способов реакции на них; воспринимаемая ценность «особых отношений» будет постепенно снижаться (у британцев), что позволит Лондону более тесно сотрудничать с европейскими партнёрами; развитию ЕПБО, а также укреплению связей Великобритании с остальной Европой будут способствовать нарастающие расхождения во взглядах европейских (в том числе британских) и американских политиков. Продолжение конституционной реформы в Великобритании в конечном итоге устранит основные препятствия более тесной интеграции в дела Евросоюза. Когда Общая европейская политика в области безопасности и обороны станет более зрелой, Лондону придётся сделать стратегический выбор: быть с Европой или оставаться с Америкой[100].

Выводы по главе III: Великобритания часто выступает в роли «неудобного партнёра» ведущих стран Европы. Своими проблемами в отношениях с единой Европой она обязана целой группе исторических, культурных, экономических и политических факторов. Великобритания зачастую выступала в качестве своеобразного индикатора зарождающихся проблем ЕС, болезненно реагируя на многие инициативы, исходившие от стран-членов Европейского союза.

В то время как партия консерваторов дрейфовала в сторону антиевропеизма, позиция лейбористов в отношении ЕС смягчилась. В результате под руководством Тони Блэра к власти приходит партия, настроенная изначально позитивно в отношении единой Европы. Победа лейбористов на выборах 1997 г. изменила подход к европейским вопросам: политика Великобритании стала приобретать более конструктивный характер. Период правления первого кабинета Блэра становится периодом сближения с ЕС, и роль Лондона в европейских делах на этом этапе можно охарактеризовать скорее как конструктивную. Помимо участия «новых лейбористов» в работе над обновлением нормативно-правовой базы Европейского cоюза, было также ратифицировано Соглашение о социальной политике Маастрихтского договора.

К исходу второго срока правления лейбористов стало очевидно, что европейские дела ушли в тень, уступив место развитию «особых отношений». Если первое правительство «новых лейбористов» хотя бы пыталось делать вид, что Великобритания действительно намерена стать ближе к Единой Европе, то второе постепенно переносит акцент с европейской политики на другое направление - развитие «особых отношений», поддержка интересов США. Если же говорить о деятельности третьего правительства «новых лейбористов», то очевидно, что внешняя политика в Европе стала утрачивать чёткие контуры (это, вероятно, было связано с мировым финансовым кризисом).

В британской политике до сих пор проявляются практически не изменившиеся с 1940-х гг. черты. Немногое делается для изменения всё более скептичного отношения британского общества и прессы к Евросоюзу. Соединённое Королевство по-прежнему является одной из немногих стран, не пожелавших присоединиться к зоне евро. При этом Тони Блэр, являясь проевропейски настроенным премьер-министром, действовал в более благоприятных условиях, чем какой-либо премьер-министр до него.

В конце 1990-х гг. британский премьер-министр предпринимал осторожные шаги в направлении строительства общеевропейских вооружённых сил. В октябре 1998 г. в ходе саммита в Портшахе Э. Блэр выступил инициатором создания европейских сил быстрого реагирования. Однако при этом Великобритания стремилась избежать конкуренции между ЕС и НАТО в вопросах обеспечения безопасности, и в результате компетенция оборонной составляющей Евросоюза была сведена к гуманитарным и миротворческим функциям. В последующие годы Лондон тормозил процесс создания «европейской оборонной идентичности» из-за опасений ослабить позиции НАТО.

Европейская политика Соединённого Королевства является результатом оценки, с одной стороны, насколько конкретные программы соответствуют представлениям элиты (да и всего британского общества) о целях и роли Великобритании; с другой – какое воздействие окажут принимаемые решения на отношения с субъектами, предоставляющими премьер-министру необходимые для сохранения власти и реализации политического курса ресурсы. На британскую европейскую политику воздействует комплекс факторов, ни один из которых не является определяющим. Влияние этих факторов непостоянно и зависит от рассматриваемой программы (политики). Существенным фактором формирования британской политики являются личные качества премьер-министров (система взглядов, стиль управления).

Заключение

Во второй половине прошлого столетия Великобритания, вынужденная внести коррективы во внешнюю политику, сформировала особый курс, предполагающий как сохранение «особых отношений» с США, так и интеграцию с Европой. Трудности во взаимоотношениях Великобритании и ЕС явились во многом следствием отсутствия у Британии чувства принадлежности к единой Европе. Участие в европейском объединении нередко воспринималось как идущее вразрез с глобальными интересами страны. После прихода к власти правительства лейбористов во главе с Тони Блэром несколько активизировалось европейское направление внешней политики Англии. С мая 1997 г. по март 2003 г. стержнем внешнеполитической концепции Великобритании было сочетание «особых отношений» с США с курсом на завоевание лидирующих позиций в Европе.

После своей победы лейбористы принялись за восстановление нормальных отношений с Евросоюзом. Открылась возможность превращения Великобритании в одного из самых надёжных партнёров в рамках ЕС. Но следует отметить, что подход «новых лейбористов» к процессам европейской интеграции всецело соответствовал британским представлениям о национальных интересах. Приход к власти кабинета Тони Блэра не привёл к пересмотру стратегических приоритетов Великобритании: произошедшие изменения коснулись преимущественно стратегии построения отношений с европейскими партнёрами Соединённого Королевства. Сближение с ЕС выступало лишь одним из средств политики Тони Блэра, которую можно охарактеризовать как прагматичную. Следует отметить, что в рамках двух европейских программ Лондон продемонстрировал противоположные подходы к  интеграции – в случае ЭВС это было неучастие. В настоящее время во внешней политике Великобритании существуют две взаимоисключающие тенденции: обеспечение неприкасаемости британского суверенитета и желание оказаться в центре процесса формирования европейской политики. Согласно точке зрения правительства Великобритании, военная сфера является исключительной компетенцией державы и, безусловно, имеет большое значение для политической самоидентификации страны. В данном контексте трансатлантическое сотрудничество позволяет Великобритании оставаться ведущим игроком в системе европейской безопасности, в отличие от её региональной роли, которая станет следствием превалирования континентальной системы безопасности и обороны. Переход кресла премьер-министра от Тони Блэра к Гордону Брауну не привёл к принципиальным изменениям во внешнеполитическом подходе: в целом, европейская политика Великобритании осталась при Брауне такой же осторожной, какой она была при Блэре.

Если претензии Блэра на лидерство в Европе материализовались лишь частично, то «особые отношения» с США резко оживились. Когда дело касалось не второстепенных вопросов, а необходимости занять сторону Европы или США по принципиальным вопросам, Лондон выбирал последних. Так было в вопросе с Косово, с планами противоракетной обороны, с проектом создания автономных европейских вооружённых сил и других инициатив, призванных вывести Европу из-под доминирования Америки. В наиболее полной мере тесное сотрудничество США и Соединённого Королевства проявилась в ходе войны в Ираке.

В первой декаде XXI в. была качественно расширена сложившаяся модель сотрудничества США и Великобритании в сфере разработки и производства вооружений. Военно-техническое сотрудничество, несмотря на его определённые издержки, имеет для британских вооружённых сил и ВПК Соединённого Королевства весомый статус.

В настоящее время Великобритания стремится сохранить «особые отношения» с США, несмотря на то, что они имеют и отрицательные стороны. По моему мнению, Соединённое Королевство в данном случае выступает в роли неравноправного партнёра, целиком следующего в фарватере американского внешнеполитического курса. Но, на мой взгляд, наличие в мире единственной сверхдержавы и относительная слабость вооружённых сил континентальных европейских государств делает перспективу расширения масштабов сотрудничества Великобритании с другими странами-членами ЕС весьма сомнительной.

Источники и литература

Источники

1. http://www.auswaertigesamt.de/infoservice/presse/index_html?bereic
2. http://lenta.ru/news/2007/12/14/brake/
3. http://www.eprussia.ru/pressa/articles/11772.htm
4. http://www.russiancourier.com/news/2003/10/17/34855

Литература

1. Великобритания. Эпоха реформ/Под ред. А. А. Громыко. - М., 2007
2. Выборы в Великобритании - уравнение с тремя неизвестными//Сайт РГГУ. - http://www.rsuh.ru/announcements.html?id=337006
3. Громыко А. А. Внешняя политика Великобритании: от империи к «осевой державе»//Космополис. – 2005. - № 1 (11)
4. Громыко А. А. По дороге в евроленд//МОБИ (Журнал Посольства Великобритании в России). – 2003. - № 6. – http://www.ieras.ru/gromyko
5. Капитонова Н. К. Приоритеты внешней политики Великобритании (1990 - 1997 гг.). - М., 1999
6. Касымов И. В. Проблемы евроинтеграции в политической концепции «нового лейборизма»//Вестник Воронежского государственного университета. – Серия: Право. – 2009. - № 1
7. Минаев М. В. Американо-британское оборонное партнёрство в первой декаде XXI века//Индекс безопасности. -  № 3-4 (90-91). - Т. 15. Осень - Зима 2009
8. Минаев, М. В. Легитимация лидерства. Внешнеполитическая стратегия кабинета Кэмерона. - http://www.politjournal.ru/index.php?action=Articles&dirid=40&tek=8803&issue=231
9. Морозов А. М. Факторы формирования политики Великобритании в отношении ЕС: Автореф. дисс… канд. полит. наук. – М., 2008. - http://www.ieras.ru/diss4.htm
10. Романова О. В. Великобритания в процессе формирования «военно-политического измерения» ЕС в постбиполярный период//Вестник Одесского национального университета имени И. И. Мечникова. – 2010. – Т. 15. – Вып. 7
11. Сосновский М. Е. Ядерная политика и ядерное оружие Великобритании. – http://www.iss-atom.ru/pub/pub-97.pdf
12. Стрелков А. А. Институциональная система Евросоюза: конфликт межправительственной и наднациональной тенденций//Политика в XXI веке: вызовы и реалии: Аналитический альманах/Под ред. Е. М. Кожокина. - М.: Российский институт стратегических исследований, 2008. – № 9 (19)
13. Терентьев А. А. Гордон Браун: моралист у власти.//Россия в глобальной политике. – 2007. - № 4 (июль-август). – http://www.globalaffairs.ru/number/n_9215

2