Теория естественного права. Г.Гроций

Введение

В то время  как английская политическая литература вырабатывала идеал правового государства, континентальной философии права  выпала на долю не менее важная задача - отстоять самостоятельность светской науки и утвердить самое понятие  права на новых, независимых от богословия основаниях. Эту задачу приняла на себя школа естественного права, существенным признаком которой  является стремление к отысканию  высших нравственных критериев положительных  установлений.

Довольно  упорная традиция продолжает называть, вопреки новым исследованиям  и работам, родоначальником естественного  права и всей новой философии  права вообще - Гуго Гроция[1]. На самом деле это не более как предрассудок, порожденный преувеличенной оценкой заслуг писателя со стороны его немецких учеников и поклонников. Те французские и английские учения, с которыми нам пришлось уже ознакомиться, гораздо скорее могут быть поставлены во главе новой философии права, чем доктрина Гуго Гроция. Своеобразность этого писателя заключается разве в том, что он открывает собой так называемое рационалистическое направление, которое представляет собой, однако, скорее новизну метода, чем идей, да и новизну относительную. Ибо рационалистический элемент является необходимой принадлежностью всякого философствования, и значение Гуго Гроция состоит лишь в том, что в сфере философских заключений он отвел этому элементу первенствующее положение. Но прежде чем говорить о Гуго Гроции, скажем два слова о направлении, к которому он принадлежит. Краткое разъяснение идеи естественного права дает нам первые аргументы против мнения, которое считает Гроция его основателем. 

1.Глава

Под влиянием Савиньи, Шталя и некоторых других писателей на естественное право и до сих пор многие смотрят как на старое заблуждение, которому нет места среди теорий современной науки. Однако более внимательное изучение предмета показывает, что естественное право представляет собой неискоренимую потребность человеческого мышления и исконную принадлежность философии и права.

естественному праву свойственно стремление оценивать  факты существующего с этической  точки зрения. Но именно в этом и  состоит задача философии права. В самом деле, все эти теории и идеальные построения, которые  мы последовательно изучаем, - что  это, как не попытка критически отнестись  к действительности и оценить  ее с точки зрения идеала? Что  это, как не этический критицизм, в котором и состоит самая  сущность естественного права? Но скажем об этом несколько подробнее, ввиду  возможности недоразумений, которые  в данном случае могут возникнуть. 

Естественное  право издавна противопоставляется  праву положительному как идеал  для этого последнего, создаваемый  ввиду недостатков и несовершенств положительных установлений. Подобное противопоставление обусловливается не только вечным противоречием идеала с действительностью, но также и некоторыми особенностями положительного права, которые подчеркивают и обостряют это противоречие. Дело в том, что как бы ни были совершенны положительные законы при своем установлении, с течением времени они стареют и теряют свой прежний смысл. Общественная жизнь в своем постепенном развитии уходит вперед и требует для себя новых определений и новых законов, а между тем законы старые, по существу своему, являются нормами твердыми, рассчитанными на долговременное применение. Власть, которая стоит на их охране, склонна бывает обыкновенно поддерживать их силой своего авторитета. Так или иначе, но положительные законы не могут поспевать за движением истории. Напротив, они всегда отстают от ее требований. И вот постоянно и необходимо возникают в жизни конфликты между старым положительным порядком и новыми прогрессивными стремлениями. Из этих конфликтов и зарождается обыкновенно естественное право как требование реформ и изменений в существующем строе.

Современная юриспруденция относит название права исключительно к нормам положительным, признанным в законе, или обычае, охраняемом властью и  судами. Идеальные требования не представляют собой права в строгом смысле слова, а суть только проекты будущего права. Такими именно проектами и  являются все теории, которые мы рассматриваем в нашем курсе; все это - идеальные планы общественного  переустройства, планы будущего более  или менее близкого. С этой точки  зрения можно восставать против названия «естественное право», так как  всякое право, как на этом настаивают современные юристы, по существу своему есть право положительное. Но нельзя не видеть, что так называемое естественное право, как идеал для положительного, как требование его реформы, есть исконное проявление философской мысли, есть сама философия права. Было бы ошибочно думать, что оно возникло в новое время. Оно существовало одинаково и в древности, и в Средние века. Еще демократические философы в Греции ставили вопрос о праве, существующем от природы, противопоставляя его праву, существующему по человеческому установлению. Их примеру следовали самые разнообразные философы на протяжении двух веков. Их примеру следуем и мы, когда во время прогрессивных требований жизни строим идеалы будущего. Мы не говорим теперь более о естественном праве или о праве природы, не противопоставляем более природы истории, но только потому, что историю мы понимаем шире, чем понимали ее прежде, и в ней самой находим основания для идеи прогресса. В самом течении исторической жизни мы открываем зародыши новых отношений, а вместе с тем и основания для построения идеального права. 

Из всего  сказанного следует, насколько ошибочно ставить Гуго Гроция во главе того направления, которое зародилось вместе с философией права и представляет собой воплощение ее основных стремлений. Все это недоразумение объясняется тем, что в немецкой литературе, которая в нем повинна, влияние Гуго Гроция было настолько сильно, что ему приписали основание того направления, по отношению к которому он является лишь одним из более крупных его продолжателей. Гроций вообще принадлежал к числу тех писателей, ранняя слава которых создает около их имени род культа, превосходящего их действительное значение. Некоторые черты его биографии пояснят это утверждение. 

Гроцию суждено было с самого раннего возраста возбуждать общее удивление своими редкими способностями. О нем недаром говорили, что он родился взрослым. Восьми лет он уже сочинял латинские стихи, в 12 вступил в университет, а в 14 защищал, к общему изумлению присутствующих, ряд тезисов по юриспруденции, математике и философии. В 16 лет он получил степень доктора в одном из французских университетов, и прежде чем написать что-нибудь крупное, он был уже известен как человек редких дарований, как «чудо Голландии», как назвал его однажды французский король Генрих IV, которому он был представлен. Слава его предупредила славу его сочинений и предопределила их судьбу. Необыкновенный успех, который имела его главная книга, следует в значительной мере отнести на долю личного обаяния ее автора, которого имя само по себе способно было приковать к его труду общее внимание. 

Гроций довольно рано занял высокое положение в государстве; но в это время религиозная смута - обычное явление XVI и XVII столетий - посетила и Голландию. Гроций оказался на стороне той партии, которая была в меньшинстве и которая вместе с религиозной свободой отстаивала и свободу политическую против честолюбивых замыслов Морица Оранского, штатгальтера Голландии, стремившегося к диктатуре. Партия Гроция была побеждена, а сам он схвачен и заключен в тюрьму. Отсюда ему удалось, однако, бежать. Он удалился во Францию, где и нашел приют у одного из своих почитателей, в замке которого он поселился. Здесь, в тиши уединения, он начал писать свое знаменитое сочинение «О праве войны и мира». В короткий срок этот огромный труд, обнаруживающий необыкновенную эрудицию автора, был готов; в 1625 г. он был издан. Успех книги был беспримерный. Она была немедленно переведена на все главнейшие языки Европы. Через год она была издана вторично, а в 1631 г. появились сразу три голландских издания ее. Чтобы дать представление о степени распространенности книги, достаточно сказать, что к половине XVIII в. она выдержала 45 различных изданий. И что особенно свидетельствует о высоким уважении к памяти Гроция: на трактат его писались многочисленные комментарии и толкования - честь, которая до сих пор выпадала на долю древних классиков.

Современный читатель, который дает себе труд ознакомиться с трактатом Гроция, не сразу поймет причину его удивительного успеха и широкого распространения. Сочинение «О праве войны и мира» далеко не принадлежит к числу тех книг, которые сохраняют на многие века неизменное значение и читаются теперь с таким же интересом, как и во время их появления. Для того чтобы прочесть Гроция, нужно иметь специальный интерес и большое терпение. За исключением некоторых мест более общего характера, он покажется сухим и тяжеловесным. Но в чем же тайна его успеха и причина быстрого распространения? Ответить на этот вопрос - значит, дать характеристику главного труда Гроция и его общее значение в истории философии права.

Первое  объяснение следует, мне кажется, искать в методологических разъяснениях автора. Когда известная книга, кроме  нового содержания, которое она дает, раскрывает еще перед нами и пути научного исследования, когда она  знакомит нас с методологическими  приемами, это придает ей особую ценность. В силу подобных методологических указаний иные книги делались программами  новых школ и предопределяли пути научного исследования. Гроций давал в этом отношении немного; но то, что он давал, отличалось ясностью и очень соответствовало духу времени, который так охотно порывал с авторитетом преданий и хотел быть самостоятельным и рационалистическим. Гроций различает два пути исследования - умозрительный и опытный, путь a priori и путь a posteriori. Первый состоит в выведении известных положений из данных разума, второй - в подтверждении тех или других выводов - свидетельством из жизни различных народов и выдержками из сочинений различных писателей. Согласие их между собой в известных понятиях удостоверяют разумность этих понятий и их соответствие природе вещей, думает Гроций. Он придает, может быть, слишком важное значение этому способу доказательства. Его книга испещрена цитатами из различных философов, поэтов, юристов, изречениями Священного Писания, историческими примерами. Все это часто приводится в необыкновенном количестве, затрудняющем читателя и без нужды обременяющем его внимание. Но все-таки не здесь центр тяжести для Гуго Гроция; дедукция из некоторых общих положений, путь априорный - вот его основная метода. Он приводит примеры; но его цель - общие выводы и строго логическая абстракция доказательства. «Как математики, - говорит он - рассматривают фигуры отдельно от тел, так и я при исследовании права отвлекал свою мысль от всяких частных явлений». Этот путь рационалистической и строго логической методы был для современников и ближайших последователей Гроция особенно привлекательной стороной в его книге. Они учились из этой книги тому, как надо исследовать и как надо писать о юридических предметах. Они смотрели на Гроция как на классического учителя права, как на великий авторитет в этой области. Когда в позднейшую эпоху изменились методологические приемы и научные взгляды, вместе с тем исчезла и одна из главных причин обаяния знаменитого трактата «О праве войны и мира».

Помимо  методологических качеств, сочинение  Гроция обладало еще другим важным достоинством - достоинством систематичности и научной обработанности. Гроций не был, подобно большинству рассмотренных выше писателей, публицистом, который с горячим интересом обсуждает живые вопросы современности. Напротив, он намеренно устраняет из своего обозрения исторических примеров новейшие события. Он хочет остаться в рамках строгой объективности и пишет как кабинетный ученый, стоящий вдали от партийных столкновений и интересов. Это лишает его сочинение увлекающего энтузиазма, но сообщает ему известное объективное спокойствие систематического исследования. Книга Гроция не могла стать зажигательным памфлетом или программой к борьбе; но она имела все качества, чтобы сделаться теоретическим руководством, в котором ученые всех стран находили систематическое изложение всех основных начал правоведения.

Мы умалили  бы, однако, значение Гроция, если бы, подчеркнув методологические и систематические заслуги его труда, не упомянули также о его практическом значении и моральном влиянии. Оно не могло служить лозунгом для какой бы то ни было партии, но оно все, от начала до конца, было проникнуто духом гуманности, справедливости и миролюбия, который благотворно действовал на общественное сознание. Говоря об этой стороне книги Гроция, я не могу характеризовать ее лучше и яснее, как при помощи противопоставления его воззрений взглядам Макиавелли. Преклонение перед силой, проповедь политического успеха, достигаемого какими бы то ни было средствами, отрицание нравственных начал в политической области и неверие в силу добра - таковы характерные черты макиавеллизма. Его книга представляет нам в обнаженном и неприкрашенном виде стихийные силы политики, непокоренные еще силы нравственного начала и этического прогресса. Гроций в этом отношении прямая противоположность Макиавелли. Человечность, миролюбие и справедливость, прежде всего - таковы симпатичные верования, которые он исповедует и которые силой своего авторитета он успел, поскольку это было невозможно, и более чем кто-либо другой из его современников, привить европейскому сознанию в ту эпоху, когда, под влиянием ожесточения Тридцатилетней войны, забывались всякие начала гуманности и права. Он твердо верил, что непреклонная честность и нравственные стремления составляют неизменные условия политики. Гроций и Макиавелли олицетворяют в области политики те две силы, которые борются между собой в человеческой истории: Макиавелли представляет в своих сочинениях теорию грубой силы, которая пролагает себе путь, не разбирая средств и приемов для достижения поставленных целей; Гроций - теорию нравственной силы, которая покоряет людей своими внутренними свойствами. Соответственно с этим, и его система естественного права основана прежде всего на признании известных нравственных начал для сознания людей, помимо каких бы то ни было внешних опор и авторитетов. В отыскании внутренних основ естественного права состоит главная философская задача его книги.