Фразеологизмы с топонимическим компонентом в русском и китайском языках

Чуан Тин

ЛРК-2-08

Фразеологизмы с топонимическим компонентом в русском и китайском языках

Содержание

Введение

Глава I. Фразеологизмы в русском языке

1.1. Понятие о фразеологизме как единице языка

1.2. Типы фразеологизмов в русском языке

Глава II. Фразеологизмы в китайском языке

2.1. Классификация фразеологизмов в китайском языке

2.2. Примеры фразеологических единиц китайского языка

Глава III. Топонимический компонент в структуре фразеологизмов

3.1. Понятие о топонимах

3.2. Топонимы в русском и китайском языках

3.3. Фразеологизмы с топонимическим компонентом

Заключение

Литература

В настоящей статье исследуется культурная семантика фразеологизмов русского и китайского языков. Одним из актуальных вопросов фразеологии остаётся проблема понимания концептов в языковой картине мира русских и китайцев.

Проведенный автором анализ позволяет прийти к выводу о том, что ценностно-смысловой аспект ментальности народов есть не что иное, как совокупность систематизированных знаний и представлений людей об окружающем мире, которые рассматриваются сквозь призму их социального и чувственно-эмоционального опыта.

На протяжении многих лет в центре внимания современной фразеологии и теории языка находятся такие связанные между собой вопросы, как специфика фразеологической единицы (далее ФЕ) как языкового знака, исследование его культурной знаковой функции, культурная семантика фразеологизма.

Говоря об образном содержании фразеологизмов, в боль-

шинстве случаев оно воспринимается носителями языка как

основание метафорического смысла, который также способен

отображать современное окультуренное мировидение, а потом

сама метафора может выполнять функцию культурного знака.

При этом в образное основание фразеологизмов вовлекаются

и те уже «готовые» знаки, которые принадлежат культурной

символике [5, с. 22].

С одной стороны, язык - это отражение культуры, с дру-

гой - это один из важнейших факторов, формирующих культу-

ру того или иного языкового сообщества. Несмотря на то, что

китайская и русская культуры значительно отличаются друг

от друга, тем не менее, в русском и китайском языках обнару-

живаются сходные черты на культурологическом уровне. Сход-

ные черты подразумевают близость семантических полей или

культурных кодов, поставляющих те или иные символы для

китайского и русского языков. Так, сходство между рассмат-

риваемыми языками обнаруживается в том, что целая серия

фразеологизмов с одинаковым или близким значением фор-

мируется за счет символов разнообразных кодов - зооморф-

ный, код природных объектов явлений и код чисел. Рассмот-

рим примеры, иллюстрирующие высказанную мысль. Так,

в ряде случаев для передачи того или иного значения фразео-

логизма русский и китайский языки, используя зооморфный

код, апеллируют к различным образам животных. Фразеоло-

гизмы с названиями животных отличаются высокой степенью

распространенности и универсальности, поскольку активно ис-

пользуются в речевой деятельности в качестве образной ха-

рактеристики человека, ситуации, события, обладают высоким

оценочным потенциалом, который обусловлен внутренней

формой зоонимов.

- «перестараться, сделать лишнее» (букв. «на-

рисовал змею, добавил ей ноги»). Сравним с русским выраже-

нием «(нужен) как собаке пятая нога», «пятое колесо в теле-

ге». Приведенное китайское выражение впервые встречается

в известном древнем произведении «История воюющих

царств» и широко употребляется в современном китайском

языке. Этот фразеологизм всегда вызывает в сознании китай-

ца смешную картину змеи с пятью ногами. Таким образом,

именно носитель языка, опираясь на знание своей националь-

ной культуры, может правильно дешифровать представления,

положенные в основу ФЕ, остающихся непонятными для ино-

странца. Причём именно во фразеологии органически сочета-

ются как опыт отдельной личности, так и опыт многих гене-

раций данной национальности со своими, только им прису-

щими чертами.

Иногда при сходстве фразеологических символов в плане

выражения в сопоставляемых языках обнаруживается их су-

щественная разница в плане содержания. Например, китайс-

кое слово сорока - это птица, приносящая людям радость.

Китайцы часто говорят, что если сорока кричит, то это к радо-

стному событию. Китайский фразеологизм ИμЗЕПа»б (букв.

«свидание на сорочьем мосту») – «свидание супругов или влюб-

ленных после долгой разлуки». Таким образом, в китайской

культуре сорока - символ счастья, радости. В русской культур-

ной традиции слово сорока несет значение с негативной ок-

раской – «говорливая, ворчливая женщина, сплетница», напри-

мер, «сорока на хвосте принесла». Аналогичная ситуация на-

блюдается в отношении символа кукушка, по-китайски –

Кукушка для китайцев - это символ весны и большого урожая.

Например, в китайской песне есть такие слова «кукушка, вес-

на наступила». В русской культуре кукушка - символ горя,

несчастья и неприятностей, иногда она символизирует одино-

кую женщину. Например, «кукушка до Егорья - к неурожаю

и падежу скота», «чего ты, закукуешь до седых волос?».

Проиллюстрируем другими примерами, у русских собака

ассоциируется с верностью, преданностью и одновременно

с заброшенностью, отсутствием комфорта. Отсюда и выраже-

ние «верный, как собака», «собачья жизнь» и др. У китайцев

- собака несет отрицательный оттенок. С древности соба-

ка ассоциировалась с недругом, ненавистным человеком, с низ-

кими и подлыми качествами человека, заслуживающими пре-

зрения, жестокость, злость, недовольство, заискивание перед

богатыми, вор, льстец, легко может обидеть, оскорбить друго-

го, недоброжелательность. Поэтому существует такой фразе-

ологизм в значении «черная неблагодарность, же-

стокость и свирепость». Рыба в русском языке ассоциирует-

ся прежде всего с неговорящим существом и часто сравнива-

ется с молчаливым человеком, который «нем как рыба». А в

китайском языке - рыба символизирует новое рождение,

силу, храбрость, а также благополучие, сравним:

«край, изобилующий рыбой и рисом», благодатный край.

При сопоставлении китайского и русского языков неред-

ко обнаруживается тождество значений китайских и русских

фразеологизмов, закрепленных за одним и тем же символом.

Например: символ - овца, козёл, баран. Зооним в ки-

тайском языке, как и в русском, овца, козёл имеет одинаковое

переносное значение «послушный, невинный и недалекого ума

человек». В китайском языке фразеологизм соответ-

ствует выражению «козел отпущения» в русском языке, а ФЕ

- выражению «заблудшая овца». Сравним: -

агнец, барашек, ягненок в значении «наивность, чистота»; фра-

зеологизм (букв. «внешне прочный, внутри сла-

бый») – «о трусливом человеке внушительного вида».

Символ – волк в китайском и русском языках симво-

лизирует жестокость, злость, ненависть, бесстыдство, ковар-

ство, свирепость, алчность, опасность. В китайском фразео-

логизме (букв. «волчье сердце, собачьи легкие») в

значении «бесчеловечный, жестокий, неблагодарный» харак-

тер человека сравнивают с волком. В качестве компонента-сим-

вола слово волк входит в состав многих ФЕ, например:

«волчья алчность; волчьи повадки, хищнические устремления»,

характеризует жестокого человека; - «есть с вол-

чьим аппетитом». В русском языке также существуют ФЕ,

включающие в свой состав компонент-символ волк, например,

«волк в овечьей шкуре». Однако в некоторых устойчивых вы-

ражениях компонент-символ волк имеет совсем другое значе-

ние, нежели в китайских ФЕ, например, «морской волк» - в

значении: старый моряк, «старый волк» - умудренный опы-

том человек.

Маркированность национально-культурной специфики

образной семантики фразеологизма часто создается собствен-

но компонентом ФЕ. Национально-культурное своеобразие

фразеологизмов особенно наглядно проявляется при сопос-

тавлении двух языков, которое показывает, что в русском и

китайском языках есть более или менее сходные образы и сим-

волы [5, с. 309]. Как для русских, так и для китайцев, –

лев символизирует храбрость и отвагу, могущество и воин-

ственность; – муравей – это воплощение трудолюбия и

выносливости; – лиса ассоциируется с хитростью и из-

воротливостью, умением ввести в заблуждение; – корова,

бык - трудолюбие и выносливость, имеет также устойчивые

характеристики слабохарактерный, работяга, упрямый, строп-

тивый, физически сильный, выносливый; – заяц симво-

лизирует трусость.

На основе этих образов в двух языках появились некото-

рые фразеологизмы, полностью или частично совпадающие

по структуре и значению. Например, в русском языке говорят

«ни рыба, ни мясо» а в китайском – «ни осёл, ни

лошадь», русские говорят «одним выстрелом убить двух зай-

цев», а китайцы - «одним выстрелом двух орлов унич-

тожить». – лошадь – в китайском языке выступает в зна-

чении «большие перспективы», в то же время несет следую-

щие устойчивые характеристики: воинственный, вожак, сме-

лый, мало ест, храбрый, опытный, выносливый, сильный,

быстрый, стремительный, работает без передышки. Например,

– «старый конь знает дорогу», в значении: «как ни

крути, а опыт – важная вещь».

Исследование коннотации анималистических компонен-

тов в ФЕ русского и китайского языков позволяет сделать вы-

вод о неоднозначном отношении к представителям фауны.

Например, в русской ментальности слово свинья в метафори-

ческом его употреблении содержит негативные коннотации, а

именно означает тупость, наглость, невежество («грязный как

свинья»). В китайском же – свинья – это символ достатка,

счастья и богатства. Если кто-нибудь родился в год свиньи по

древнекитайскому гороскопу, то по народному поверью, его

ожидает легкая, благополучная жизнь. Поэтому китаец с тру-

дом воспринимает образ, выраженный во ФЕ «подложить

свинью».

Характер употребления анималистического компонента во

фразеологизмах этих языков неодинаков, в русском языке чаще

всего употребляются названия тех животных, ареалом обита-

ния которых были районы расселения древних славян – мед-

ведь, ворона, волк, лиса, гусь. В китайских анимализмах чаще

всего встречаются слова журавль, черепаха, змея, тигр и дру-

гие, которые в основном присущи зооморфному коду китайс-

кого мировидения и тесно связаны с историческими и религи-

озными обрядами и праздниками. Например, в китайском языке

очень много ФЕ со словом журавль - , который считается

священной птицей, переносящий на себе небожителей, и яв-

ляется символом долголетия и известности, что нашло отра-

жение во фразеологизме букв. «журавлиного цве-

та волосы, лицо младенческое», который обозначает, что че-

ловек очень молодо выглядит, несмотря на его старость. А ФЕ

букв. «журавль среди кур» напоминает русское вы-

ражение «белая ворона». В китайском языке большое количе-

ство фразеологизмов со словом тигр. Например,

букв. «приставить тигру крылья» в значении «подкрепить

сильного новой силой»; букв. «отпускать тигра,

чтобы он вернулся в горы». По сравнению с китайским язы-

ком в русских ФЕ богато представлена медвежья тематика,

которая отсутствует в китайском языке. Медведь для русских

– одно из самых любимых животных. Он символизирует доб-

рого хозяина и жениха («Видеть медведя во сне – значит быть

свадьбе»; «Хозяин из дому – что медведь во бору». Но

и в тоже время медведь связан с понятием неуклюжести, гру-

бости («медведь на ухо наступил», «медвежий угол», «медве-

жья услуга»).

Следует отметить, что во фразеологии многих языков су-

ществуют специфические символы, не имеющие аналогов

в языках других культурных сообществ и являющиеся для них

лакунами. Это обусловлено особенностями национальной куль-

туры. Например, культурный код животных в китайской язы-

ковой картине мира представлен не только группой концептов

зоонимов, но и мифологическими животными. - феникс,

– единорог, сопоставляют с – драконом, – чере-

ISSN 1991-5500. МИР НАУКИ, КУЛЬТУРЫ, ОБРАЗОВАНИЯ. № 3 (15) 2009

80

пахой - четыре духа/божества, это символы счастья и богат-

ства, долголетия. Символика этих мифических образов отра-

жается в семантике фразеологизма - редкостный, уни-

кальный. - феникс и - дракон ассоциируются с супру-

жеским счастьем или радостным событием в жизни человека.

Символ дракон в понимании китайцев олицетворяет силу.

В древнем Китае слово дракон иносказательно употреблялось

для указания на императора или особо выдающихся, способ-

ных людей. Поэтому император носил одежду с изображени-

ем дракона, его спальное ложе также было украшено узорами

в виде драконов. Когда хотели образно передать, что импера-

тор разгневан, то выражали это так: «дракон сер-

дится». Символ дракон в китайском языке передает разнооб-

разные оттенки положительной коннотации, напри-

мер: «хотеть вырастить своих детей выдающи-

мися людьми»; «прекрасный почерк»;

«внушительный»; «жестокая борьба».

Для русского человека образ дракона ассоциируется с чем-

то непонятным, даже отвратительным, это символ зла, несча-

стья. Китайцы считают дракона своим тотемом, они не могут

понять смысл выражения «посеять зубы дракона» без обра-

щения к древнегреческой мифологии.

Далее обратимся к символическим концептам культурно-

го кода природных объектов и явлений. В китайском языке к

ним относятся: - солнце и - луна – ассоциируются со

светом и чистотой, а - звезда – с сиянием и блеском. Луна

имеет дополнительное значение «зачатия». – «в душе

радостно и весело от прекрасной сцены/картины» - родить

сына; понести, зачать дитя.

Нередко в структуре ФЕ употребляются пары компонен-

тов, с помощью которых выражаются различные символичес-

кие значения. ситуация, буквально «ветер

и облака» символизируют военные сражения или непредви-

денные политические волнения, например, во фразеологизме,

«бурно расти, стремительно подниматься»,

«сильный ветер и гром» символизируют рево-

люционные/мятежные волнения, крупномасштабные

и ожесточенные атакующие силы. – «ветер и

луна» символизируют любовные дела и утехи, как и пара

– «ветер и дождь».

Код чисел, представленный концептами-числительными,

как отмечает Тань Аошуан [4, с. 77], отражает поэтическую

функцию языка, выражающуюся в определенных способах

квантификации времени и пространства, которые порождают

самые разнообразные метафоры. Значение чисел выражается

языковыми единицами на разных уровнях. По традиции рус-

ские считают, что четные числа символизируют злых духов,

нечетные (кроме тринадцати) являются счастливыми. Пред-

почтение нечетных чисел объясняется тем, что эти числа счи-

таются мистическими в представлении людей, они были бо-

лее значительными, чем четные. Данные числа чаще фигури-

ровали в сказках, легендах, поверьях. В связи с этим в языке

есть такие фразеологизмы, как «чертова дюжина»; «черта

с два». Напротив, в представлении китайцев символикой сча-

стья и радости являются четные числа. Это особенно четко

отражается в свадебном обряде. Например, «ра-

достные события являются парами»; «двойное

счастье пришло в дверь» [7, с. 61].

Если в китайском языковом сознании не существует чис-

ловых противопоставлений, различающих предметы по един-

ственности и множественности вне контекста их реального

количества, это ещё не значит, что китайцы равнодушны

к числам вообще. Напротив, любовь к «инструментам» упоря-

дочения мира пронизывает весь культурный пласт китайской

цивилизации [4, с. 71].

Числа являются одним из самых простых и частотных

средств при описании мира и человека, поэтому во фразеоло-

гическом составе разных языков можно выделить выражения

с числительными в роли основного компонента. Анализ таких

фразеологизмов показывает их связи с материальной жизнью

и воззрениями человека, а значит – с национальной культу-

рой. Примером культурно значимого символьного противопо-

ставления можно привести фразеологизмы с наиболее распро-

странёнными символьными составляющими «1», «2» и «7».

Число «1» в китайском языке считалось началом и истоком

всех вещей. Это числительное парадоксальным образом соче-

тает в себе и идею мизерности, и идею всеобъмлемости. На-

пример, – букв: «провести один, а не два», в зна-

чении «без исключения; единогласный, единый; слово и дело

едины, слов на ветер не бросать». Приведем ещё несколько

примеров: (букв. «лучше одна птица

в руке, чем две в лесу») – «одна ласточка весны не делает».

(букв. «одно яблоко в день и не надо при-

глашать врача») – «один пирог два раза не съешь».

(букв.:«один листок закроет глаз, не

увидишь Таншань») – «здоровье – первое богатство, а вто-

рое – счастливое супружество».

В образовании ФЕ особо продуктивно число «7», что

объясняется представлениями древних людей об устройстве

мироздания. Русские склонны выбирать число «7» для неболь-

шого количества, потому что число «7» считается магическим,

оно связано с язычеством, с мифическими представлениями,

которые приписывали ему таинственные свойства приносить

счастье и удачу людям. Итак, у русских есть много фразеоло-

гизмов, связанных с этим числом, например, «книга за семью

печатями», «семь смертных грехов», «семь чудес света», «до

седьмого колена», «у семи нянек дитя без глазу» и так далее.

Число «7» в данных ФЕ не представляет конкретного количе-

ства, а выражает высокую степень качества какого-нибудь пред-

мета или явления и интенсивность его проявления: «до седь-

мого пота», «седьмая вода на киселе», «семь пядей во лбу»,

«семь пятниц на неделе», «семеро по лавкам» и другие. По-

добное проявляется в китайских ФЕ с числом «9», которое

созвучно с китайским словом «долголетие» и имеет особое

символическое и священное значение, считается магическим.

Оно обусловлено даосизмом, согласно данному учению, небо

состоит из девяти ярусов, на девятом небе находится небесная

высь, живут все боги, которые оказывают большое влияние на

жизнь мирских и эволюцию общества. Поэтому в Китае число

«9» передаёт семантику неба, всего высокого. Обожествление

числа «9» предопределяет его статус счастливого знака. По-

скольку в феодальном обществе император назывался Сыном

неба, это число стало символом его власти, жизни. Например,

выражение «девять драконов» обозначает «сын неба,

император»; стол – «праздничный стол по-император-

ски». Число «9» входит во многие китайские ФЕ и выражает

значение большинства, множества, а не конкретное количе-

ственное значение: (букв. «за облаками в девятом

небе») – «крайне далекое место»; (букв. «девять

смертей, одна жизнь») – «выжить, пережив крайние опас-

ности»; (букв. «вражда девяти поколений») –

«хотя национальная вражда уже давняя, но она не может

ISSN 1991-5500. МИР НАУКИ, КУЛЬТУРЫ, ОБРАЗОВАНИЯ. № 3 (15) 2009

81

быть забыта, обязательно надо мстить»; (букв.

«одна шерстинка девяти волов») – «крайне маленькое, лег-

кое» [6, с. 264-267].

Одинаковую частотность и сходную семантику в русском

и китайском языках имеют выражения с числом «2». Оно мо-

жет передавать как конкретное количественное значение, так

и значение «меньшинство, низкая степень качества». Выраже-

ния первого типа: «как две капли воды» - совершенно, очень

похожи; «на два фронта» - одновременно в двух разных на-

правлениях – о действиях, деятельности кого-либо. Из китай-

ских фразеологизмов: (букв. «поражены и ране-

ны обе стороны») – «две стороны понесли урон в борьбе»;

(букв. «между двумя тиграми идёт драка») – «два

сильных человека ведут борьбу»; (букв. «обе сто-

роны получают выгоду») – «поведение взаимовыгодно»;

(букв. «две стороны, три ножа») – «о двойной

игре». С другой стороны число «2» со значением мнимого числа

употребляется во многих фразеологизмах русского и китайс-

кого языков. Например, «на два слова» - для короткого разго-

вора; «от горшка два вершка» - очень низкого роста человек;

«в два счёта» - очень быстро, моментально; «раз-два и гото-

во» - очень быстро, без промедления может быть сделано; «раз-

два и обчёлся» - очень мало, о незначительном количестве. Из

китайского языка: («трое, двое вместе») – «не-

сколько человек вместе, немного»; («три слова, две

речи») – «в двух словах»; («три сердца, две мысли»)

– «то одно, то другое на уме». Следует отметить, что число

«2» ассоциируется с биполярностью космоса, женским и муж-

ским началами, которые обеспечивают порядок, стабильность

и гармонию во Вселенной. Отсюда у китайцев пристрастие

к парности. Вместе с тем, нельзя не заметить, что число «2»

может интерпретироваться и в значении «второй» в контексте

«товар второго сорта», «второй брак», «бездельник» -

Числительные «3» и «4» несут значение изменчивости в

сфере чувств, имеют оттенок хаотичности и непостоянства.

Число «6» ассоциировалось с удачей; в Китае существует де-

ление на основе шести компонентов: шести частей тела, шес-

ти чувств, шести рек и т.д. «6» как и четные числа «4», «8»

были очень важными в свадебном обряде (четыре или восемь

подарков должен был подарить жених невесте, день свадьбы

выбирался из этих четных чисел). Остановимся подробнее на

числе «4». В современной китайской культуре данное числи-

тельное воспринимается двояко. С одной стороны, оно крат-

но двум, поэтому оценивается положительно, с другой, про-

изношение иероглифа похоже на звучание другого иерог-

лифа «умереть, смерть, мертвый». Эта близость звуча-

ния вызывает у собеседников негативные ассоциации

и приводит к стремлению избегать «неприятного» слова в раз-

говоре [2, с. 91-93].

Когда числа «3» и «4» употребляются в устойчивом ки-

тайском выражении вместе, то такой фразеологизм приобре-

тает обычно отрицательную оценочность. Например,

(букв. «ни три, ни четыре») - «ни то, ни сё», «ни

рыба, ни мясо». Если это выражение относится к человеку, то

означает темную личность или человека беспутного, ни на что

не годного; (букв. «потерять три и упустить че-

тыре») – «пропустить здесь, упустить там», о рассеянном

человеке. Однако сочетание числа «3» с числами «5» и «8»

приобретает благоприятное значение. Для выражения всесто-

ронности употребляют выражение (букв. «4 сторо-

ны, 8 направлений») – «везде и всюду, повсюду, со всех сто-

рон». Хорошая сбалансированность передается фразой

(букв. «4 ровных, 8 устойчивых») – гладко и без ос-

ложнений, «тишь да гладь», «ни (без) сучка ни (без) задорин-

ки».

Что касается числа «3», как такового, то оно обозначает

предел в целенаправленных действиях, если оно появляется в

контексте поступков, имеющих определённую цель. Напри-

мер, – «рот за тремя замками»; (букв.

«три головы и шесть рук») – речь о необычайных способнос-

тях – намек на одно из буддийских изображений. Но также

число «3» обозначает много. Например, – «трое

или пятеро – уже толпа»; (букв. «в трёх бумагах

нет ни слова об осле») – бумаг много, а подтверждения нуж-

ного нет.

По поводу вопроса о счастливых и несчастливых числах

можно заметить, что в китайской культурной традиции число

используется по большей части в утилитарных целях, поэто-

му в аксиологическом плане оно оказывается нейтральным.

Это не означает, что в народе какие-то числа не могут стать

предпочтительными или табуированными. Например, число

«8» в кантонском диалекте, на котором говорят в Гонкон-

ге, по произношению схоже со слогом в слове -

разбогатеть, поэтому ассоциируется с богатством и зажиточ-

ностью, символизирует процветание бизнеса. Парадоксально

то, что идеограмма для числа «8» состоит из двух линий, рас-

ходящихся книзу, и напоминает раскрытые ножницы. Поэто-

му «8» исконно ассоциировалось в народе с понятием –

разлука, что, безусловно, служит знаком неблагополучия. Из-

за этого в некоторых провинциях Китая не рекомендуется воз-

вращаться из далёкого путешествия в даты, содержащие циф-

ру «8» [4, с. 86].

Еще одним примером из области числовой символики

может служить культурно-исторические корни использования

понятия «сорок» в русской фразеологии (например, сорок со-

роков). Поскольку «40» в значении «много» не встречается в

китайском языке, фразеологизм сорок сороков является куль-

турно специфическим.

Эти образы обладают символическими значениями и вы-

полняют функцию знака с устойчивой внутренней формой.

Можно утверждать, что создаваемые образы, «кодируя» ту или

иную ситуацию путем её образного отображения, позволяют

обмениваться культурными кодами, знаниями, символами, со-

ставляющими своеобразный язык культуры.

Мотивированность выбора образа в трактовке фразеоло-

гизмов характеризует национальное своеобразие китайской

языковой картины мира. Своеобразие интерпретации фразео-

логизмов китайского языка состоит в оригинальности пони-

мания концептов в языковой картине мира. Один и тот же язы-

ковой концепт для носителей русского и китайского языков

имеет свое особенное содержание, это затрудняет процесс пе-

ревода фразеологизмов.

Разделяя мнение В.В. Колесова [3, с. 42] о том, что смыс-

ловое единство концепта обеспечивается последовательнос-

тью его «проявления в виде образа, понятия и символа», где

образ представляет психологическую основу знака, понятие

отражает логические функции сознания, а символ –общекуль-

турный компонент словесного знака, мы подходим к рассмот-

рению образов, заключенных в концептах как психической

сущности. Ассоциативно соотносясь с конкретно существую-

ISSN 1991-5500. МИР НАУКИ, КУЛЬТУРЫ, ОБРАЗОВАНИЯ. № 3 (15) 2009

82

щими объектами и явлениями, образы во многом обусловли-

вают в языке специфику дифференцирования мира. Сформи-

ровавшаяся и действующая в социуме ценностная система

мировосприятия позволяет человеку расшифровывать «зако-

дированные» во ФЕ культурные смыслы и руководствоваться

принципами, принятыми его сообществом и культурой. Это

в свою очередь позволяет сделать вывод о том, что ценност-

но-смысловой аспект ментальности представляет собой сово-

купность так или иначе систематизированных знаний и пред-

ставлений людей об окружающем мире, рассматриваемых че-

рез призму их социального и чувственно-эмоционального опы-

та. И в этом смысле ФЕ выступают способом символической

организации и познания культуры, так как они, «кодируя» ту

или иную ситуацию путем её образного отображения, позво-

ляют обмениваться культурными кодами, символами, состав-

ляющими своеобразный язык культуры.

Библиографический список

1. Добровольский, Д.О. Национально-культурная специфика во фразеологии / Д.О. Добровольский. // Вопросы языкознания, 1997. - № 6.

2. Козина, А.А. Сравнительный анализ фразеологических единиц с числом «четыре» в английском и китайском языках / А.А. Козина.

// Альманах современной науки и образования. - Тамбов: «Грамота». 2008. - № 8.

3. Столбовая, Л.В. Отражение культурного компонента языковой ментальности во фразеологизмах / Л.В. Столбовая. // Альманах

современной науки и образования. – Тамбов: «Грамота». 2007. - №3.

4. Тань, Аошуан. Китайская картина мира: Язык, культура, ментальность / Тань Аошуан. – М.: Изд-во «Языки славянской культуры»,

2004.

5. Фразеология в контексте культуры. ответ. ред. В.Н. Телия. – М.: Языки русской культуры, 1999.

6. Цай, Ли. Числительные в составе фразеологизмов русского и китайского языков (сопоставительный аспект) / Ли Цай // Картина

мира: Язык, литература, культура. - Бийск, 2007.

7. Цун, Япин. Национально-культурная коннотативная ситуативная лексика в русском и китайском языках / Япин Цун. // Вестник МГУ.

Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация, 2006. - № 1.

8. Эдвард Сепир. Избранные труды по языкознанию и культурологи. Переводы с англ. под ред. и с предисловием д.ф.н., проф.

А.Е. Кибрика, 2-е изд. - М.: Изд. Группа «Прогресс», 2001.

3.1. Понятие о топонимах

В последнее время ономастическая лексикография, представленная топонимическими, антропонимическими словарями, комплексными словарями ономастиконов, а также проектами словарей коммерческой номинации все больше определяет функцию словаря как связующего звена между номинативной личностью и читателем (пользователем), ставя словарь на место посредника в цепочке между ними. Таким образом, словарь отражает действительность, заключенную в ономастическом пласте лексического фонда языка или определенной территории, внутренне определяя способ восприятия ономастической информации (например, при помощи определенным образом выстроенной структуры словаря или типа подачи информации в словарной статье).

Микротопонимический срез ономастикона местности невозможно верно воспринимать без учета позиции номинативной личности, закладывающей в процессе ономасиологического акта определенный признак или совокупность признаков в то или иное географическое название. Номинатор руководствуется рядом вполне определенных принципов, называя местность вокруг своего жилища, населенного пункта, реки или ручья, близ которых проходит его жизнь. Словарь, который способен отразить эти принципы, дает ключ к пониманию системных связей между топонимами на мотивационном уровне, а также проясняет и иллюстрирует семантические основания типологии микротопонимов.

Топонимический (в том числе микротопонимический) фонд любой территории – это ряд топонимов, который создавался номинатором как система и который функционирует с учетом системных связей элементов, где каждый топоним связан с другими топонимами – элементами системы – прочными связями. Важнейшей чертой словаря, на наш взгляд, должно стать соблюдение принципа системности в топонимии – отражение в нем всех системных связей внутри топонимического фонда.

Проектируемый словарь микротопонимии региона – разработка, позволяющая решать сразу несколько лингвистических и лексикографических задач, магистральной из которых является формулирование принципов отражения системных отношений разных видов внутри топонимического фонда. Составление словаря предусматривает также решение следующих задач:

– описать весь микротопонимический фонд определенной территории, известный на момент исследования;

– проанализировать материал как с лингвистических позиций, так и с экстралингвистических (в тех случаях, где таковые влияют на формирование и структуру географического и топонимического пространства);

– структурировать материал как системный, обусловив тем самым принципы и порядок подачи материала.

Цель словаря – описать материал как системный. Словарь призван отразить все типы системных взаимодействий, в которые вступает каждый конкретный топоним с опорой на семантическую типологию системных связей. Системные отношения подразделяются на межтопонимические и внутритопонимические.

Межтопонимические отношения являются своеобразным «каркасом» топонимической системы, отражая связи топонимов между собой. Топонимическая система является проекцией географической реальности, следовательно, закономерно выделение оппозиции территориальных и собственно лингвистических системных отношений, причем территориальные связи (отношения самих географических объектов на местности, например их близость) могут быть выражены и не выражены в языке. Территориальные отношения, по сути являющиеся синтагматическими, неразрывно связаны с фигурой топонимической личности, они, как правило, являются результатом одного ономасиологического акта. Территориальные отношения выражают прагматическую сторону номинации, в то время как семантически эта прагматика будет отражена в выборе лексем, топооснов. Примером территориальной системы являются три названия полей, следующих «цепью» одно за другим: Поляна Андрианиха, Середняя Поляна, Загумённо Поле. Здесь название Середняя Поляна отражает местоположение географического объекта в ряду других, подобных ему, географических объектов, выполняя одновременно как идентифицирующую, так и дифференцирующую функцию.

Собственно лингвистические системные отношения выявляются только исходя из отраженных в географических названиях данных языка. Синтагматические системные отношения («сочетаемость топонимов в линейном ряду» [Дмитриева 2002: 30]) реализуются в совокупности всех названий, имеющихся на той или иной территории. Таким образом, в синтагматические противопоставления вступают все топонимы, называющие объекты микрорегиона.

Среди лингвистических системных отношений в топонимии также выделяются парадигматические противопоставления. Типология парадигматических связей весьма широка, нами отмечаются некоторые важнейшие основания такой типологии, прежде всего, семантические. Каждый топоним в данной классификации предстает как самостоятельная лексическая единица, пусть и весьма специфическая. Таким образом, в топонимической парадигматике возможно выделение следующих типов системных отношений: 1) антонимические; 2) синонимические; 3) омонимические; 4) мотивационные.

Под антонимическими связями нами понимаются отношения противопоставления, заложенные в семантике конкретных имен собственных. Эти противопоставления могут иметь различный характер: географические особенности местности, специфику номинируемого объекта, важность различения нескольких географических объектов (например, названия ручьев Шидрой Первый и Шидрой Второй). Антонимические отношения не всегда могут быть представлены в виде явных оппозиций, мотивация антонимических связей может быть утрачена. Однако в таких случаях топонимы тяготеют к выражению антонимических связей, даже если сами объекты уже не имеют отношений противопоставления. Например, существует название Новая Поляна, при этом названия Поляна, Старая Поляна отсуствуют. Л. М. Дмитриева отмечает, что «системные связи [здесь речь идет именно об антонимических связях. – К. Г.] очень сильны, и даже если соотношение между объектами изменится, … то на протяжении довольно продолжительного периода структура топонимов не подвергнется модификации» [Дмитриева 2002: 31].

Синонимические отношения слабо представлены в топонимии. Исходя из тезиса о семантике топонимической единицы как лексической синонимические отношения в топонимии характеризуются единством плана содержания при различном плане выражения языкового знака, в данном случае географического названия. Другими словами, синонимами в топонимии являются варианты названий одного географического объекта. К топонимическим результатам такого рода варьирования относятся отношения частотных и редко употребляемых, старых и новых, официальных и неофициальных названий.

Омонимические отношения связывают топонимы, совпавшие в плане выражения, но не имеющие никаких языковых парадигматических связей с другими топонимами. Омонимические отношения в топонимии часто подтверждаются топоконтекстами с указанием на то, что объект с таким же названием существует на определенном расстоянии от описываемого и что он не вступает в системные связи с описываемым названием или является элементом иной подсистемы. Например, один из топоконтекстов названия Вехручей таков: «Вехручьев много. В Замошье тоже Вехручей есть» Безусловно, не последнюю роль в определении системных отношений как омонимических играет местоположение географических объектов. В данном примере расстояние от одного объекта, названного Вехручей, до другого с таким же названием – около 20 километров.

Мотивационные отношения – это системные отношения между названием, содержащим производящую топооснову (первичным репрезентантом), и топонимами, мотивированными этим названием (например, Кувшиново > Кувшиновское, Кувшиновские Поля, Кувшиновские).

Особым типом системных отношений, безусловно, являются межклассовые ономастические связи, прежде всего, с антропонимами. Они проявляются на уровне словообразовательных топонимических моделей (особенно ойконимических, а также названий покосов). Отметим, что между антропонимическими и топонимическими единицами чаще всего наблюдаются отношения мотивационно-деривационного характера. Например, в названиях, репрезентирующих отантропонимическую модель (фамилия Климов – деревня Климово, Мосеев – деревня Мосеево, Симаков – деревня Симаково и т. п.).

Внутритопонимические отношения – это возникающий в частных случаях факультативный тип системных отношений, которые могут быть структурированы. Прежде всего это вариантные отношения –словообразовательные и фонетические разновидности топонима, функционирующие на одной территории равноправно или ограниченно (топоним Мосеево и имеющийся его вариант Мысеево (фонетическое варьирование), топоним Тудозеро – Тудо (словообразовательное варьирование).