Основные содержание и черты англо-американской доктрины международного частного права

СОДЕРЖАНИЕ 
 
 
ВВЕДЕНИЕ.. 2 
1. ИСТОРИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ И РАЗВИТИЯ АНГЛО-АМЕРИКАНСКОЙ ДОКТРИНЫ МЕЖДУНАРОДНОГО ЧАСТНОГО ПРАВА. 7 
2. ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ АНГЛО-АМЕРИКАНСКОЙ ДОКТРИНЫ МЕЖДУНАРОДНОГО ЧАСТНОГО ПРАВА. 14 
2.1. Понятие принципов и их роль в доктрине международного частного права США и Англии. 14 
2.2. Характеристика основных принципов англо-американской доктрины международного частного права. 18 
2.3. Принцип «comity» и его значение в доктрине и практике международного частного права США и Англии. 25 
3. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ И ЧЕРТЫ АНГЛО-АМЕРИКАНСКОЙ ДОКТРИНЫ МЕЖДУНАРОДНОГО ЧАСТНОГО ПРАВА. 31 
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.. 49 
 
 
ВВЕДЕНИЕ  
 
Правовое регулирование внешних связей имеет большое значение для современного государства. Степень интегрированности страны в мировое хозяйство, в жизнь и политические процессы международного сообщества предопределяет сегодня уровень экономики, социальных отношений, научно-технического прогресса общества. Поэтому предпринимательская деятельность в международной сфере, условия для иностранных инвестиций, частные интересы, возникающие в интернациональном общении, должны быть объектом скрупулезного и компетентного правового регулирования. Ввиду вышесказанного международное частное право считается важнейшей отраслью законодательства, от качеств которой в огромной мере зависят и эффективность правового обеспечения международного имущественного оборота, и впечатление о приверженности ценностям современного цивилизованного государства. 
В Российской Федерации основные юридические нормы, предназначенные для отношений, осложненных иностранным элементом, являются частью гражданского законодательства РФ и, следовательно, имеют фундаментальное значение для российского права. 
Введением в законодательство развитой системы норм, предназначенных для юридической регламентации отношений с иностранным элементом, находит свое завершение цивилистическая концепции права и законодательства. Это способствует тому, что правовое регулирование в нашем государстве сможет обрести стабильную и необратимую основу. В таком виде оно послужит позитивным примером для государств, исторически и политически тяготеющих к России, прежде всего стран Содружества Независимых Государств. 
Сама по себе система норм и принципов, действующая в сфере отношений с иностранным элементом, дает лишь общее представление о регулировании конкретных правовых вопросов, связанных с охраной многообразных частных интересов и устремлений субъектов, возникающих в международной жизни. Законодательство подвержено серьезному воздействию правовой теории. Прежде всего она влияет на формирование модели, редакции юридических норм и их системы. Кроме того, правовой доктрине в ряде случаев может быть присуща и преобразовательная функция по отношению к содержанию и толкованию нормативных положений. 
Современные развитые государства имеют законченную структуру правил разрешения коллизионных вопросов, сложившуюся под воздействием юридических теорий. Для отечественной правовой науки изучение опыта других стран может представлять немалый интерес, поскольку сейчас в России в области доктрины международного частного права все больше и больше получают признание новые подходы и тенденции правового регулирования. 
Интересный материал для сравнительно-правового исследования представляют собой господствующие доктрины коллизионного права в США и Англии, хотя бы потому, что в процессах становления и развития этой отрасли в указанных странах и России имеется много общего. 
Конфликтное право в США изменялось в зависимости от требований национальной экономики, прошедшей в своем развитии различные этапы. В России новые задачи международного частного права также объясняются современными требованиями экономического развития. Соединенные Штаты Америки, как и Россия, являются федеративным государством, коллизионное право которого ориентировано на решение и международных, и внутри американских дел. Судебная практика, правовая доктрина в США и Великобритании направлены на защиту национального рынка и проведение американских государственных интересов в сфере международного предпринимательства. Для России такая ориентированность норм международного частного права и принципов регулирования имущественных отношений во внешнеэкономической области также оказывается сегодня одной из самых приоритетных. 
Англо-американское коллизионное право отличается от европейского. Оно развивалось в иных условиях, в рамках своеобразной правовой системы. Американское коллизионное право завоевало авторитет и признание в Европе и оказало влияние на современные правовые доктрины в других развитых странах. Для России специфика конфликтного права США представляет большой интерес. Преобразование отечественного международного частного права приходится проводить в иных исторических, экономических, политических и социальных условиях, чем это делали другие страны. Нецелесообразно прибегать к слепому копированию западного опыта, так как правовая система России имеет свои особенности, которые следует учитывать в процессе формирования законодательства и судебной практики. 
Основные особенности коллизионных теорий США нашли глубокое исследование в работе В.М. Корецкого «Очерки англо-американской доктрины и практики международного частного права» (1948). Однако оно основано на материалах, отражающих состояние американского права до «революции конфликтного права» 60-х годов, когда в правовой теории коллизионного права Великобритании и США было много схожего и даже идентичного. С тех пор доктрины США и Великобритании развивались в разных направлениях, что повлекло за собой существенные отличия в области конфликтного права. США продолжали идти по пути разработки модельных актов на основе частной кодификации коллизионных правил. Таким образом, были внедрены новые подходы, основанные на приоритете и первоочередном значении материального содержания коллидирующих норм. В Великобритании коллизионное право эволюционировало под влиянием судебной практики. В этой стране господствует концепция, основанная на подробном исследовании частностей для определения применимого права, на индуктивном методе, лишенном конкретизированных правовых начал. 
Несколько более поздний обзор американских учений конфликтного права приводится также в работе Лунца Л.А. «О некоторых чертах американской доктрины международного частного права» в книге «Вопросы международного права в теории и практике» (1957). 
Материал об особенностях американских коллизионных теорий имеется в фундаментальных учебных пособиях: Лунц Л.А. «Курс международного частного права» (T.I - Общая часть (1970), Т.2 -Особенная часть (1973), Т.З - Международный гражданский процесс (1976)); Богуславский М.М. «Международное частное право» (1999); Звеков В.П. «Международное частное право» (1999). Названные авторы не имели в своей задаче дать развернутое описание американских коллизионных теорий и ограничивались их сокращенным изложением либо упоминанием в отдельных разделах своих работ. 
Компактный анализ американских теорий конфликтного права в юридико-философском аспекте содержится в монографии Рубанова А.А. «Теоретические основы взаимодействия национальных правовых систем» (1984), где концепции американских правоведов служат примером альтернативного подхода к определению целей и задач коллизионного права и рассматриваются в русле теоретического осмысления проблемы взаимного влияния права разных стран. 
Некоторые черты американского коллизионного права раскрываются в разделе «Международные и межобластные коллизии» (Светланов А.Г.) в сборнике «Международное частное право: современные проблемы» (1994), в статье Богуславского М.М., Ляликовой Л.А., Светланова А.Г. «Экспортное законодательство США и международное частное право» (1983) и других публикациях. 
Одной из последних научно-исследовательских работ в данной области следует назвать диссертацию Ю. Э. Монастырского «Господствующие доктрины коллизионного права США». В указанной работе автор дал глубокий анализ доктрины и практики современного коллизионного права США, указал тенденции его развития. 
Целями настоящей работы можно назвать: 
1) анализ основных институтов англо-американского коллизионного права, доктрины и практики; 
2) показать, что современное состояние англо-американской доктрины международного частного права очень динамично и что указанная доктрина постоянно развивается, становиться неоднородной. 
Для достижения поставленных целей автор предполагает использовать следующие средства: 
1) анализ учебной и специальной научной литературы в области англо-американской доктрины международного частного права; 
2) изучение истории становления и развития англо-американской доктрины международного частного права, выявление ее истоков; 
3) анализ принципов, действующих в современном англо-американском коллизионном праве, выявление особенностей их реализации и использования в практике; 
4) изучение и изложение основных черт и особенностей англо-американской доктрины международного частного права в сравнительном аспекте с европейским международным частным правом. 
 
Предметом исследования автор выбрал правила, судебную практику и те правовые теории, которые повлияли на систему и содержание коллизионного законодательства в США и Англии. Анализ типичных коллизионных правил позволяет выявить общие основания концепций англо-американского конфликтного права, судебная практика используется для установления тех или иных тенденций в решении дел определенных категорий. Подробное исследование основополагающих доктринальных учений дает возможность видеть цель реформирования и преобразования американского коллизионного права. 
Теоретической базой диссертации явились труды таких североамериканских, западноевропейских и отечественных ученых, как Дж. Биль, Е. Гринсволд, Б. Карри, Д.Ф. Каверс, В. Кук, С. Ливермор, В.Л. Риз, Дж. Стори, А. Шапира, А. Эренцвейг, Д. Траутман, В. Венглер, Дж. Вут, Р. Давид, А.В. Дайси, П. Норт, Ф.К. фон Савиньи, Дж. Чешир, М.М. Богуславский, М.И. Брун, В.М. Корецкий, Л.А. Лунц, И.С. Зыкин, А.Г. Светланов, С.Н. Лебедев, В.П. Звеков, О.Н. Садиков, А.А. Рубанов, А.А. Пиленко, и некоторых других. 
Структура данной работы отвечает целям и задачам исследования и основана на разделении работы на три главы и три параграфа. 
 
 
1. ИСТОРИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ И РАЗВИТИЯ АНГЛО-АМЕРИКАНСКОЙ ДОКТРИНЫ МЕЖДУНАРОДНОГО ЧАСТНОГО ПРАВА.  
 
Рассмотрение вопросов, связанных с историей возникновения и развития англо-американской доктрины международного частного права, является исключительно важным для понимания сущности рассматриваемого явления. Забегая вперед, можно сказать, что основные черты и содержание англо-американской доктрины объясняются лишь историческими причинами и особенностями развития данной доктрины. 
В первой половине XIX века сначала в США, а затем в Англии сложилась первая по времени возникновения чисто буржуазная доктрина международного частного права.[1] 
Следует отметить, что в Англии (в отличие от иных стран Западной Европы) до середины XVIII века суды вообще не знали коллизионной проблемы и оставались в стороне от того развития коллизионных доктрин, которое происходило на континенте (в Италии, Франции и Голландии) в течение ХIII-ХVIII вв.  
Это объясняется той ранней централизацией судебного аппарата и ранним объединением материального гражданского права, которое было результатом завоевания Англии норманнами и образования там сильной королевской власти уже в ХI веке. Тогда же образовался центральный королевский суд в Вестминстере – Curia Regis. Судьи, входившие в его состав, разъезжая по судебным округам, постепенно в своей практике свели местные обычаи графства к единому обычному праву Англии, так называемому общему праву (common law), которое до сего времени служит основой права Англии. Представляется необходимым рассмотреть данный вопрос подробнее, поскольку он имеет принципиальное значение для понимания того, в каких правовых условиях существует и развивается доктрина международного частного права. 
Англосаксонская правовая семья имеет глубокие исторические корни, истоки ее следует искать на рубежах первого и второго тысячелетий.  
Необходимость укрепления центральной королевской власти побудила норманнского короля, завоевавшего Англию во второй половине ХI в., опереться на своих представителей на местах – судей, разрешавших возникавшие среди населения конфликты. С этой же целью судьям было предписано придерживаться в своей деятельности единообразия, ориентируясь на столичные судебные инстанции, которые в силу своей территориальной близости к королю непосредственно им контролировались. Правила, по которым рассматривались дела по типичным ситуациям, должны были стать общими для всех, заменить со временем многообразные и не всегда угодные королю местные обычаи. Центральная власть не только влияла на решения, принимаемые по спорам, но и определяла, в каких случаях можно было обращаться за защитой к королевской власти. Ограничение доступа к правосудию и его контроль, с одной стороны, а заодно и пополнение казны, с другой, достигались через установление системы процедурных требований наряду с введением высоких сборов за рассмотрение дел. Истцу предписывалось заполнить составляемое по особой, весьма запутанной форме заявление, уплатив установленную цену. Малейшее нарушение процесса могло привести к отказу в защите по формальному основанию.[2] 
Не потребовалось долгих ожиданий для того, чтобы обнаружились желающие поспособствовать в составлении сложных документов и их представлении в суде, разумеется, на возмездной основе. Во избежание ошибок и преследований недовольных клиентов такая деятельность нуждалась в специализации, в особых знаниях и навыках, породив группу лиц, занимавшихся ею профессионально. В то же время королевский контроль за работой специалистов – «просителей, ходатаев» (солиситоров – адвокатов; от английского «to solicit»), особенно за оказанием услуг, связанных с непосредственным представлением дела в столичных судах, осуществлялся через систему отбора, часто из числа солиситоров, лояльных власти, которые и допускались в суд (барристеров – «призываемых к судебному барьеру»). Столь пристальное внимание к процедурным вопросам привело к тому, что содержание материально-правовых норм во многом предопределялось процессом, выбором подходящей формы, самим фактом обращения за защитой в суд. На этот факт особенно следует обратить внимание, т.к. в дальнейшем мы вернемся к нему при объяснении некоторых особенностей англо-американской доктрины международного частного права.[3] 
Роль судей, создававших право пусть даже и под частичным, но все ослабевающим контролем короля, их влияние на управление государством неизменно возрастали. Наряду с этим излишняя формализованность, тяжеловесность и известная инертность общего права вызывали недовольство у различных групп населения. Стремление к самостоятельности судей, уже организованных в сообщество, осознавших свою силу и претендующих на власть, с одной стороны, и необходимость снять напряжение других групп из числа подданных, с другой, побудили короля предпринять ряд мер.  
В частности, к концу XIII века на фоне иных политических событий правосозидательной монополии суда стала противопоставляться активизация законодательной работы подконтрольного королю Парламента. Кроме того, со временем король начал принимать жалобы подданных, не удовлетворенных решениями общих судов либо получивших отказ в защите. Рассмотрение таких обращений было поручено лорд-канцлеру, который, наделенный особым королевским полномочием и являясь лицом духовным, решал дела «по совести», «по справедливости», не связывая себя прецедентами общих судов. Результатом такой работы, обобщения решений по схожим делам, явилось формирование самостоятельного правового направления – прецедентного права справедливости, а вскоре и системы судов, это право применявших и развивавших.[4] 
В изменившихся экономических и политических условиях нарождавшегося капитализма количество действовавших в Англии судебных систем (общего права, канонического права, права справедливости, торговых и специальных судов и т. д.) не способствовало проявлению нового, необходимого в сложившейся ситуации, качества правосудия. Одним из итогов судебной реформы 1873-1875 гг. стало объединение как судебных систем, так и правовых отраслей.[5] 
Последующее развитие английского права, проходившее на фоне постиндустриальной экономики, мировых войн, иных событий минувшего столетия, сопровождалось появлением новых правовых институтов, активизацией представительной власти и т. д., однако верность судебному прецеденту как источнику права сохранена до настоящего времени.  
Таким образом, внешний торговый оборот долгое время обслуживался в Англии специальными судами, применявшими особое купеческое право. Внутри страны очень рано было достигнуто единство материального права. Эти обстоятельства создали условия, при которых не было существенной необходимости в коллизионных нормах, служащих основанием для разрешения межобластных или международных коллизий.  
В тех редких случаях, когда такие коллизии возникали, суды либо объявляли себя некомпетентными в разрешении споров, либо просто применяли английское право.  
Свою коллизионную доктрину Англия в первой половине XIX века заимствовала из США. Федеративное устройство Соединенных Штатов Америки, самостоятельность отдельных штатов в сфере их гражданского права (развивавшегося, однако, в каждом из штатов на базе единого соmmоn 1aw, принесенного из Англии), ранее развитие торговых отношений между населением штатов – вот те предпосылки, которые уже к концу ХVIII века поставили перед американскими судами многочисленные коллизионные вопросы. 
Основоположником американской доктрины международного частного права считается член Верховного суда США Джозеф Стори (Joseph Story), опубликовавший в 1834 году «Комментарии к конфликтному праву».[6] 
Стори не нашел базы для своих доктрин в «общем праве» Англии, так как оно вообще не имело коллизионных доктрин. Для построения коллизионного учения он заимствовал некоторые юридико-технические приемы и понятия у голландских юристов ХVII века Губерта и Вута. Их доктрины (в особенности учение о comitas gentium), возникшие в условиях, когда Голландия достигла высшей точки торгового могущества, оказались наиболее подходящими для использования американскими судами в интересах американской буржуазии. 
Так как в США международное частное право возникло раньше, чем в Англии, то она здесь и получила большее развитие. 
Противоречия между рабовладельческим югом и промышленным севером обусловили сохранение территориального размежевания, размежевания систем права штатов, допускавших и не допускавших рабства. Эти противоречия поддерживали дробление законодательных систем, в свою очередь «обусловленное как противоречиями между буржуазной верхушкой и пролетариатом и фермерскими массами, так и противоречиями среди господствующего класса».[7]  
Освободившись политически от Англии, США были еще долго, до середины XIX в., колониальным рынком для Англии. Тем временем в Соединенных Штатах выросла своя промышленная и банковская буржуазия. Она искала протекционистских позиций для охраны своей промышленности, своей торговли; и то, чего не всегда добивались протекционистскими тарифами, осуществляли административными, законодательными мероприятиями. Создавались свои правовые системы, свои правила допуска чужих предприятий, чужих банков, создавались свои правила поведения, обеспечивающие привлечение рабочей силы и ее эксплуатацию. Промышленная буржуазия отдельных штатов, конкурируя с англичанами, конкурировала вместе с тем друг с другом и, опираясь на политическую власть в данном штате, охраняла местную власть, обеспечивающую ей ее привилегии, ее господство, ее конкурентные позиции во взаимной борьбе с буржуазией других стран и других штатов. Поэтому буржуазия поддерживала сложившуюся дробность законодательной, судебной и админи стративной власти США. 
Обострились противоречия между развившимися на буржуазной основе США и абсолютистскими государствами Европы. Борьба южных рабовладельцев против своих рабов и против северян находила поддержку также и в Англии. Нити реакционных движений в Соединенных Штатах вели тогда к английскому правящему классу, а от него – к «Священному союзу».  
«Священный союз» вторгался на территорию ряда американских государств, чтобы душить революционные движения против феодальных угнетателей народов Южной и Центральной Америки, вторгался, чтобы помочь Англии укрепить ее позиции в южных штатах США. И перед американской буржуазией стояла задача – спасти свою территорию других американских государств от вторжения европейских жандармов.  
На этих внешних рынках капиталистическим предприятиям нужна охрана прав. Права порождаются, охраняются и закрепляются законом. Закреплять приобретенные права значит требовать соблюдения охраняющих их законов. Как же обосновывать обязательность применения иностранных законов при сохранении суверенитета государства, в котором эти иностранные законы должны применяться?[8] Нельзя было навязывать чужую волю, чужие законы. Просили дарения привилегии, милости, «вежливости», comitas. Эта идея comitas была выдвинута в Голландии.[9] 
Таким образом, первичным источником классической англо-американской доктрины международного частного права служила голландская доктрина. Имеет смысл в этой связи рассмотреть основные черты голландской доктрины. 
В Голландии буржуазия утвердила свою власть раньше, чем в какой-либо другой стране. Она одолела испанский абсолютизм, который тормозил в Голландии процесс превращения феодального способа производства в капиталистический, мешал ей добиться торговой гегемонии, которая в ту пору {в мануфактурный период) обеспечивала промышленное преобладание. 
Нидерландские провинции долго боролись за самостоятельность против испанского владычества. Знаменем в этой борьбе была идея государственного суверенитета каждой из провинций, суверенные права которых в сфере гражданского законодательства были закреплены в актах Утрехтской унии 1579 года. Из идеи суверенитета каждой из провинций как в отношении других провинций, так и в особенности в отношении иностранных государств, исходили голландские юристы ХVII века в своих коллизионных доктринах. Здесь ставился вопрос о принципах, пригодных не только для межобластных, но прежде всего для разрешения международных коллизий – о принципах, которые вместе с тем обеспечили бы охрану прогрессивного по тому времени голландского права от реакционных влияний со стороны окружавшего Нидерланды феодального мира. 
Исходя из этих целей, наиболее видные голландские коллизионисты Губер (Ulric НцЬег, 1636-1694 гг.) и Иоганнес Вут (Johannes Yoet, 16471714 гг.) учили, что все законы (статуты) носят строго территориальный характер и применяются ко всем лицам, пребывающим на территории данной провинции, и не имеют действия вне этой провинции. Признание же действия иностранных законов происходит лишь в силу «международной вежливости» (comitas gentium) и допускается постольку, поскольку такое признание не умаляет суверенитета провинции и прав ее граждан.  
Исходя из принципа международной вежливости, Губер утверждал, что право- и дееспособность лиц, домицилированных за границей, определяются по закону их домицилия, а Вут ограничивал возможность применения иностранного закона теми случаями, когда сделка направлена на передачу движимости; только в этом случае, писал он, дееспособность может определяться по закону домицилия.  
Ссылка голландских юристов на comitas некоторыми исследователями понимается как отрицание каких-либо правовых норм международных или внутренних, которые обязывали бы судью к признанию действия иностранных законов: суд вообще не обязан признавать действия иностранного права, но из соображений международной вежливости может в порядке исключения допустить такое действие, если сочтет это соответствующим интересам внешних сношений.  
Новейшие исследования в области истории коллизионных доктрин показали, однако, что голландские коллизионисты ХVII века вкладывали в понятие соmitаs иное содержание: утверждая, что применение иностранного права происходит лишь в силу международной вежливости, они тем самым подчеркивали, что каждое государство вправе собственными законами устанавливать, в какой мере оно будет признавать действие иностранных законов, что государства в этом отношении не связаны какими-либо стоящими над ними нормами права. Здесь, таким образом, впервые был сформулирован принцип, согласно которому коллизионные нормы «национальны», т. е. относятся к внутреннему праву данной страны.  
Такое содержание в понятие comitas вкладывают те современные теоретики, которые отстаивают «внутригосударственную» природу международного частного права. Наоборот, современные сторонники «надгосударственной» природы международного частного права утверждают, что в понятии comitas (уже в трактовке Губера) заложена мысль о происхождении коллизионных норм «из молчаливого соглашения народов» и что поэтому учение голландuев ХVII века ближе к универсализму итальянской школы XIII-XV вв., нежели к партикуляризму французских коллизионистов ХVI века.  
Обсуждение содержания этого понятия в современной литературе отражает различные течения в нынешней доктрине международного частного права. В дальнейшем мы рассмотрим более подробно содержание принципа «comitas» в англо-американской доктрине международного частного права.  
Учение Стори было усвоено американской, а затем и английской судебной практикой. Оно долго служило основным источником разрешения коллизионных вопросов в Англии и США, подвергаясь, разумеется, существенной дальнейшей переработке. В ней участвовал ряд американских и английских юристов, из которых наиболее авторитетными считались в Англии - Дайси (Dicey), а в США - Биль (Beale). Учение последнего послужило базой для частной кодификации американского коллизионного права Американским институтом права (Restatement of the Law of Contlict of Laws,1934).[10]  
В сущности, названные моменты составляют историю формирования классической англо-американской доктрины международного частного права. 
 
Подведем некоторые итого сказанному: 
1. Англо-американская доктрина международного частного права по времени возникновения является более поздней, чем, скажем, итальянская доктрина статутов, французская доктрина XVII в., голландская доктрина статутов, а также немецкая доктрина международного частного права. 
2. В своем развитии англо-американская доктрина международного частного права прошла несколько этапов, крупнейшими из которых можно назвать следующие: а) зарождение американской доктрины коллизионного права; б) появление коллизионной доктрины Англии; в) параллельное развитие и «период общности» доктрины США и Великобритании; г) «революция международного частного права США» в 60-х гг. XX в. И дальнейшее углубление различий между доктринами США и Великобритании. 
3. Англо-американская доктрина международного частного права берет свое начало в доктрине голландских правоведов. Первоначальным базовым источником и началом англо-американской доктрины стал принцип «comity», рассмотрению которого посвящен отдельный параграф данной работы. 
 
 
Далее остановимся на основных принципах международного частного права США и Англии.  
2. ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ АНГЛО-АМЕРИКАНСКОЙ ДОКТРИНЫ МЕЖДУНАРОДНОГО ЧАСТНОГО ПРАВА.  
 
2.1. Понятие принципов и их роль в доктрине международного частного права США и Англии.  
 
В данном параграфе мы проанализируем понятие и значение принципов в доктрине международного частного права вообще, их роль и значение в доктрине и практике англо-американского права. Уяснение данного вопроса в рамках объекта нашего исследования имеет принципиальное значение в связи с существенной значимостью указанных принципов для формирования практики в правовых системах США и Англии. 
Под принципами права вообще принято понимать основополагающие идеи и начала, которые отражают сущность и содержание права, определяют его дальнейшее развитие. 
В отечественной доктрине права в целом уделяется очень большое внимание проблемам правовых принципов. Так, например, по мнению авторов учебника «Теория государства и права» под редакцией Н. И. Матузова, А. В. Малько «Сущность и социальное назначение права раскрывается и конкретизируется в его принципах…».[11] Принципы права, как отмечают данные авторы, – это исходные, определяющие идеи, положения, установки, которые составляют нравственную и организационную основу возникновения, развития и функционирования права.[12] Принципы права есть то, на чем основаны формирование, динамика и действие права, что позволяет определить природу данного права как демократического или, напротив, тоталитарного. 
«Принципы права, с одной стороны, отражают его объективные свойства, обусловленные закономерностями развития данного общества, всей гаммой исторически присущих ему интересов, потребностей, противоречий и компромиссов различных классов и слоев населения. С другой – в принципах права воплощается его субъективное восприятие членами общества, их нравственные и правовые взгляды, чувства, требования, выражаемые в различных учениях, теориях, направлениях правопонимания».[13] Поэтому принципы права должны рассматриваться с учетом как единства, так и особенностей обеих сторон, с позиций сложившегося в юридической и философской науках общего представления об объективном и субъективном в праве. 
Собственно такое понимание принципов права является господствующим в современной доктрине как России, так и зарубежных стран в том числе США и Англии).[14] 
Справедливости ради стоит отметить, что в российской правовой доктрине существуют и альтернативные точки зрения на сущность правовых принципов. Так, например, по мнению В. Н. Протасова, «принципы права понимаются весьма однобоко, развитие их понятия остановилось на месте, оно не отвечает общему уровню развития правовой теории и тормозит решение связанных с ним теоретических вопросов». В то же время соединение таких трех компонентов, как положении общей теории систем идеи механизма правового регулирования (но не как синтеза всего и вся из жизни правовых явлении, а как механизма развертывания объективного права вовне) и знания о двойственной природе права (с одной стороны оно – информационная система содержащая в себе сведения об основных средствах правового воздействия а с другой – главный элемент, основа реальной цепочки правовых средств, «выдвинувшихся» из объективного права в процессе урегулирования конкретного акта поведения) вызывает теоретическую «реакцию» результатом которой предстает совершенно иной взгляд на понятие принципа права. 
Под принципами права указанный автор понимает главные, определяющие, важнейшие структурные связи в объекте правового регулирования, внутри правовой системы и вне ее (связи с социальной средой), которые должны найти информационное отражение в содержании объективного права в виде принципов-идей.[15] 
Данная дискуссия не входит в объект нашего исследования, поэтому ограничимся лишь констатацией факта. 
Далее постараемся определить, какова же действительная роль принципов правовых принципов в доктрине и практике международного частного права. 
Принципы международного частного права отражены в привязках коллизионных норм. Здесь мы имеем в виду специальные принципы коллизионного права того или иного государства, которые имеют практическую направленность на разрешение конкретного правового конфликта. 
Необходимость для каждого государства признавать в известных пределах права, возникшие под действием иностранных гражданско-правовых законов, означает, что коллизионное право является для каждого государства необходимым средством организации своего участия в международном общении: ни одна из стран-участниц такого общения не может обойтись без коллизионных норм.[16] 
Это не значит, что из современного международного публичного права можно вывести какую-либо обязательную для всех государств конкретную систему коллизионных норм, как думали и предлагали в XIX и в начале ХХ века Манчини, Бар и Цительман и некоторые другие так называемые универсалисты в международном частном праве. Их теории были построены на игнорировании экономических и политических условий международной жизни и сводились к попыткам сделать обязательными для всех государств начала, выработанные во внутреннем праве их собственного государства.[17] 
Из сказанного следует, что в отдельно взятом государстве принципы формулируются с особой спецификой, что находит отражение в особенностях практики данного государства. Поскольку гражданско-правовые отношения, возникающие в международной жизни, до сих пор еще регулируются совокупностью внутренних коллизионных норм, изучение коллизионного права данной страны в отрыве от коллизионного права других стран невозможно. Плодотворным может быть лишь изучение коллизионных норм различных стран в совокупности. Как уже было сказано, метод сравнительного правоведения в международном частном праве имеет неизмеримо большее познавательное и практическое значение, чем в какой-либо другой отрасли права. Изучение коллизионных норм различных стран в совокупности полезно в том отношении, что каждая конкретная коллизионная норма данного государства представляется вариантом некоторых общих для этих стран коллизионных начал, полученных путем обобщения конкретных, действующих в отдельных государствах коллизионных норм. 
Для того чтобы понять, насколько специфический характер носят принципы международного частного права в доктрине англо-американского права, достаточно вспомнить о специфике самой англо-саксонской системы права. Здесь практика идет вперед намного быстрее законодателя. Про систему права США обычно шутят, что ни один закон здесь не начинает действовать до тех пор, пока не будет хотя бы дважды применен судом. 
В действительности, судебная практика США и Англии выработала определенные правила разрешения конфликтов, возникших из правоотношений, осложненных иностранным элементом, и в большой степени предопределила содержание статутного регулирования в данной сфере.  
Правовая система США является своего рода конфедерацией правопорядков штатов, поэтому американские коллизионные доктрины в основном сориентированы на выработку принципов разрешения межштатных коллизий. Право США построено на приверженности модели Common Law, где нормой считается только такое правовое положение, которое нашло свою конкретизацию в судебном решении. Следующая важнейшая черта нормотворчества в США заключается в значении рекомендательных кодифицированных актов, де-юре не имеющих обязательной силы для юрисдикционных органов штатов.  
В российской юридической литературе приходится встречать суждение «о крайней противоречивости судебной практики США». С этим нельзя не согласиться, но необходимо уточнить, что разноречивая американская судебная практика не имеет парадоксального характера, а предоставляет собой результат того, что общие принципы права, понятия «справедливость», «индивидуальная свобода» и т.д., закрепленные в Конституции, могут превалировать над любым более конкретным правилом, выраженным в прецеденте. 
Особенности правовой системы США, влияющие на содержание конфликтного права, во многом объясняются характерной для семьи общего права ролью и положением судов, которые создают материальные правила и интерпретируют правовые акты.  
На структуру, содержание и стиль коллизионных норм Свода правил о конфликте законов влияли также следующие обстоятельства. Как это свойственно семье общего права, в США нет канонической юридической терминологии. Правовая лексика содержит большое количество слов, предложений и образующих оборотов, имеющих совпадающий смысл. В американском статутном праве в целом не распространена институционно-отраслевая система расположения норм. В коллизионном праве это проявляется в том, что при рассмотрении вопроса о действии в спорной ситуации конкретного закона судьи могут по-разному определить его отраслевую принадлежность и в одних случаях применить его, например, к спорам о наследстве, а в других – отнести закон к сфере социального обеспечения.[18] 
 
Итак, под принципами права понимаются основополагающие начала, отражающие его сущность и задающие основные направления развития. В этой связи принципами международного частного права следует признать такие начала правового регулирования в сфере международного частного права, которые устанавливают правила разрешения правоприменителем правовых коллизий, задают основные направления поиска нормы. 
 
Итак, перейдем далее к характеристике основных принципов доктрины и практики коллизионного права США и Англии, используемых при разрешении правовых конфликтов. 
 
 
2.2. Характеристика основных принципов англо-американской доктрины международного частного права.  
 
Выше мы выяснили, что принципы международного частного права носят особый характер. Они сформулированы в привязках действующих коллизионных норм и в этом смысле решительно отличаются от общепринятого понимания принципов права, которые составляют норму в целом. Специальные принципы коллизионного права характеризуются тем, что не дают непосредственного разрешения конфликта, а указывают на путь его решения. 
В чем же особенности используемых принципов в англо-американской доктрине международного частного права. 
Большое значение в доктрине англо-американского права имеет принцип «личного закона». В практике международного частного права вообще к личному закону относятся: 
1) «национальный закон», или «закон гражданства», т.е. закон того государства, к которому данное лицо принадлежит по своему гражданству; 
2) «закон местожительства» лица (lех domicilii), т. е. закон государства, на территории которого данное лицо считается имеющим постоянное местожительство («оседлость»).  
Принцип личного закона во многих странах считается исходным при выборе закона, компетентного определить гражданское состояние, «статус лица» (status personalis), хотя действие этого начала в нынешних законах и практике подвержено всевозможным ограничениям. По личному закону наследодателя определяется также наследование его движимого (а по некоторым правовым системам инедвижимого) имущества.  
В странах «общего права» (common law) – Великобритании, Британских доминионах, США, в некоторых странах Латинской Америки (Аргентине, Бразилии, Гватемале, Никарагуа, Парагвае) действует принцип закона места жительства лица (домицилия), по которому вопросы правового статуса и вопросы наследования (в движимом имуществе) определяются законом места жительства лица.  
Из стран, придерживающихся закона домицилия, Англия фактически предоставляет судьям в данном вопросе широкую свободу усмотрения. Это облегчается архаичностью и противоречивостью английской концепции домицилия. Практически в отношении британского подданного, родившегося в домицилированных в Англии родителей, всегда действует весьма трудно опровержимая презумпция, что он сохраняет свой британский «домицилий происхождения». 
Для того чтобы доказать, что лицо сменило свой «домицилий происхождения» на «домицилий по выбору», надо установить не только фактическое длительное проживание в определенном новом месте, но и твердое намерение обосновать там «свой дом»; суды нередко требуют, чтобы в подобных случаях было доказано отсутствие намерения лица вернуться на родину (ибо animus revertendi презюмируется). В результате часто выносят решения, по которым многие британские подданные, всю жизнь проживавшие «в заморских странах», признаются домицилированными в Англии и подчиненными английским законам. И наоборот, некоторые иностранцы, десятилетиями проживавшие в Англии или Австралии, в силу той же трудно опровержимой презумпции не признаются лицами, домицилированными в этих странах.  
Английская концепция домицилия приводит, таким образом, в очень многих случаях к тем же практическим результатам, что и принцип закона гражданства. Данная концепция домицилия является серьезным тормозом для всякого рода международных соглашений по вопросу унификации коллизионного права. Она создает сложные проблемы квалификации, затрудняющие разрешение конкретных дел.  
К вопросам личного статуса и тем самым к области действия личного закона доктрина международного частного права относит:  
а) вопросы начала и конца правоспособности лица (вопрос о содержании правоспособности иностранца, как правило, не коллизионный вопрос; это в основном вопрос материального гражданского права, который разрешается на основе принципа национального режима);  
б) вопросы дееспособности лица;  
в) вопросы личных прав (право на имя, фирму, честь и т. д.);  
г) вопросы семейного права (в первую очередь вопросы внутренних условий брака и развода);  
д) вопросы наследования движимости.  
В США по вопросу о праве лица на имя даже к иностранцам применяют только собственное прав. Однако и те государства, которые право на имя определяют по личному закону, не руководствуются им в вопросах, относящихся к последствиям злоупотребления чужим именем. В последнем вопросе действует либо закон суда, либо закон места совершения деликта.  
В вопросе о дееспособности лица страны «общего права» вообще не применяют таких иностранных законов, которые устанавливают ограничения дееспособности по основаниям, не известным «общему праву». Поэтому, например, в США или Англии лицо, признанное по иностранному закону ограниченным в дееспособности как расточитель, будет совершать сделки без каких-либо ограничений в дееспособности (ибо «общее право» не знает института «расточительства». В США по вопросам дееспособности вообще руководствуются законом места совершения акта; то же самое и в Англии в отношении коммерческих сделок.  
В вопросе о браке (о внутренних условиях действительности брака) в США руководствуются лишь законом места его совершения.  
 
Принцип «национальности юридического лица». В отношении юридического лица различают вопросы «статуса» и вопросы его правоотношений с другими лицами. 
Положение о том, что каждое юридическое лицо имеет личный статут, подлежащий применению за рубежом имеющий экстерриториальное действие, считается в доктрине и практике международного частного права общепризнанным. Данное положение, по замечанию Л. А. Лунца, основано на международно-правовом обычае.[19] 
В отличие от континентальной системы права в англо-американской доктрине и прецедентной практике разрешается вопрос о личном статусе юридического лица по закону места регистрации его устава, или, говоря иначе, по закону страны возникновения юридического лица. 
 
Принцип местонахождения вещи. В соответствии с данным принципом к правоотношениям, объектом которых является вещь, применяется право страны ее местонахождения. 
Применение принципа местонахождения вещи в отношении вещных прав закреплено в виде общего начала права в законодательстве ряда стран, в том числе Англии и США. 
Широко известен описываемы в литературе пример, когда закон местонахождения вещи подменялся в практике иностранных государств принципом личного закона гражданина. Данные прецеденты имели место в отношении советских граждан: иностранные суды и административные органы пытались отказать советским гражданам в признании права собственности на отдельные объекты, находящиеся на территории данного государства, на том основании, что личный закон гражданина (советское законодательства) не знает права собственности граждан, к примеру, на недвижимое имущество. 
Тем не менее, принцип местонахождения вещи является универсальным и общепризнанным в доктрине международного права США и Англии. 
 
Принцип закона, избранного лицом, совершившим сделку. В случае применения данного принципа суд при выборе закона руководствуется прямо выраженным или подразумеваемым намерением лица, совершившего сделку (или сторон, совершивших договор). Согласно общепризнанному учению в международном частном праве, известному под названием «автономия воли», исходным началом для разрешения коллизионных вопросов по сделкам с иностранным элементом является воля лица, совершившего сделку. 
Некоторые авторы, отрицая принцип автономии воли, выдвигали взамен его доктрину о локализации сделок по объективным признакам: на основании фактического состава сделки суд должен «локализовать» сделку, т. е. установить, с законодательством какой страны сделка имеет «наиболее реальную связь». Чешир четко выразил эту точку зрения, сказав, что связь договора с определенным право порядком устанавливается так же, как домицилий лица: «Каждое условие договора, каждая деталь, касающаяся его заключения и исполнения, каждый факт, который указывает на намерения сторон, имеет значение. Суд должен, например, принять во внимание: домицилий и даже местопребывание сторон; национальность юридического лица; местонахождение его административного центра; место заключения договора и место его исполнения; форму, в которую облечен договор (например, принять во внимание, соответствуют ли те или иные выражения той или другой правовой системе); тот факт, что какое-либо договорное условие действительно по одному праву или недействительно по другому ..., словом, всякое обстоятельство, из которого явствует характер договора и природа сделки».[20] Близко к этой точке зрения стоит Батиффоль.[21] 
Метод локализации договора по объективным признакам в английском праве является одним из вариантов метода отыскания «закона, свойственного данному договору». В руках буржуазного суда этот метод, так же как и порядок установления предлагаемой воли сторон, широко используется в качестве одного из каучуковых начал гражданского права.  
Статья 1-105 Единообразного торгового кодекса США[22] гласит: «За изъятиями, установленными настоящей статьей, стороны вправе в случаях, когда сделка имеет разумную связь как с данным, так и с другим штатом или государством, договориться о том, что их права и обязанности будут определяться по праву либо данного, либо другого штата или государства; при отсутствии такого соглашения настоящий закон применяется к сделкам, имеющим надлежащую связь с данным штатом».  
Таким образом, критерий «разумной связи» здесь ограничивает пределы «автономии воли» и служит признаком для локализации договора при отсутствии выбора закона сторонами.  
Та же тенденция отразилась в английской практике.[23] 
 
Принцип места совершения акта. Этим термином обозначается не один коллизионный принцип, а несколько видов формул прикрепления.  
1. Закон места совершения договора. Во многих странах статут договорного обязательства (при отсутствии ясно выраженной воли сторон) устанавливается путем использования на этот счет гипотез о намерениях данных сторон или о намерении при соответствующих обстоятельствах «разумного человека».  
В Англии имели практическое значение некоторые выработанные практикой презумпции, и среди них презумпция в пользу закона места совершения сделки; ныне, однако, возобладали высказывания против вообще каких-либо презумпций, в пользу «локализации» договора по всей совокупности обстоятельств конкретного дела.  
В США, где традиционно придерживались закона места совершения контракта как основы для разрешения коллизии по договорам, ныне отступают от каких-либо четких критериев, так что, по признанию авторитетных американских авторов, установление компетентного закона по договорам стало самой трудной проблемой коллизионного права США.  
Англо-американская доктрина в таких случаях признает договор заключенным в месте отправки акцепта (mail bох theory),[24] тогда как согласно континентальному принципу договор в этих случаях должен считаться заключенным в месте получения акцепта офферентом; поэтому одна и та же (по внешнему выражению) коллизионная привязка – место совершения сделки – может получить различное толкование и привести в данном случае к различным решениям в зависимости от того, какое содержание будет вложено в понятие «место заключения договора». 
2. Закон места исполнения обязательства. Данный принцип не используется в англо-американской доктрине международного частного права. Это начало имело существенное значение в большей мере для практики Германии и некоторых иных государств Европы. 
3. Закон места совершения действия. Данный принцип чаще всего применяется в случае необходимости разрешения спора о форме сделки. 
В англо-американской доктрине международного частного права данный принцип до сих пор считается исходным началом при разрешении вопросов о форме сделки.[25] 
В указанной доктрине коллизионный принцип, касающийся формы контрактов, разрешается следующим образом: «Форма контракта определяется законом страны, где контракт совершен, или законом, свойственным данному контракту».[26] 
 
Принцип места совершения правонарушения. Суть его состоит в том, что по вопросам правонарушения применяется законодательство места совершения правонарушения. 
В США суды также идут по пути признания данного принципа, однако в доктрине он критикуется. Под влиянием данной критики суды США иногда отступают от данного начала, не получив взамен новых четких и твердых критериев для разрешения многочисленных коллизий, вытекающих из разнообразия в регулировании деликтных обязательств по отдельным штатам.[27] 
Из иных принципиальных позиций исходит прецедентное право Англии. В вопросе о гражданских правонарушениях (tort) английское право до сих пор представляет собой собрание типовых исков, из которых каждый предназначен для определенного вида деликта. Общего принципа ответственности за всякий вред, причиненный другому лицу, английское право не знает. Для того чтобы иск из правонарущения был удовлетворен английским судом, истец «должен убедить суд, что его жалоба соответствует одному или более из тех типов гражданских правонарушений, которые признаются английским правом. Иск должен подходить под категорию нарушения владения» (trespass), или небрежности (negligence), или нарушения пользования (disturbance) и т. п. Словом, он должен относиться к какому-либо из типов деликта, признаваемых по английскому праву, которое и в этом отношении сохранило в большей степени старые формы «общего права», чем, например, право США. Из данной особенности английского права суды вывели коллизионные принципы в отношении гражданско-правовых деликтов.  
Английские суды обсуждают деликты, совершенные за границей, на основе английского права, а не на основе права той страны, где совершено правонарушение. Никакой иск из правонарушения не может быть предъявлен в Англии, если действие или бездействие, хотя бы и являющееся правонарушением по закону места его совершения, не могло бы создать права на иск при его совершении в Англии.  
Однако влияние закона места совершения право нарушения все же не полностью игнорируется английскими судами: ответчик по иску из правонарушения может защищаться ссылкой на то, что его действие или упущение, причинившее вред, является законным или «простительным» с точки зрения права той страны, где действие или упущение имело место, и такое возражение должно быть принято во внимание судом.[28] 
В основном же правовые системы (кроме английской) рассматривают обязательства из правонарушений по закону места совершения правонарушения. 
Что касается того, что признается местом совершения правонарушения, то в доктрине США признается применение закона места, где обнаружены вредные последствия действий ответчика; однако в делах о причинении смерти лицу суды применяют закон места совершения акта.[29] 
 
Принцип валюты долга. Доктрина об особой «валютной привязке» гласит, что тот, кто заключил договор в определенной иностранной валюте, тем самым в вопросах валюты подчинился право порядку государства, которому принадлежит данная валюта. 
Классическим примером является закон США от 5 июня 1933 г., который в момент отхода доллара от золотого паритета объявил, что все денежные обязательства в золотых долларах погашаются бумажными долларами по номиналу доллар за доллар; золотая оговорка аннулируется и запрещается на будущее время. Вследствие весьма широкого использования американской валюты в денежных расчетах всякого рода вне США в судебной практике различных стран (Англии, Франции, Скандинавских государств) возникали коллизионные вопросы о применении к долгам, выраженным в золотых долларах, американского закона об аннулировании золотой оговорки. (На таком применении настаивали должники по подобного рода обязательствам.) Западноевропейская практика решительно склонялась к тому, что по долгу, исчисленному в золотых долларах, нет оснований признавать недействительность золотой оговорки на том основании, что закон США ее аннулировал, если только статутом обязательства не является право США. Другими словами, в этом вопросе применялась привязка не к закону валюты долга, а к закону, которому подчинено данное обязательство в целом. Привязка к закону валюты долга здесь, таким образом, не получила применения. 
В советской доктрине международного частного права данный принцип широко критиковался различными авторами. 
 
Принцип иммунитета государства в коллизионном праве. Из начала государственного суверенитета вытекает, что иностранное государство не подчинено местной юрисдикции и местному праву, поскольку на то нет прямого согласия этого иностранного государства (иммунитет иностранного государства). 
Указанный принцип приводит к тому, что в гражданско-правовых отношениях государства с иностранными юридическими и физическими лицами должно применяться, как правило, право данного государства, если со стороны его компетентного органа нет прямо выраженного согласия на применение иностранного права. Такое соглашение (в форме договорного изъятия из начала иммунитета государства) было выражено во многих советских торговых договорах с иностранными государствами (применительно к торгпредствам). 
В нашей литературе неоднократно подчеркивалось, что такие договорные изъятия не колеблют самого принципа, а наоборот, имеют предпосылкой этот принцип, подтверждают его.  
В англо-американской доктрине и практике встречаются мнения о том, что совершение торговых сделок органом иностранного государства само по себе свидетельствует якобы об отказе данного государства от прерогатив иммунитета, вытекающих из принципов государственного суверенитета. Отсюда – стремление подчинить органы другого государства, совершающие торговые сделки, местной подсудности и местному праву независимо от наличия или отсутствия согласия данного государства на такое подчинение. Эта теория «торгующего государства» не соответствует, однако, общепризнанному началу государственного суверенитета. 
Положение, согласно которому государство, совершившее гражданскоправовую сделку, подчиняется в принципе собственному праву, ныне в западной доктрине и практике уступило место противоположному взгляду, по которому такая сделка подчинена общим началам коллизионного права. 
С вопросом государственного суверенитета в коллизионном праве тесно связан принцип использования оговорки о публичном порядке. Данный вопрос в свое время был глубоко исследован М. В. Корецким применительно к англо-американской доктрине международного частного права. 
Оговоркой о публичном порядке пользуются для того, чтобы отказаться применять иностранный закон, хотя по принципам международного частного права он должен применяться. Но на вопрос, в каких случаях можно прибегать к этой оговорке, каково содержание ее, нам ни литература, ни судебная практика англо-американского коллизионного права не дают однозначного ответа. Более того, как отмечает М. В. Корецкий, мы наталкиваемся даже на признание невозможности дать не только общее, но и какое-либо определение.[30]  
 
Из всех перечисленных начал англо-американской доктрины основным является территориальный принцип. Остальные принципы носят производный характер. Господство территориального начала в коллизионной доктрине «общего права» объясняется тем доминирующим положением, которое долгое время (почти до конца XIX века) занимала Англия в мировой торговле и которое США с начала их возникновения заняли на американском материке. Отсюда стремление подчинить иностранцев, вступающих в деловые отношения с местными фирмами, собственному праву.  
Территориальный принцип в англо-американском праве служит также исходным началом при разрешении вопросов о дееспособности иностранцев: личным законом, как уже было сказано ранее, в англо-американском праве является не закон гражданства, а закон домицилия (местожительства лица). Этот критерий служит средством для судов США и судов британских доминионов распространить действие местного права на многочисленных иммигрантов из-за границы.  
Англо-американская доктрина международного частного права, которая с момента возникновения была проникнута духом территориализма, используется британскими и американскими судами в эпоху империализма для того, чтобы навязать свое право в качестве основы для торговых сделок с иностранцами. 
 
 
 
2.3. Принцип «comity» и его значение в доктрине и практике международного частного права США и Англии.  
 
Признание прав, приобретенных на основании иностранного закона, происходит в силу comity – международной вежливости. Британские и американские коллизионисты неоднократно указывали на то, что концепция comity в том смысле, как она рецепирована англо-американским правом, не означает отрицания правовой обязанности судов в признании прав, возникших под действием иностранных законов, а означает лишь, что коллизионные нормы, применяемые судами общего права, являются внутренним, национальным правом в том же смысле, как и материальные нормы права. Такова в действительности доктрина comity, как она сформулирована в большинстве судебных решений. Однако в некоторых решениях суды ссылались на comity для того, чтобы указать на необходимость признания прав, вытекающих из иностранного закона, и на то, что отказ от признания таких прав означал бы нарушение некоторых обычаев международного общения. Подобная ссылка, например, имеется в британском решении 1921 года по делу Лютера Сегора, вынесенном судьею Скретоном, в котором суд признал действие советских декретов о национализации частной собственности и подчеркнул, что непризнание этих декретов «было бы серьезным нарушением comity».[31] 
С другой стороны, в практике судов США встречаются случаи использования концепции comity для того, чтобы подчеркнуть якобы необязательность признания судом каких-либо прав, основанных на иностранном законе, или для того, чтобы указать, что признание действия иностранного закона означает акт вежливости в отношении соответственного иностранного государства, которое возможно лишь на основе взаимности.  
Вообще comity остается весьма расплывчатым понятием в доктрине и практике судов «общего права», и они иногда используют эту концепцию для того, чтобы ограничить права иностранцев или сферу признания прав, возникших под действием иностранного закона, в интересах монополистических организации своей страны. 
 
Для того чтобы сузить область признания таких прав, англо-американская практика использует широкую концепцию гражданско-процессуальных отношений, характерную для «общего права». Многие вопросы, которые в континентальном праве относятся, безусловно, к материальному гражданскому праву, в странах «общего права» считаются вопросами гражданского процесса (например, институт погасительной давности, институт зачета встречных однородных требований, а иногда и вопросы распределения бремени доказывания или вопросы об исчислении убытков). Это дает возможность подчинять такие вопросы закону суда и таким путем исключать их из сферы действия иностранных законов. 
Корецкий показал, что эволюция comity привела к тому, что оно «превратилось в одно из понятий, обосновывающих обязательность соблюдения принципов международного частного права». «В применении к делам, затрагивающим интересы СССР, реакционные судьи пытались усложнить условия применения этого принципа: они связывали его применение: а) с признанием, б) со взаимностью и в) с требованием сходства институтов».[32] 
Здесь обратимся опять к историческим аспектам проблемы с тем, чтобы более полно представить себе сущность понятия «comity». 
К тому моменту, когда английские и американские суды решали дела, затрагивающие интересы СССР, когда суды должны были выяснить свое отношение к советскому праву, comity уже превратилось, как было отмечено, в одно из понятий, обосновывающих обязательность соблюдения принципов международного частного права. После признания Англией Советского государства английские суды применяли советское право всегда, когда согласно принятым конфликтным нормам применение его было обязательным. К «comity» они почти не прибегали и только в деле страхового общества «Россия» английские юристы пытались, используя соmitу, обязать Советское государство, чтобы оно признало законность полномочий бывшего представителя национализированного общества. 
Но в США, правительство которых долгое время не признавало Советского государства, суд использовал соmity, против Советского государства.  
Суды связывали comity с признанием и отсюда делали вывод: раз Советское государство не признано, следовательно ему незачем оказывать comity. Уже в одном из первых дел, в котором непосредственно принимало участие советское государство в качестве истца, вопрос о comity был поставлен в связи с непризнанием.  
Это было делом по иску Советского государства к Чибрарио, мошеннику, которому удалось, в результате мошеннических махинаций, получить около миллиона долларов. Суд поставил вопрос о том, может ли Советское государство предъявить иск в американском суде? Право предъявления иска суд связывал с comity. В соmitу он отказал Советскому государству. Суд утверждал, что он не обязан предоставлять comity, что предоставление соmity зависит от доброй воли Соединенных Штатов Америки, что для соmitу нужна взаимность. Суд говорил: «Нельзя требовать соmitу как право (right). Оно – милость (favor)».[33] Но кто дает эту милость? Как мы знаем, всегда подчеркивалось, что соmitу есть соmitу наций, а не судов, причем это подчеркивалось для того, чтобы суды не отказывали в соmitу тогда, когда интересы нации, интересы государства в целом требавали его предоставления. Подчеркивали, что comity понимали как comity наций для того, чтобы оно могло служить базой международного права. А судья, входя в противоречие с данным положением, говорит: «Соmitу не произвольная милость, это не милость, даруемая Судом». И, повторяя слова решения по делу Bank of Augusta У. Earle, направленному против северных штатов, он добавляет: «Управляет не comity судов, а comity нации». Старая формула зазвучала: по-новому. Там, в деле Bank of Augusta, на основе этой фор мулы требовали платежа по векселю, от уплаты по которому уклонялись, прячась за местные законы, за местные суды. Здесь же, в деле Чибрарио, на основе этой формулы добивались освобождения жулика от обязанности возвращения захваченных им денег. Суд перекладывал вину на свое правительство. Но здесь речь шла только о праве предъявления иска. Это право не связано с соmity. Известный американский юрист Borchard говорит: «Предоставление права искать – это больше, чем проявление дипломатического соmitу. Это элементарное следствие права обладать собственностью».[34]  
Непризнание Советского государства не было отрицанием существования Советского государства, не означало лишения Советского государства собственности. А раз Советское государство имело совою со6ственность в США, то необходимо было дать возможность защищать эту собственность. 
Понимая, чтo доводы суда в этой части лишены юридических оснований и никого не смогут убедить, суд стал искать других обоснований: он приписал соmitу черты взаимности. Он утверждал, что comity должно быть взаимно, что оно предполагает дружественность (friendship), господство справедливости и правосудия. Дружественность в международном праве означает отсутствие состояния войны. У Советского государства не было войны с США. Правительство Соединенных Штатов отказывалось признать Советскую страну, а суд заявил, что нет взаимности со стороны Советского государства, следовательно, нельзя дать право защиты собственности Советскому государству. Но, независимо от этого, такое требование взаимности лишено международно-правовых оснований. В определении comity, которое дает Webster, цитированном в решении суда, нет ни слова о взаимности. Свод конфликтного права в комментарии к § 6 прямо отвергает мысль, будто доктрина comity связана со взаимностью.  
Цитируя одно из старых дел, суд говорил: «То, что именуется соmitу нации, является формальным выражением и, конечно, следствием того взаимного уважения, которое в цивилизованном мире каждая суверенная власть оказывает другой суверенной нации и ее актам. Источник соmitу – в чувстве взаимного уважения, основанном на тождестве положении и сходстве институтов».[35] В решении Fisher У. Fielding, на которое судья сделал ссылку, и которое он процитировал, шел вопрос об осуществлении решения, вынесенного в Англии. Тогда у судьи могли прозвучать нотки «о сходстве институтов». Но никогда в американской практике не ставился вопрос так, что соmitу предоставляется только тому государству, которое имеет сходную политическую систему.  
Можно указать, например, на дело Кing of Prussia У. Kueppers аdministrаtiоn.[36] Некто Kuepper, бывший почтовый чиновник, служивший в Прусском королевстве, присвоил себе свыше 7 тысяч немецких марок и убежал в Америку. Он поселился в городе Сен-Луи штата Миссури и умер там летом 1849 года. От имени прусского короля был предъявлен иск к администратору о том, чтобы украденные Kuepper деньги были возвращены Прусскому королевству. Тогда (в 1856 г.) судья, удовлетворяя претензии Прусского королевства, говорил, что «хотя иностранные законы могут осуществляться властью таким путем, который не согласен с духом нашей Конституции, но нет резона, почему они не могут быть осуществлены против тех, на которых возложены обязательства по законам того государства». 
В ноябре 1933 года правительство США признало правительство СССР. Суды США не могли уже отказывать Советскому государству в comity. Тогда некоторые судьи (так, судья Donneley в делах Московского cтpaxoвого oт огня общества и др.) стали подчеркивать добровольный (что они без всяких основании приравнивали к произвольному) характер comity. До признания судьи говорили: мы не можем предоставить соmity, потoму что этo дело правительства, а не наше. После признания: те же судьи говорили: мы можем не предоставлять comity, хотя правительство признано. Суд этим нарушил принцип, имеющий уже столетнюю давность: comity предоставляют (и в нем отказывают) не суды, а нации, правительства. 
Соmitу, как уже было сказано, было связано с проблемой «приобретенных прав» (vested rights). При comity идет речь не столько о законах, порождающих права, сколько о правах, порожденных законом. Те же причины, которые вели к comity, вели к защите «приобретенных прав». Впервые о приобретенных правах английской cyдебной практике заговоpили в 1811 г. Это была эпоха буржуазных революций и нарастающей реакции. Английский капиталист стремился охранить от революции свои права, добытые им в абсолютистских государствах, в своих колониях. Scott в деле Dalrymple у. Dalrymple (1811 г.) (оно касается брачного права) говорит об охране приобретенных прав.[37]  
Когда стала выявляться потеря Англией промышленной монополии, тогда в практике и литературе сильнее стали подчеркивать необходимость охраны приобретенных прав. Поэтому Phillimore писал: «Все дело в том, чтобы права, приобретенные под господством законов одной страны, не сделались недействительными оттого, что приобретатель перенесет эти права под господство законов другого государства». 
 
 
3. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ И ЧЕРТЫ АНГЛО-АМЕРИКАНСКОЙ ДОКТРИНЫ МЕЖДУНАРОДНОГО ЧАСТНОГО ПРАВА.  
В данной главе будет дан сравнительно правовой анализ англо-американской и континентальной доктрин международного частного права, а также освещены новейшие течения в рамках самой англо-американской доктрины, определяющие ее особенности на современном этапе. 
Процесс интеграции, происходящий в странах Европы, затронул среди прочего и вопросы международного частного права, что позволяет нам говорить о неуклонном формировании европейского международного частного права, которое уже сегодня представляет собой нечто большее, нежели просто сумму частей. 
Коллизионное право США и Англии, напротив, по-прежнему сохраняет свою самобытность, обусловленную своеобразием исторического опыта. 
Вместе с тем, европейское право и коллизионное право США и Англии всегда находились в состоянии своеобразного диалога и взаимного влияния, что проявилось даже на уровне терминологии, используемой в этих столь различных правовых системах. 
Так, само название «коллизионное право», широко используемое в американской доктрине и практике, было создано, как уже отмечалось» европейской школой голландских коллизионистов XVII века, в то время как понятие «международное частное право», закрепившееся в большинстве государств Европы, было впервые предложено выдающимся американским юристом Дж. Стори. 
Однако в целом между европейским международным частным правом и американским коллизионным правом по-прежнему сохраняются существенные различия, которые не только не сгладились с течением времени, но и приобрели еще более выраженный характер. 
Рассмотрим наиболее характерные различия между двумя системами, позволяющие говорить о двух различных стилях решения коллизионной проблематики. 
 
В доктрине и практике США и Англии предмет международного частного права традиционно именуется «конфликтным» или «коллизионным» правом (law of conflict of laws). 
Помимо вопросов, связанных с выбором компетентного правопорядка в случае коллизии законов различных штатов или государств, к предмету коллизионного права в англо-американской доктрине относятся и такие вопросы, как проблемы коллизионной юрисдикции (conflicts jurisdiction), а также признание и приведение в исполнение иностранных судебных решений. 
Подобный довольно широкий подход к предмету американского коллизионного права объясняется тем, что в правовой системе США и Англии необходимость и уместность применения права суда в отношении конкретного спора непосредственно зависит от решения вопроса, должна ли осуществляться юрисдикция штата над ответчиком, находящимся за пределами территории штата. 
По сути, возможность осуществления юрисдикции над таким ответчиком создает необходимую, хотя отнюдь не решающую, предпосылку для возможного выбора права штата суда. Вместе с тем, если суд штата признает необоснованность осуществления своей юрисдикции по отношению к определенному делу, вопрос о выборе права не будет даже рассматриваться. 
Кроме того, коллизионная проблематика рассматривается в США в значительной мере в качестве вопросов конституционного права, в частности, в контексте таких сугубо конституционных концепций, как «надлежащая правовая процедура» (Due Process of Law), «равная защита перед законом» (Equal Protection of the Laws), «полное доверие и признание» актов и судебных решений других штатов (Full Faith and Credit to the acts and judgments of sister states). 
Как сформулировал в этой связи Верховный суд США в решении по делу Allstate Insurance Co. v. Hague, для признания выбора материального права какого-либо штата соответствующим положениям конституционного права США необходимо, чтобы этот штат имел «существенную связь» (significant contact) или «существенную совокупность связей», создающую интерес данного штата таким образом, чтобы выбор права этого штата не являлся бы ни произвольным, ни явно несправедливым. 
Поскольку федеральные конституционные гарантии надлежащей правовой процедуры и равной защиты перед законом применяются по отношению к «лицам», а не к «гражданам», эти конституционные концепции применимы не только к межштатным, но также и к международным коллизиям, в том числе и к лицам, не являющимся гражданами США. 
В вопросах коллизионной юрисдикции в судебной практике решающим конституционным тестом по прежнему остается требование наличия «минимальной связи» (minimum contacts), впервые сформулированное в решении Верховного суда США по знаменитому делу International Shoe v. Washington, и позднее уточненное в ряде других решений Верховного суда. 
Еще одной важной отличительной особенностью американского коллизионного права является то обстоятельство, что за исключением некоторых упомянутых конституционных вопросов коллизионное право в целом является частью правовых систем отдельных штатов, а не частью федеральной правовой системы. 
На практике это означает, что вместо коллизионного права США как такового правильнее говорить о коллизионных нормах отдельных штатов. Причем даже федеральные суды, решая дела с участием «граждан» различных штатов, обязаны руководствоваться коллизионными нормам того штата, в котором расположен данный федеральный суд. 
Такое многообразие коллизионного права в США и отсутствие единого подхода неизбежно ведет к значительным сложностям в процессе решения межштатных и международных коллизий. 
Что касается европейских стран, то вопрос о предмете международного частного права решается в них по-разному. Наиболее узкий подход присущ праву ФРГ, а наиболее широкий – Франции. 
Таким образом, если американская доктрина и практика коллизионного права исходит прежде всего из процессуальных позиций, то европейское права во главу угла ставит вопросы поиска компетентного правопорядка. 
 
В европейском международном частном праве выкристаллизовались три вида коллизионных норм: 1) национальные или внутренние коллизионные нормы (т.е. нормы, закрепленные в национальных (внутренних) правовых источниках); 2) международные коллизионные нормы (т.е. нормы, содержащиеся в международных конвенциях, а также в судебных решениях и комментариях, интерпретирующих эти конвенции); 3) наднациональные (супранациональные) коллизионные нормы, закрепленные главным образом в регламентах и директивах Комиссии ЕС. 
Строго говоря, согласно господствующей теории, только законодательство является юридическим источником международного частного права в большинстве европейских стран. Однако на практике наиболее важные судебные решения апелляционных судов, а также доктрина играют в этой отрасли права особенно заметную роль, что на первый взгляд делает грань между европейским международным частным правом и коллизионным правом США менее уловимой. 
Как известно, в отличие от прецедентного общего права, континентального права всегда находилось под значительным влиянием доктрины. Причем европейские теоретики международного частного права всегда оказывали большее влияние на судебную практику, чем американские ученые-юристы. 
Вместе с тем, в коллизионном праве США и Англии прецедент и поныне играет решающую роль, в то время как законодательных актов в этой области совсем немного. Кроме того, в странах Европы законы в качестве источников права традиционно пользуются большим авторитетом, чем в США и Англии. 
В целом можно даже сказать, что в сфере международного частного права различие между континентальным и общим правом продолжает усиливаться. 
В отличие от европейского международного частного права, характерной особенностью американского коллизионного права является то, что его нормы направлены в основном на решение не столько международных, сколько межштатных (интерлокальных) коллизий. 
Несмотря на то, что особенно в последнее время в американской юридической литературе стали раздаваться голоса, призывающие к проведению более четкой границы между межштатными и международными коллизиями, и, соответственно, между коллизионным правом и международным частным правом, большинство американских коллизионистов по-прежнему продолжают игнорировать разницу между этими сферами. Поэтому не случайно в монографиях и учебниках американских авторов по коллизионному праву проблемы международных коллизий освещаются лишь в незначительном объеме, а в американских школах права, как правило, рассматриваются лишь попутно и в конце курса по коллизионному праву. 
Все это придает коллизионному праву США и Англии не столько международный, сколько довольно изолированный от международной проблематики локальный характер. 
 
Европейское международное частное право отличается от американского коллизионного права большей степенью ясности и определенности коллизионных норм, а также большей системностью и логической связностью этих норм. 
В период доминирования Первого свода коллизионного права США (1934) американское коллизионное права имело больше сходных черт с европейским международным частным правом, однако после «коллизионной революции» пятидесятых годов и создания Второго свода коллизионного права (1971) произошел радикальный разрыв между двумя системами. 
Наиболее заметное влияние на «коллизионную революцию» оказали взгляды таких американских юристов, как Карри, Эренцвейг, Каверс, Лефлар, фон Мерен, Траутман и Вайнтрауб, о чем будет подробнее сказано ниже. 
В то же время теории упомянутых авторов затронули в основном вопросы обязательственного права (деликты и контракты) и практически не коснулись таких вопросов, как статус субъектов права, право собственности, семейное право и право наследования. 
Попробуем обобщить наиболее принципиальные различия стилистического плана между европейским международным частным правом и современным коллизионным правом США в «постреволюционный» период. 
Во-первых, наиболее рельефное различие между двумя системами связано с взаимоотношениями между материальным и коллизионным правом. 
Традиционно считается, что если материальное право нацелено на достижение наилучшего «материального» решения, то коллизионное право стремится к достижению наилучшего «пространственного» результата. 
В европейском международном частном праве между материальным и коллизионным правом сохраняется вполне отчетливая граница, тогда как в американском коллизионном праве такого четкого разграничения не существует. Скорее коллизионное право является гранью материального права и, как заметил немецкий коллизионист Г. Кегель, «коллизионное право исчезает в «черной дыре» материального права».[38] 
Во-вторых, что в американском коллизионном праве, в отличие от европейского, юридический процесс подменяет материальное право, а это приводит, к отсутствию в американской доктрине и практике грани между коллизионным и международным публичным правом. Особенно это заметно в теории «правительственного интереса» профессора Карри, из которой следует, что государство заинтересовано в применении не только своего публичного, но и частного права. К слову сказать, американские юристы (возможно, в силу неразвитости теории государства и права) вообще слабо осознают разницу между публичным и частным правом. 
На практике такой подход не может не вести к широкому применению американскими судами lex fori ко всем правоотношениям с иностранным элементом. 
Таким образом, по мнению отдельных авторов, в американском коллизионном праве нормы подменены процедурой, а предмет международного частного права – его методом.[39] 
В общем, если европейское международное частное право – это прежде всего право коллизионных норм, то американское коллизионное право все более смещает акцент с норм на методологию разрешения коллизий. 
Известный американский коллизионист М. Рейман по этому поводу пишет: «Следовательно, американский наблюдатель найдет большую часть европейского коллизионного права удивительно ясной и определенной, и вместе с тем подозрительно жесткой и догматичной; тогда как европейский юрист, вероятно, увидит американский коллизионный процесс как безнадежно запутанный многофакторными тестами и беспринципными решениями ad hoc».[40] 
 
Различия между Европой и англо-американской доктриной в ценностных подходах к коллизионной проблематике обусловлены прежде всего их культурно-историческими особенностями. 
В связи с тем, что США – это страна иммигрантов, представляющих разнообразные культуры, и имеющая относительно краткую историю, американскому обществу и его правовой культуре свойственны гибкость, изменчивость и индивидуализм. При этом Соединенные Штаты восприняли многие особенности английской правовой системы.  
Европейские страны, наоборот, в основном старые государства с относительно гомогенным в этническом плане населением и древними историческими традициями. Исходя из этого, ценностную основу европейских стран составляют такие юридико-социальные ценности, как стабильность, последовательность и стремление к социальному равенству. 
В европейском МЧП определенность коллизионных норм считается более важной ценностью, нежели их гибкость. Именно поэтому в данной системе права предпочтение отдается закону как основному источнику, что, в свою очередь, способствует тенденции к кодификации коллизионных норм. 
Как полагают европейские коллизионисты, применение определенных коллизионных формул с жесткими привязками за редким исключением не должно вести к несправедливым результатам. 
В тех же случаях, когда европейским странам не удается достичь консенсуса по каким-либо конкретным вопросам коллизионного права, законодатель временно оставляет эти вопросы на усмотрение доктрины и судей. Так, например, когда европейским странам не удалось прийти к единству мнений относительно коллизионных норм в сфере деликтного права, им пришлось ограничиться кодификацией в Римской конвенции 1980 года[41] лишь норм в области договорного права. 
Вместе с тем европейские коллизионисты осознают тот факт, что не во всех областях права целесообразно создание жестких коллизионных привязок. Так, к примеру, вслед за американскими коллизионистами европейцы предпочитают гибкие подходы в выборе права в международных контрактах. 
Если американские коллизионисты принимают и даже приветствуют неопределенность во имя гибкости, то европейские юристы стремятся к минимизации неопределенности коллизионных норм с помощью кодификации в законодательстве общих принципов и понятий международного частного права. 
Еще одним отличительным признаком европейского международного частного права является последовательная и организованная структура коллизионных норм в кодифицирующих актах. 
Европейский законодатель стремится к логичности и непротиворечивости системы коллизионных норм. 
Хорошей иллюстрацией в этом смысле является швейцарский федеральный закон о международном частном праве, который поделен на 13 глав.[42] 
Для европейского международного частного права большое значение имеет также такая ценность, как стабильность коллизионного законодательства. Европейское право вообще с большей осторожностью относится к экспериментам, и с точки зрения американских юристов выглядит довольно консервативно. 
Определенность, стабильность и последовательность европейского международного частного права направлены на достижение предсказуемости результатов, что рассматривается в качестве основной цели права. В то же время, подобно американским юристам, европейские коллизионисты понимают, что на практике достичь полной предсказуемости результатов применения коллизионных норм невозможно 
С точки зрения европейских коллизионистов, поскольку в каждом индивидуальном случае необходимо стремиться к достижению баланса между стабильностью коллизионных норм и требованиями справедливости, то некоторая степень гибкости коллизионных норм вполне допустима даже в ущерб предсказуемости результатов. 
Подводя итог сравнительному анализу европейского международного частного права и коллизионного права США и Англии, необходимо отметить, что обе системы права нуждаются в своеобразной конвергенции. Основой такой конвергенции можно считать принцип наиболее тесной связи, с помощью которого в последние десятилетия происходило «смягчение» довольно жестких норм европейского права. 
 
Традиционно на мировоззрении правоведов англо-саксонской правовой семьи в целом и американской в частности сказывается влияние философских идей Джона Локка (1632-1704), Томаса Гоббса (15М-1679) и Джона Дьюи (1859-1952), считающих приоритетными средствами постижения истины опыт и индуктивное мышление, которое заключается в извлечении общего из ряда разнообразных проявлений действительности и в отношении к этому общему как ключевой составляющей любого явления. 
Изначальное содержание коллизионных учений в США предопределено рецепцией почти всеми штатами системы общего права и фундаментальных идей английской правовой науки. Для английских судов, сталкивающихся со множеством споров, в которых участвуют не английские субъекты права, была найдена весьма удобная и универсальная формула разрешения международных коллизий правовых норм. Путем введения категории «приобретенное право» («aquired right», «vested right») английские судьи, декларативно соглашаясь охранить то имущественное правомочие лица, которое оно способно правильно доказать и доходчиво разъяснить, научились избегать применения чужого объективного права, возможно, не вполне известного или привычного английскому правовому мышлению. 
Американская доктрина международного частного права, провозглашающая защиту «приобретенных прав» и вместе с тем низводящая иностранную правовую норму, на которой основано такое приобретенное право, до уровня фактического обстоятельства по данному делу, содержит внутреннее противоречие, ибо охрана субъективного права предполагает признание действия той правовой нормы, на которой это право основано. «Признание английским судом составленного во Франции олографического завещания означает не что иное, как применение французского закона о форме завещательных распоряжений», – отмечает Л. А. Лунц.[43] Если же содержание иностранного законодательства устанавливается так же, как и всякое фактическое обстоятельство, то это может и не привести к охране приобретенных прав, т. е. прав, основанных на подлежащем применению иностранном законе. Несомненно одно: порядок установления содержания иностранного закона, основанный на применении правил доказательственного права (law of evidence), весьма расширяет сферу судейского усмотрения. Пользуясь этим, суды Англии и США неоднократно отказывали в признании действия социалистических законов под предлогом «недостаточной доказанности» их содержания; по существу, отказывали в признании прав, приобретенных под действием социалистического закона.  
В 1934 г. в США под руководством г-на Дж. Биля (J. Beale) был разработан рекомендательный Свод правил о конфликте законов (Restatement of the Law of Conflict of Laws). Теоретические воззрения Биля близки концепции vested rights английского правоведа Дайси (Dicey). Однако вскоре в функционировании vested rights были замечены недостатки, например, изменение общей картины в пользу значения территориальных привязок. Критиковался и механизм априорного исключения законодательства, стремящегося к распространению своего действия на конкретное отношение или субъектов. Суды штатов не могли удовлетвориться положением, при котором они были не в состоянии поддержать свои административные органы в осуществлении ими исключительной власти, так как компетенция последних попадала в зависимость от выбора либо даже произвольных действий лиц, приобретающих правовое подчинение за счет активности на соседней территории. 
Создавшееся положение объективно способствовало усилению авторитета тех ученых, которые с самого начала выступали против vested rights, видя в означенной доктрине неразрешимые противоречия, недостатки и практическую непригодность. К таким правоведам относится Вальтер В. Кук (Walter Wheeler Cook), последовательно критиковавший теорию vested rights. Кук являлся автором так называемой теории локального права (local law theory). Отрицая значение принципов, по которым решение суда может строиться на ином, чем его местонахождение, законодательстве, Кук подчеркивал, что для спорящих сторон более важно предвидеть поведение того суда, куда они намерены обратиться. Поэтому, полагал он, для определенности и однообразия результатов будет много плодотворнее не осложнять спор поиском применимой нормы в одном или другом законодательстве, а сосредоточиться на анализе прецедентов отдельно взятого суда. 
В соответствии с концепцией Кука суды должны быть избавлены от задачи постигать всю материю коллизионного права с такими его сложными институтами, как конфликт квалификаций, отсылка и т.д. Тезис о главенствующем значении судебной юрисдикции, а не коллизионной привязки, впоследствии стал ключевым для оппонентов vested rights и критиков первого Свода правил о конфликте законов. 
По мнению Кука, общие правовые начала вообще лишены реальности, познавательного и практического значения. «Субъективное право (right), обязанность (duty) и другие названия для правовых отношений представляют собой ... не названия предметов или реальных явлений … , а термины, посредством которых мы указываем друг другу, какое предвидение мы высказываем в отношении вероятного будушего события – поведения государственных должностных лиц». «Как практические юристы, мы интересуемся тем, чтобы знать, как определенные общественные власти - судьи, законодатели и др. - вели себя в прошлом с тем, чтобы мы могли предсказать их вероятное поведение в будущем».[44] 
«Утверждение, что по закону штата Нью-Йорк лицо «А» имеет при определенных обстоятельствах субъективное право и что на лицо «В» возложена определенная обязанность, является условным способом утверждения, что на основе некоторого предшествующего поведения определенных должностных лиц Нью-Йорка мы ныне предсказываем, что должностные лица Нью-Йорка будут вести себя определенным образом, если некоторые события будут иметь место и если эти должностные лица будут приведены в действие в надлежащем порядке со стороны потерпевшего лица».[45] 
Исходя из этого учения, Кук критикует классическую англо-американскую теорию «приобретенных прав» в международном частном праве.  
По мнению Кука, «суд, встречаясь с делом, содержащим иностранные элементы, всегда применяет собственное право. Но, поступая так, суд принимает и приводит в действие в качестве собственного закона норму, в общем идентичную или по крайней мере сходную с той нормой, которую он находит в системе права, действующей в другой стране, с которой связаны некоторые или все иностранные элементы данного дела». При этом речь идет об известной адаптации нормы, которая в иностранном суде была бы применена «не к данному фактическому составу, рассматриваемому судом, а к сходному, но чисто внутреннему фактическому составу, не связанному для этого иностранного государства с каким-либо иностранным элементом». Кук прямо подчеркивает, что в таких случаях «суд снабжает принудительной силой не иностранное субъективное право, а субъективное право, созданное по его (суда) собственному закону», понимая при этом термин «закон» или «субъективное право» в том смысле, который приписывается данным понятиям прагматической школой. 
Кук и его последователи придерживались методики определения области действия законодательной либо судебной юрисдикции, стремящейся преодолеть свою территориальную ограниченность для непрерывного и эффективного воздействия на подвластных ей субъектов, находящихся либо действующих за географическими пределами ее власти. Теория Кука имела некоторых известных последователей. Наиболее близким ему считается Альберт А. Эренцвейг (Albert A. Ehrenzweig). Эренцвейг допускал применение отдельных норм иностранного законодательства в исключительных случаях, когда они помогают лучше урегулировать возникший спор. 
Когда в США стали говорить о предпочтительности подхода, основанного на «поиске применимой нормы» («rule selection approach») вместо существовавшего до этого «определения компетентной юрисдикции» («jurisdiction selection approach»), учение Эренцвейга выделилось в качестве одного из изложений точки зрения о том, что норма права другого законодательства сама по себе способна руководить действиями судьи в процессе разрешения дел с участием субъектов различных штатов или государств. 
Учение Эренцвейга было многими воспринято как принципиальное отрицание международного частного права. Тезис о законе суда как основе коллизионного права следует признать внутренне противоречивым: самоограничение закона суда (в условиях существования правовых систем многих стран, при современном интенсивном обороте между этими странами) можно понять лишь как самоограничение в пользу того или иного компетентного иностранного законодательства, а не как самоограничение, создаюшее вакуум.  
В учебном пособии 1965 года проф. Эренцвейг внес в свое учение весьма существенные ограничения: он указывает, что его «теория о законе суда» (1ех fori theory) «имеет значение только в той узкой сфере (прежде всего касающейся деликтов), где коллизионное право не создало настоящих норм выбора закона.  
В трудах Эренцвейга получил развернутую разработку тезис о компетентном судебном органе («forum non conveniens»). Теория обосновывала отказ от разрешения споров ввиду неэффективности или территориальной отдаленности юрисдикционной власти, того судебного органа, в который обратились с иском для получения имущественного удовлетворения. Концепция forum non conveniens органически вошла в новый Свод правил о конфликте законов. 
Ученым, деятельность которого в большой степени оказала влияние на формирование новых коллизионных доктрин в США, считается Дэвид Ф. Каверс (David F. Cavers). С 1933 г. идея Каверса заключалась в том, чтобы не использовать такие коллизионные положения, которые устанавливают территориальную привязку к каждой разновидности юридического факта или правоотношения. Каверс аргументировал теоретическую невозможность реально полагаться на систему коллизионных норм. Наиболее подходящими для конфликтного права, считал он. будут являться «принципы предпочтений» («principles of preferences»). Принципы предпочтений должны определять «предпочтительный результат» разрешения коллизионной проблемы, т.е. выбор применимой материальной нормы как таковой, а не систему юридических правил какой-либо правовой системы («to choose between conflicting rules rather than legal systems»). 
 
В своих работах Каверс отмечал, что цель конфликтного права – не только получить определенность по вопросу о том, какое право будет регулировать обязательства частных субъектов, но и содействовать материальным целям правовых норм, независимо от того, в каком штате они изданы. Каверс считал, что в области правового регулирования обязательств из деликтов и договоров коллизионные привязки не только не нужны, но даже и не вполне уместны. Их должны заменить так называемые принципы, цель которых - задавать общее направление поиска нормы, в которой публичные интересы государственной власти выражены в наибольшей степени. 
Другим видным представителем новых подходов в коллизионном праве считается профессор Брейнерд Карри (Breinerd Currie), которого в американской юридической литературе именуют отцом «революции конфликтного права», видимо, потому, что в его работе «Избранные очерки конфликтного права» (1964) новая теория устанавления материального содержания коллидирующих норм нашла наиболее подробное теоретическое и сравнительно-правовое обоснование. Карри выделил особый вид коллизионных вопросов, когда ни одна разноместная норма не притязает на применение. Он предложил термин «дело, в котором отсутствует интерес» («no-interest case»), например, когда материальные правила по месту инкорпорации истца более благоприятны для ответчика, а законодательство ответчика содержит правила, благоприятствующие истцу. В таком случае штат истца не имеет интереса предоставлять особую степень защиты ответчику, а право ответчика не имеет особого интереса в защите истца. Карри ввел в употребление термин «правительственный интерес», в котором может находить воплощение цель издания конкретного правового положения. Основная цель конфликтного права, писал Карри, состоит в определении того, является ли коллизия норм подлинным конфликтом. 
Во многом за счет влияния и авторитета Карри, Каверса, Эренцвейга и Кука коллизионное право США было подвергнуто реформированию. Однако с начала 70-х г. после введения новых подходов в конфликтном праве концепция «vested rights» все же сохранила определенное значение. 
В наибольшей степени структура и содержание нового Свода правил о конфликте законов опирались на доктринальные разработки Виллиса Л.М. Риз (Willis L.M. Reese), который возглавил рабочую группу для его переиздания. Однако подробное знакомство с его трудами не позволяет говорить о том, что данный автор предлагал нечто концептуально новое или радикально преобразующее в сравнении с воззрениями других американских правоведов, которые включены в наш обзор особенностей американского конфликтного права. 
Несомненное выдающееся влияние Риза на юридическую науку и официальную законодательную концепцию заключается в другом. Для целей новой кодификации он выступил примирителем двух различных точек зрения по вопросу о том, каких методов разрешения коллизий следует придерживаться: теории «поиска применимой нормы» или «принципа регулирующей юрисдикции». Риз полагал, что в целом следует использовать оба подхода, во-первых, в зависимости от области вопросов (отрасли права), в которой заключена основная спорная проблема; во-вторых, смотря по тому, какой результат, по мнению суда, будет более удовлетворительным и эффективным при применении одного или другого метода и т.д.; в-третьих, в зависимости от того, что лучше впишется в практику суда в сочетании с его предыдущими решениями, основанными на методах, казавшихся ему предпочтительными, удобными, способными однообразно и однотипно стабилизировать судебную практику в пределах. 
Для примирения и координации двух концепций Риз вводит категорию «наиболее тесной связи», которая должна ориентировать судью, какие разноместные нормы и законодательства следует избрать для разрешения спора. Понятие «наиболее тесная связь», однако, следует сообразовывать буквально по произвольному выбору суда с семью принципами, которые могут быть положены в основу судебных решений по коллизионным вопросам. Во-первых, это требования межштатной и международной систем; во-вторых, политика, выраженная в нормах права суда; в-третьих, политика «штатов, имеющих интерес» и соответствующие интересы этих штатов в разрешении вопроса определенным образом; в-четвертых, защита обоснованных ожиданий сторон; в-пятых, основополагающая политика в регулировании отношений присущая определенным отраслям права; в-шестых, определенность, предсказуемость и единообразие результатов; в-седьмых, облегченность определения и применения норм. Соотношение между категорией “наиболее тесной связи” и упомянутыми принципами заключается в том, что каждый из них следует прикладывать к тому или иному фактическому составу для получения наиболее подходящего результата. 
 
Наиболее важным консолидированным актом в области конфликтного права считается Свод правил о конфликте законов – авторитетное руководящее изложение основных правил коллизионного регулирования. Однако то, что является основными руководящими документами для коллизионного регулирования в США, не имеет обязывающего значения для американских юрисдикционных органов. Подлежащие инкорпорации в законодательства отдельно взятых штатов, модельные законы и акты частной кодификации наиболее рационально приводят к единообразию судебную практику и представляют собой самые иллюстративные документы для суждения о направлении юридической мысли в США. 
Центральный раздел американского коллизионного права составляют положения о сфере действия юрисдикции или пределах судебной и законодательной компетенции. 
Авторитетные теории коллизионного регулирования базируются на определенных толкованиях конкретных статей Конституции США. Теория «приобретенных прав» получила нормативное основание в §1 ст. IV Конституции (публичные акты и судебные постановления штатов должны пользоваться признанием во всех других штатах). 
Следующей нормой Конституции США, на которой строятся принципы коллизионного регулирования, является положение § 2 ст. IV, устанавливающее равные права жителей штатов извлекать выгоды и преимущества из правовой защиты, предоставляемой законодательством любого штата («гражданам каждого из штатов предоставляются права и льготы граждан других штатов»). 
Третьим конституционным положением, руководящим для судов по коллизионным вопросам, является XIV поправка к Конституции о том, что штаты не должны принимать или использовать правила, которые бы ограничивали льготы и привилегии граждан или компаний США, либо отказывали бы в равной охране их прав, либо лишали бы его защиты в соответствии с должной правовой процедурой. Штат может применять к гражданам других штатов законы, ухудшающие их положение по сравнению с их собственным законодательством, но не должен устанавливать режим, мешающий осуществлению конституционных прав не своих субъектов. Таким образом, вопросы федерального ведения, касающиеся межштатной торговли, авторского права, антимонопольного законодательства, содержащие те или иные законодательные возможности, не могут быть решены властями штата в худшую для лиц из других штатов сторону. 
Поправка XIV предписывает также следовать должной правовой процедуре при осуществлении юрисдикции над субъектами различных штатов. В американской литературе данной формуле придается независимое содержание в аспекте коллизионного права, где под именем «должной правовой процедуры» стали понимать правильный выбор применимой нормы. 
Понятия «льготы», «привилегии» и «права», содержащиеся в названных конституционных положениях, имеют собирательное общеамериканское значение. Это служит достаточно эффективным средством унификации судебной практики в масштабе США, так как в раскрытии содержания этих терминов находит выражение все многообразие частных интересов и правомочий, претендующих на судебную защиту в различных фактических обстоятельствах на всей территории США, в федеральных органах и судах штатов. 
Отличительные черты коллизионных теорий в США наиболее заметно проявляются в формулировании и интерпретации основных институтов и категорий международного частного права, таких как публичный порядок, конфликт квалификаций, императивные нормы, обратная отсылка и отсылка к праву третьего государства и т.д. 
Оговорка о публичном порядке в США обладает некоторым своеобразием в сравнении с одноименной концепцией, получившей выражение в доктрине, практике и законодательстве других стран. 
Наиболее распространенный вариант оговорки о публичном порядке в США содержится в § 90 Свода правил о конфликте законов 1971 г. В буквальном переводе она звучит следующим образом: «Никакой имеющий иностранное основание иск, принудительное удовлетворение которого будет противоречить строгому публичному порядку права суда, не будет приниматься к рассмотрению». 
Формула публичного порядка, содержащаяся во втором Своде правил о конфликте законов, характерна для американской правовой системы. 
Главная особенность заключается в процессуальном контексте правила о публичном порядке, где устанавливается запрет принимать такие иски, юридическое основание которых противоречит публичному порядку. Как это следует из смысла редакции, американская формулировка обращена к судьям и их оценкам, а не устанавливает общее правило неприменения чужих правовых норм. 
Второе значимое различие в американской оговорке о публичном порядке усматривается в том, что она не ориентирует на исследование последствий применения иностранного права, а указывает на возможные неудовлетворительные свойства лишь требования, имеющего иностранное основание (cause of action). 
 
В первом Своде правил о конфликте законов (§ 7) применение института отсылки исключалось. В дальнейшем теория, устанавливающая необходимость применения коллизионных норм того иностранного государства, к которому может отсылать привязка lex fori, стала оказывать определенное влияние на концепцию правового регулирования. 
Со временем американское коллизионное право довольно широко усвоило основную идею правила об отсылке: ориентироваться не на то, что говорят иностранные нормы, а на то, как вообще должен поступить судья в другом государстве. Применительно к областям правового регулирования, где используются административные методы и текущий государственный надзор – банкротство, управление наследственной массой и т.п. - установлены правила, в соответствии с которыми должны применяться те нормы, какие использовал бы орган по месту открытия наследства или тамошний суд, принявший заявление о банкротстве. Эта (формула позволяет достичь максимального признания действия правовых норм конкретного штата, относящихся к осуществлению его Публичной власти. 
Такой важнейший принцип коллизионного регулирования, как автономия воли или свобода усмотрения участников договора определять применимое право отсылкой к избранному ими национальному законодательству, не сразу получил признание в США. В первом Своде правил о конфликте законов соглашения сторон о применимом праве не имели юридического значения, так как считалось, что для определения “национальности” договора достаточно знать либо место его заключения либо место его исполнения в зависимости от того, какой спорный вопрос требуется разрешить. Теория считала излишним признавать за сторонами возможность осуществлять «законодательные функции», поскольку для определения регулирующего законодательства достаточно было установить место возникновения правоотношения. Теоретики второго Свода правил о конфликте законов открыто признали такой подход непрактичным и высказались за самое широкое использование привязки, основанной на выборе сторонами применимого законодательства. 
Принцип автономии воли во втором Своде правил о конфликте законов в целом основывается на коллизионно-правовой концепции, согласно которой правило об автономии воли трактуется как разновидность территориальной привязки. Об этом говорит п. 2 §187- избранное право регулирует те аспекты заключения, действия, исполнения договора, которые стороны не могли бы разрешить при помощи прямо выраженных условий. В связи с этим очень многие вопросы действия автономии воли должны выясняться в соответствии с общей логикой коллизионного регулирования. Видимо, не могут применяться те императивные нормы, которые противоречат правилам избранного сторонами правопорядка. Имеются, однако, три изъятия из общего правила. Во-первых, не будет применяться право, избранное сторонами, если соответствующее государство не имеет существенной связи с договором и нет «других разумных оснований для выбора», например, лучшая разработанность права и т.д. В комментариях к статье дается весьма казуистическое разъяснение, что понимается под данной формулировкой. Оказывается, что результат усмотрения сторон должен игнорироваться, если стороны избрали право исключительно для азарта, желания «обременить» судью выяснением права и «умственными упражнениями» по этому поводу. Во-вторых, основные вопросы действительности, правоспособности и формы договора не могут затрагиваться автономией воли. Третье исключение обязано влиянию теории «анализа интересов» Карри. Она вводит императивное положение о том, что право, избранное сторонами, не применяется, если это противоречит основополагающей политике штата (государства), который наиболее заинтересован в регулировании отдельно взятого вопроса договорных отношений. Это право определяется по правилам установления применимого к договору права в отсутствие соглашения сторон о выборе права. На наш взгляд, здесь проявляется исключение из коллизионно-правовой концепции автономии воли в пользу материальной, содержание которой вытекает из правила о свободе договора во внутреннем праве. 
Особенность американского права заключается в том, что проблема конфликта квалификации здесь в основном понимается в узком смысле, в виде необходимости определить, к какой категории относятся нормы иностранного права, к которому судьи обязаны обратиться – к процессуальным либо материальным правовым положениям. 
Основные правила регулирования договоров и деликтов систематизированы, основаны на общих стандартах, единой теоретической проработке и приняты путем инкорпорирования модельных правовых актов: Restatei Tient Contracts, Restatement Torts и т.д. Правовые понятия, которые содержатся в коллизионных правилах, почти не отличаются друг от друга. Тем самым уменьшаются предпосылки для проблемы «скрытых межштатных коллизий». 
Положения нового Свода правил о конфликте законов сформированы таким образом, что фактические составы с межштатным элементом могут одновременно регулироваться нормами различных штатов независимо от того, к какому праву тяготеет так называемый статут обязательственного отношения или комплекс вещных прав на объект собственности. Этот принцип получил разработку в доктрине picking & choosing (буквально – «извлечение и избрание»), чему имеется эквивалентный термин во франкоязычной литературе «depeqage» (в переводе означающий «расчленение»). 
Анализ коллизионных положений американского права обнаруживает возможность разрешать отдельные вопросы нормами различной государственной принадлежности. Это правило имеет значение принципа, обоснованного спецификой правовой системы США - сосуществованием штатов с широкой нормотворческой компетенцией в рамках единого государства. 
В целом американская коллизионная теория создавалась в виде преобразованного наслоения различных влияний. Духовными предками нынешней эмпирической школы в США являются английские ученые-юристы. Теория приобретенных прав, пришедшая из Англии, несмотря на так называемую революцию конфликтного права, сохранила свое значение для корпоративного права, наследования, права собственности, семейного права. 
Новые подходы, основанные на установлении материального содержания норм различного местного законодательства, допускают аналогию с «теорией статутов». Она получила распространение в феодальной средневековой Европе, раздробленной на суверенные области. Политически подчиняясь королевской власти, каждая провинция держалась собственных норм и принятых обычаев как символов своей культурной или этнической обособленности. Регулирующий закон было принято определять по его содержанию и смысловой привязке к вещам (как территориальный) или лицам (как экстерриториальный). Таким образом, принудительность норм (законов) различных земель (кутюмов, латифундий) являлась более организованной. Как мы могли убедиться, похожая модель правовой регламентации стала получать распространение в США. 
 
 
ЗАКЛЮЧЕНИЕ  
В заключение сформулируем выводы, сделанные нами по ходу исследования. 
Англо-американская доктрина международного частного права по времени возникновения является более поздней, чем, скажем, итальянская доктрина статутов, французская доктрина XVII в., голландская доктрина статутов, а также немецкая доктрина международного частного права. 
В своем развитии англо-американская доктрина международного частного права прошла несколько этапов, крупнейшими из которых можно назвать следующие: а) зарождение американской доктрины коллизионного права; б) появление коллизионной доктрины Англии; в) параллельное развитие и «период общности» доктрины США и Великобритании; г) «революция международного частного права США» в 60-х гг. XX в. И дальнейшее углубление различий между доктринами США и Великобритании. 
Англо-американская доктрина международного частного права берет свое начало в доктрине голландских правоведов. Первоначальным базовым источником и началом англо-американской доктрины стал принцип «comity», рассмотрению которого посвящен отдельный параграф данной работы. 
Принципы международного частного права отражены в привязках коллизионных норм. Здесь мы имеем в виду специальные принципы коллизионного права того или иного государства, которые имеют практическую направленность на разрешение конкретного правового конфликта. 
Необходимость для каждого государства признавать в известных пределах права, возникшие под действием иностранных гражданско-правовых законов, означает, что коллизионное право является для каждого государства необходимым средством организации своего участия в международном общении: ни одна из стран-участниц такого общения не может обойтись без коллизионных норм. 
Из сказанного следует, что в отдельно взятом государстве принципы формулируются с особой спецификой, что находит отражение в особенностях практики данного государства. Поскольку гражданско-правовые отношения, возникающие в международной жизни, до сих пор еще регулируются совокупностью внутренних коллизионных норм, изучение коллизионного права данной страны в отрыве от коллизионного права других стран невозможно. Плодотворным может быть лишь изучение коллизионных норм различных стран в совокупности. Как уже было сказано, метод сравнительного правоведения в международном частном праве имеет неизмеримо большее познавательное и практическое значение, чем в какой-либо другой отрасли права. Изучение коллизионных норм различных стран в совокупности полезно в том отношении, что каждая конкретная коллизионная норма данного государства представляется вариантом некоторых общих для этих стран коллизионных начал, полученных путем обобщения конкретных, действующих в отдельных государствах коллизионных норм. 
Для того чтобы понять, насколько специфический характер носят принципы международного частного права в доктрине англо-американского права, достаточно вспомнить о специфике самой англо-саксонской системы права. Здесь практика идет вперед намного быстрее законодателя. Про систему права США обычно шутят, что ни один закон здесь не начинает действовать до тех пор, пока не будет хотя бы дважды применен судом. 
Среди принципов, широко и своеобразно используемых англо-американской доктриной и практикой международного частного права следует назвать: 
1) принцип «личного закона»; 
2) принцип «национальности юридического лица»; 
3) принцип местонахождения вещи; 
4) принцип закона, избранного лицом, совершившим сделку; 
5) принцип места совершения акта; 
6) принцип места совершения правонарушения; 
7) принцип валюты долга; 
8) принцип иммунитета государства в коллизионном праве; 
9) территориальный принцип; 
10) принцип comity. 
 
Последний принцип стоит особняком. Его существование в англо-американской доктрине и практике международного частного права обусловило сущность и специфику последнего. Можно сказать, что принцип comity является краеугольным камнем англо-американской доктрины международного частного права. 
Признание прав, приобретенных на основании иностранного закона, происходит в силу comity – международной вежливости. Британские и американские коллизионисты неоднократно указывали на то, что концепция comity в том смысле, как она рецепирована англо-американским правом, не означает отрицания правовой обязанности судов в признании прав, возникших под действием иностранных законов, а означает лишь, что коллизионные нормы, применяемые судами общего права, являются внутренним, национальным правом в том же смысле, как и материальные нормы права. Такова в действительности доктрина comity, как она сформулирована в большинстве судебных решений. 
Особое внимание принципу comity в своих исследованиях уделил М. В. Корецкий, изучивший историю появления данного принципа и практику его применения. 
Коллизионное право США и Англии по-прежнему сохраняет свою самобытность, обусловленную своеобразием исторического опыта. 
Вместе с тем, европейское право и коллизионное право США и Англии всегда находились в состоянии своеобразного диалога и взаимного влияния, что проявилось даже на уровне терминологии, используемой в этих столь различных правовых системах. 
Так, само название «коллизионное право», широко используемое в американской доктрине и практике, было создано, как уже отмечалось» европейской школой голландских коллизионистов XVII века, в то время как понятие «международное частное право», закрепившееся в большинстве государств Европы, было впервые предложено выдающимся американским юристом Дж. Стори. 
Однако в целом между европейским международным частным правом и американским коллизионным правом по-прежнему сохраняются существенные различия, которые не только не сгладились с течением времени, но и приобрели еще более выраженный характер. 
В доктрине и практике США и Англии предмет международного частного права традиционно именуется «конфликтным» или «коллизионным» правом. 
Помимо вопросов, связанных с выбором компетентного правопорядка в случае коллизии законов различных штатов или государств, к предмету коллизионного права в англо-американской доктрине относятся и такие вопросы, как проблемы коллизионной юрисдикции (conflicts jurisdiction), а также признание и приведение в исполнение иностранных судебных решений. 
Подобный довольно широкий подход к предмету американского коллизионного права объясняется тем, что в правовой системе США и Англии необходимость и уместность применения права суда в отношении конкретного спора непосредственно зависит от решения вопроса, должна ли осуществляться юрисдикция штата над ответчиком, находящимся за пределами территории штата. 
В вопросах коллизионной юрисдикции в судебной практике решающим конституционным тестом по прежнему остается требование наличия «минимальной связи» (minimum contacts), впервые сформулированное в решении Верховного суда США по знаменитому делу International Shoe v. Washington, и позднее уточненное в ряде других решений Верховного суда. 
Еще одной важной отличительной особенностью американского коллизионного права является то обстоятельство, что за исключением некоторых упомянутых конституционных вопросов коллизионное право в целом является частью правовых систем отдельных штатов, а не частью федеральной правовой системы. 
Наиболее заметное влияние на «коллизионную революцию» оказали взгляды таких американских юристов, как Карри, Эренцвейг, Каверс, Лефлар, фон Мерен, Траутман и Вайнтрауб. 
В то же время теории упомянутых авторов затронули в основном вопросы обязательственного права (деликты и контракты) и практически не коснулись таких вопросов, как статус субъектов права, право собственности, семейное право и право наследования. 
 
 
 
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК  
1. Алексеев С.С. Проблемы теории права: Курс лекций в двух томах. Свердловск, 1993. T. 1. 
2. Алексеев С.С. Теория права. М., 1993. 
3. Берман Гарольд Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М., 1998. 
4. Богуславский М. М. Международное частное право: Учебник.- 2-е изд., перераб. и доп.- М.: Междунар. отношения, 1999. 
5. Богуславский М.М., Ляликова Л.А., Светланов А.Г. «Экспортное законодательство США и международное частное право». – М., 1983. 
6. Бушев А. Ю. Коммерческое право зарубежных стран. – М., 2002. 
7. Бушев А. Ю., Макарова О. А., Попондопуло В. Ф. Коммерческое право зарубежных стран: Учеьное пособие / Под общ. ред. Попондопуло. – СПб.: Питер, 2004. 
8. Вилкова Н. Т. Договорное право в международном обороте. – М.: Норма. 2003. 
9. Вольф М. Международное частное право: М.,1948. 
10. Горшунов Д.Н. Частное право и особенности его восприятия в романо-германской и англо-американской правовых семьях (сравнительно-правовой анализ) // Сборник аспирантских научных работ. - Казань; Центр инновационных технологий, 2003. - Вып. 4. 
11. Господствующие доктрины коллизионного права США: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук / Монастырский Ю.Э.. - М., 1999. 
12. Гражданское и торговое право зарубежных государств: Учебник / Под ред. В. В. Безбаха. – М., 2001. 
13. Гражданское и торговое право зарубежных государств: Учебник для вузов / Общ. ред. Е. А. Васильева. – М., 2004. 
14. Давид Рене, Жоффре-Спинози Камилла. Основные правовые системы современности. М., 1997. 
15. Детлофф Н. Европейское коллизионное право недобросовестной конкуренции // Право и предпринимательство (зарубежный опыт): Сборник обзоров и рефератов. - М.; Изд-во ИНИОН РАН, 2003. 
16. Законодательство зарубежных государств: Обзорная информация. Международная унификация коллизионных норм семейного права. Вып. 3 / Швыдак Н.Г., Залесский В.В., Ковачев Д.А. и др.. - М.; Изд-во ВНИИСЗ, 1993. 
17. Звеков В. П. Международное частное право: Учебник для вузов. – М.: Норма. 2003. 
18. Иссад М. Международное частное право: М., 1989. 
19. Коллизионное право: Учебное и научно-практическое пособие / Тихомиров Ю.А.. - М., 2000. 
20. Кох Х., Магнус У., фон Моренфельс П. Винклер. Международное частное право и сравнительное правоведение. М., 2001. 
21. Критика буржуазных теорий по вопросам действия коллизионной нормы в международном частном праве: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук / Кольцов Б.И.. - М., 1973. 
22. Кудашкин В.В. Актуальные проблемы доктрины обхода закона в международном частном праве // Законодательство. - М., 2004. - № 3. 
23. Лалетина А.С. Коллизионные нормы, регулирующие имущественные отношения супругов в законодательстве иностранных государств // Московский журнал международного права. - М.; Междунар. отношения, 2004. - № 1. 
24. Лунц Л. А. Курс международного частного права: В 3 т. – М.: Спарк, 2002. 
25. Лунц Л.А. О некоторых чертах американской доктрины международного частного права // Вопросы международного права в теории и практике США. - М.; Изд-во ИМО, 1957. 
26. Матвеев Г.К. Международное частное право: М., 1985. 
27. Международное частное право: Перевод с английского / Вольф М., Лунц Л.А., Рапопорт С.М.. - М.; Иностр. лит., 1948. 
28. Международное частное право: Перевод с английского / Норт П., Чешир Д., Андрианов С.Н. и др.. - М.; Прогресс, 1982. 
29. Общая теория права и государства: Учебник / Под ред. В.В. Лазарева М., 1994. 
30. Общая теория права. Курс лекций / Под общей ред. В.К. Бабаева. Нижний Новгород, 1993. 
31. Общая теория права: Учебник / Под ред. В.К. Бабаева. М.: Норма. – М., 2003. 
32. Общая теория права: Учебное пособие для юридических вузов / Под ред. А.С. Пиголкина. М., 1994. 
33. Очерки англо-американской доктрины и практики международного частного права / Корецкий В.М.. - М.; Юрид. изд-во МЮ СССР, 1948. 
34. Перетерский И.С. Крылов С.Б. Международное частное право: М.,1959. 
35. Протасов В.Н. ТЕОРИЯ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА: ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ. Учебник. – М.: «Новый Юрист», 1999. 
36. Родионов А. Влияние кодификации американского частного права на договорное право ЕС // Международное публичное и частное право. - М.; Юрист, 2001. - № 4. 
37. Рубанов А.А. «Теоретические основы взаимодействия национальных правовых систем». – М., 1984. 
38. Светланов А. Г. Международные и межобластные коллизии // «Международное частное право: современные проблемы». – М. 1994. 
39. Теория государства и права: Курс лекций / Под ред. Н.И. Матузова и А.В. Малько. – 2-е изд., перераб. и доп. М.: Юристъ, 2001. 
40. Туманов В.А. О некоторых теориях в современной буржуазной доктрине международного частного права // Вопросы международного частного права. - М.; Госюриздат, 1956. 
41. Тынель А. и др. Курс международного торгового права. – М., 2004. 
42. Хропанюк В.Н. Теория государства и права. М., 1993. 
43. Чешир Д., Норт П. Международное частное право: М.,1992. 
 
 
 
 
 
[1] Лунц Л. А. Курс международного частного права: В 3 т. – М.: Спарк, 2002. С. 139. 
[2] Берман Гарольд Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М., 1998. С. 34.  
[3] Давид Рене, Жоффре-Спинози Камилла. Основные правовые системы современности. М., 1997. 
[4] Бушев А. Ю., Макарова О. А., Попондопуло В. Ф. Коммерческое право зарубежных стран: Учеьное пособие / Под общ. ред. Попондопуло. – СПб.: Питер, 2004. С. 24 
[5] Кох Х., Магнус У., фон Моренфельс П. Винклер. Международное частное право и сравнительное правоведение. М., 2001. С. 21.  
[6] Лунц Л.А. О некоторых чертах американской доктрины международного частного права // Вопросы международного права в теории и практике США. - М.; Изд-во ИМО, 1957. 
[7] Корецкий М. В. Очерки англо-американской доктрины и практики международного частного права. – М., 1948. С. 14. 
[8] Корецкий М. В. Очерки англо-американской доктрины и практики международного частного права. – М., 1948. С. 15. 
[9] Богуславский М. М. Международное частное право: Учебник.- 2-е изд., перераб. и доп.- М.: Междунар. отношения, 1999. 
[10] Господствующие доктрины коллизионного права США: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук / Монастырский Ю.Э.. - М., 1999. С. 14. 
 
[11] Теория государства и права: Курс лекций / Под ред. Н.И. Матузова и А.В. Малько. – 2-е изд., перераб. и доп. М.: Юристъ, 2001. С. 546. 
[12] Там же. С. 546.  
[13] Общая теория права: Учебник / Под ред. В.К. Бабаева. М.: Норма. – М., 2003. С. 112. 
[14] См., например: Алексеев С.С. Проблемы теории права: Курс лекций в двух томах. Свердловск, 1993. T. 1. C. 102-112; Общая теория права и государства: Учебник / Под ред. В.В. Лазарева М., 1994. С. 29—36, 94-111; Общая теория права: Учебное пособие для юридических вузов / Под ред. А.С. Пиголкина. М., 1994. С. 85—92; Алексеев С.С. Теория права. М., 1993; Общая теория права. Курс лекций / Под общей ред. В.К. Бабаева. Нижний Новгород, 1993. С. 128; Хропанюк В.Н. Теория государства и права. М., 1993. С. 163–164. 
[15] Протасов В.Н. Теория права и государства: проблемы теории права и государства: вопросы и ответы. Учебник. – М.: «Новый Юрист», 1999. С. 78. 
[16] Звеков В. П. Международное частное право: Учебник для вузов. – М.: Норма. 2003. С. 34. 
[17] Горшунов Д.Н. Частное право и особенности его восприятия в романо-германской и англо-американской правовых семьях (сравнительно-правовой анализ) // Сборник аспирантских научных работ. - Казань; Центр инновационных технологий, 2003. - Вып. 4. 
 
[18] Лунц Л. А. Курс международного частного права: В 3 т. – М.: Спарк, 2002. 
 
[19] Лунц Л.А. О некоторых чертах американской доктрины международного частного права // Вопросы международного права в теории и практике США. - М.; Изд-во ИМО, 1957. С. 15. 
 
[20] Критика буржуазных теорий по вопросам действия коллизионной нормы в международном частном праве: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук / Кольцов Б.И.. - М., 1973. С. 15. 
[21] Коллизионное право: Учебное и научно-практическое пособие / Тихомиров Ю.А.. - М., 2000. С. 25. 
[22] Господствующие доктрины коллизионного права США: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук / Монастырский Ю.Э.. - М., 1999. С. 18. 
 
[23] Гражданское и торговое право зарубежных государств: Учебник для вузов / Общ. ред. Е. А. Васильева. – М., 2004. 
[24] Лунц Л. А. Курс международного частного права: В 3 т. – М.: Спарк, 2002. С. 230. 
 
[25] Лунц Л. А. Указ. соч. С. 234.  
[26] Международное частное право: Перевод с английского / Норт П., Чешир Д., Андрианов С.Н. и др.. - М.; Прогресс, 1982. С. 46. 
[27] Лунц Л.А. О некоторых чертах американской доктрины международного частного права // Вопросы международного права в теории и практике США. - М.; Изд-во ИМО, 1957. С. 19. 
 
[28] Тынель А. и др. Курс международного торгового права. – М., 2004. 
[29] Туманов В.А. О некоторых теориях в современной буржуазной доктрине международного частного права // Вопросы международного частного права. - М.; Госюриздат, 1956. 
[30] Корецкий М. В. Очерки англо-американской доктрины и практики международного частного права. – М., 1948. С. 24. 
[31] Лунц Л. А. Курс международного частного права: В 3 т. – М.: Спарк, 2002. С. 133. 
 
[32] Очерки англо-американской доктрины и практики международного частного права / Корецкий В.М.. - М.; Юрид. изд-во МЮ СССР, 1948. С. 23. 
 
[33] Корецкий М. В. Указ. соч. С. 27. 
[34] Там же. С. 27. 
[35] Кох Х., Магнус У., фон Моренфельс П. Винклер. Международное частное право и сравнительное правоведение. М., 2001. 
[36] Корецкий М. В. Указ. соч. С. 29. 
[37] Лунц Л. А. Курс международного частного права: В 3 т. – М.: Спарк, 2002. с. 138. 
 
[38] Мережко А. Европейское международное частное право и коллизионное право США. – М., 2004. С. 6. 
[39] Господствующие доктрины коллизионного права США: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук / Монастырский Ю.Э.. - М., 1999. С. 16. 
[40] Коллизионное право: Учебное и научно-практическое пособие / Тихомиров Ю.А.. - М., 2000. С. 103. 
 
[41] Конвенция о праве, применимом к договорным обязательствам // Treaty Series. Volume 1605.- New York: United Nations, 1997. P. 59 - 156. 
[42] Звеков В. П. Международное частное право: Учебник для вузов. – М.: Норма. 2003. С. 33. 
 
[43] Лунц Л. А. Курс международного частного права: В 3 т. – М.: Спарк, 2002. 
[44] Критика буржуазных теорий по вопросам действия коллизионной нормы в международном частном праве: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук / Кольцов Б.И.. - М., 1973. 
[45] Господствующие доктрины коллизионного права США: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук / Монастырский Ю.Э.. - М., 1999. С. 18.