Сергей Есенин. Жизнь и творчество

Айседора  Дункан

Он был бездомен и бесприютен, когда в его жизнь  ворвалась Айседора Дункан, известная  американская танцовщица, приехавшая в красную Россию, чтобы открыть  студию танца для русских девочек.

Есть несколько  версий их первой встречи. Но все сходятся в одном: Айседора и Сергей сразу  понравились друг другу.  

Она увидела Есенина  и улыбнулась ему. Потом Дункан прилегла на диван, а Сергей Есенин пристроился  у ее ног. Айседора окунула руку в  его кудри и поцеловала в губы.

"Мальчишкой, целуя коров в  морду, я просто  дрожал от нежности... И сейчас, когда  женщина мне нравится, мне кажется, что  у нее коровьи  глаза. Такие большие,  бездумные, печальные.  Вот как у Айседоры", - говорил Есенин.

Она была талантлива, щедра и непосредственна как  ребенок, внутренне раскрепощена. Ее покорили трепетная нежность, детскость, незащищенность души поэта. Есенин напоминал  ей давно погибшего сына, и она  давала ему не только женскую, но и  материнскую любовь.

Она была на 18 лет  старше его. Он говорил только по-русски, а она - по-английски, французски и  немецки. Но они понимали друг друга.  

Через некоторое  время советское правительство  перестало субсидировать школу  Дункан, и она решила поехать в Европу, чтобы найти деньги. Желая ускорить оформление визы для Есенина, они решили официально зарегистрировать свой брак. Есенин и Европа друг другу не понравились.  

О Есенине и Дункан сохранилось много свидетельств современников. Эта пара поражала, вызывала любопытство, интерес, породила много  сплетен и толков.

Потом они уехали в Америку, где оказались в центре внимания прессы. После выступления она выводила на сцену Есенина, представляя его публике как "второго Пушкина". На вечере у поэта Мани-Лейба Есенин читал главы из книги "Страна негодяев". Вечер закончился скандалом. Выступления Айседоры Дункан в США стали невозможны. "В страшной моде здесь господин доллар. Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод, зато у нас есть душа, которую здесь сдали за ненадобностью в аренду под смердяковщину", - делился своими впечатлениями о загранице Есенин.

Сергей и Айседора возвратились в Россию в августе 1923 года. Приехав в Москву, они  нашли школу в жалком состоянии. К счастью, у Айседоры были чеки "Америкен экспресс" примерно на 70 000 франков.

Они с Сергеем  пробыли в Москве лишь несколько  дней, когда он исчез на несколько  недель. Айседора была встревожена  и думала, что с ним что-то случилось. Без конца до слуха ее доходили сплетни, будто по ночам его видели в ресторанах, обычно с женщиной. Так продолжалось несколько месяцев. Он возвращался только для того, чтобы выманить у него деньги, с  которыми можно было устраивать дебоши.

Какое это грустное, неблагодарное дело для женщины  с тонкой душой стараться спасти разнузданного пьяницу! Но Айседора никогда не чувствовала по отношению  к нему ни малейшего гнева. Когда  он возвращался, ему достаточно было броситься к ее ногам, как перед  Мадонной, и она прижимала его  златокудрую голову к груди и  успокаивала его". Наконец Сергей и Айседора расстались. 

Кабацкая  жизнь Есенина

Чего же хорошего?

Полный развал!

Шумит,

как Есенин в  участке.

Маяковский

Слава «хулигана  и скандалиста» прочно закрепилась  за ним — причем закрепилась в  письменной форме: тому свидетельством стихи самого Есенина. Первое «хулиганское» стихотворение поэта, которое, кстати, так и называется — «Хулиган», — относится к послереволюционному периоду и датируется 1919 годом. До этого были восторженные, полные ожидания «чудесной гостьи» — революции — стихи. В них поэт воспевал грядущие перемены в жизни страны и райский край Инонию, в котором все по-иному, лучше, чище, добрее. Край этот удивительным образом похож на родную деревню автора, преображенную и идеализированную. Но мечтам поэта не суждено было сбыться.

Грянула война, а  за ней — индустриализация всей страны, и от «мужицкого рая» пришлось отказаться. У Есенина не остается «любви ни к городу, ни к деревне». А отсюда недалеко и до кабака.

Он «нежно болен  вспоминаньем детства» и сожалением о былой свежести и «половодье чувств». Эта память о прежней  жизни в родном краю проявляется  в характере образов его поэтических  размышлений. Герой — такой же хулиган, как и дождь, как ветер; разгульная тоска точит его глаза, словно синие листья червь. Деревня  становится для него олицетворением прошлой, лучшей жизни 

И от прежней жизни  у него осталась одна радость —  дружба с «братьями нашими меньшими». «Средь людей я дружбы не имею», —  говорит о себе герой. Люди не способны ответить на его чувство, это чужой  и хохочущий сброд, не понимающий души поэта, а потому всячески ему  за это мстящий. Другое дело — звери: «Для зверей приятель я хороший». Герой  кланяется каждой корове с вывески, ему жаль бездомных собак —  ведь для него «братья — были и сестры — суки». Его знаменитый цилиндр — не для того, чтобы  производить впечатление на женщин: подобные желания кажутся ему  просто глупыми. В цилиндре «удобней»  давать овес кобыле — чтобы уменьшить  грусть, таящуюся в сердце. Отчего же грустно поэту? Возможно, потому, что  он одинок. Когда-то Блок писал о  таком одиночестве:

И я сам, опустясь головою,

Заливаю глаза вином,

Чтоб не видеть в  лицо роковое,

Чтоб подумать хоть миг об ином. 

Что-то всеми навек  утрачено.

Май мой синий! Июнь голубой! 

Поэт с болью  осознает глубину своего падения. Чувство  отвращения вызывает у него «пропащая  гульба». За подчеркнутой грубостью  и цинизмом скрывается сердце, открытое для любви и добра.

Последний цикл «хулиганских»  стихов — «Любовь хулигана». В  прошлом разгульная жизнь — любовь явилась как спасение. Ради любимой  герой готов бросить омут кабаков.

Теперь же все  не так. Он стал не тем, чем некогда  был. И это — последнее слово  в есенинской исповеди «хулигана». 

Галина  Бениславская

После Айседоры Дункан еще две женщины беззаветно пытались спасти погибающего поэта. Одна его любила, другая была его женой. Вернувшись из-за границы, Есенин со своими сестрами поселился у Галины Бениславской, которая стала для Есенина близким человеком, другом и помощником. "С невиданной самоотверженностью, с редким самопожертвованием посвятила она себя ему... Без устали, без ропота, забыв о себе, словно выполняя долг, несла она тяжкую ношу забот о Есенине". В 1924 - 1925 годах Бениславская во время отъездов Есенина из Москвы вела все его литературные дела. "Всегда Ваша и всегда люблю Вас", - заканчивала она все письма к Есенину. Но он, обременяя ее бесконечными поручениями, заверял лишь в нежной дружбе.

Через год после смерти Галина Бениславская застрелилась на его могиле 

Софья Толстая

В то время женой  Есенина была Софья Толстая, внучка Льва Толстого, чем он очень гордился. Любовь ее к Есенину была нелегкой. Софья Толстая была истинной внучкой  своего деда. Даже обликом напоминала его: вся в деда грубоватым "мужицким лицом, эта женщина редкого ума  и широкого сердца внесла в тревожную  кочевую жизнь Сергея Есенина  свет и успокоение. Но, видимо, было уже поздно. В конце декабря  Есенин сбежал из Москвы в Ленинград, не сказав ни слова ни жене, ни друзьям. О том, что пережила Софья Толстая, живя с Есениным в его черные страшные последние годы, писала своей приятельнице мать Софьи Толстой, Ольга Константиновна Толстая:  

"... Нет слов, чтоб  описать тебе, что я пережила  за эти дни за несчастную  Соню. Вся эта осень, со времени  возвращения их из Баку, это  был сплошной кошмар. И как  Соня могла это выносить, как  она могла продолжать его любить - это просто непонятно и, вероятно, объясняется лишь тайной любви.  А любила она его, по-видимому, безмерно... Его поступки... безумную, оскорбительную ревность - она все  объясняла болезнью и переносила  безропотно, молчаливо, никогда никому  не жалуясь...

В конце ноября или  начале декабря он сам решил начать лечиться и поместился в клинику, но скоро заскучал... Явился домой 21-го декабря уже совершенно пьяный с  бутылкой в руках... 23-го вечером мне  звонит Соня и говорит: "Он уехал..." И в первый раз в голосе Сони я почувствовала усталость, досаду, оскорбление. Тогда я решилась сказать: "Надеюсь, что он больше не вернется".  

Софья Толстая сохранила  ему верность и старательно берегла  все, что было связано с жизнью поэта, разбирала его архив, готовила к изданию его сочинения. Рядом  с обручальным кольцом она  всю жизнь носила медное кольцо, которое поэт шутя ей подарил. Оно  было очень широкое, и она его  сдавила, чтобы можно было носить. 

Трагический конец

Одним из последних  его произведений стала поэма "Страна негодяев" в которой он обличал  советскую власть. После этого  на него началась травля в газетах, обвиняя его в пьянстве, драках и.т.д. Последние два года жизни  Есенина прошли в постоянных разъездах: скрываясь от судебного преследования  он трижды совершает путешествия  на Кавказ, несколько раз ездит  в Ленинград, семь раз в Константиново.

В конце ноября 1925 из-за угрозы ареста ему пришлось лечь в психоневрологическую клинику. Софья  Толстая договорилась с профессором  П.Б. Ганнушкиным о госпитализации поэта в платную клинику Московского  университета. Профессор обещал предоставить ему отдельную палату, где Есенин мог заниматься литературной работой.  

Сотрудники ГПУ  и милиции сбились с ног, разыскивая поэта. О его госпитализации в  клинику знали всего несколько  человек, но осведомители нашлись. 28 ноября чекисты примчались к директору  клиники профессору П.Б. Ганнушкину и потребовали выдачи Есенина, но он не выдал на расправу своего земляка. За клиникой устанавливается наблюдение. Выждав момент, Есенин прерывает курс лечения (вышел из клиники в группе посетителей) и 23 декабря уезжает  в Ленинград. В ночь на 28 декабря  в гостинице "Англетер" Сергея Есенина убивают инсценировав самоубийство. 

Есенин не мог  с помощью гостиничной тумбочки привязать веревку под потолком и повеситься так, чтобы ноги от пола находились на расстоянии 150 см.

Дальнейшая информация из акта Горбова: "При снятии трупа  с веревки и при осмотре  его было обнаружено на правой руке выше локтя с ладонной стороны  порез, на левой руке на кисти царапины, под левым глазом синяк...". 

Странно, что ничего не говорится о вдавлении и борозде на лбу, ведь на снимке, сделанном после снятия, они явно обращают внимание. Ничего не говорится и об "отверстии" под правой бровью, а оно тоже заметно на снимке. Вообще и Горбов, и Гиляревский, как увидим далее, почти полностью игнорируют состояние глаз Есенина. Вспомним, что Лукницкий утверждал - левый глаз вытек. Интересный момент здесь в том, что сам Лукницкий этого видеть не мог, он мог только обратить внимание, что с левым глазом что-то не в порядке. Мы тоже это можем видеть на снимке маски Есенина.