Позднее творчество Ю. Кузнецова

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ 

Государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«ОМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

им. Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО» 
 
 
 
 

Позднее творчество Ю. Кузнецова

(общая  характеристика) 
 
 
 

Реферат по  дисциплине

«Актуальные проблемы современной литературы» 
 
 
 
 
 
 

 
 
 

ОМСК

2011

 

     Оглавление: 

Введение                                                                                      3

1. Биография Ю. Кузнецова                                                      5
2. Творчество Ю. Кузнецова                                                     6

Заключение                                                                                10

Список использованной литературы                                            11

 

     Введение

 

     Россия  великая страна не только обширностью  своей территории. Одно из ведущих  достояний – это большое число  по истине выдающихся людей. В этот перечень беспрекословно входят Пушкин, Лермонтов, Ломоносов, Толстой, Менделеев  и многие другие. Но это все люди нашего великого прошлого. А есть ли «люди в наше время»? Безусловно. Одним из выдающихся писателей современности  являлся Юрий Кузнецов. Его по праву  считают мастером слова. Юрий Поликарпович писал стихи, делал переводы, пробовал себя в роли драматурга. О его  личности и творчестве поговорим  и мы. 

1. Биография Ю. Кузнецова

 

     Кузнецов, Юрий Поликарпович (1941-2003), русский поэт.  
Родился 11 февраля 1941 в станице Ленинградская Краснодарского края. Отец – кадровый военный, мать – школьная учительница.

     После того, как в 1941 отец  ушел на фронт, семья отправилась на его родину в село Александровское на Ставрополье, а чуть позднее перебралась в Тихорецк. Там в доме деда и бабушки прошло детство и ранняя юность поэта. Отец в 1944 погиб в Крыму, и воспоминания о нем, а также о войне, по признаниюКузнецова, стали важнейшими мотивами его поэзии (первые стихи написаны в девятилетнем возрасте).

     После школы служил в армии (1961-1964), работал инспектором детской комнаты милиции (1964-1965), в редакции газеты «Комсомолец Кубани» (1965-1966). Один год проучился в Кубанском университете (Краснодар).  
В 1965 поступил в Литературный институт им. А.М.Горького, который окончил в 1970 (занимался в поэтическом семинаре С. С. Наровчатова). После недолгого пребывания на родине в том же году вернулся в Москву. Работал редактором в издательстве «Современник» (1971-1976). В 1974 вступил в Союз писателей СССР, в 1975 – в КПСС.

     По всей вероятности, ощущение надвигающегося вселенского катаклизма, свойственное поэтике Кузнецова, впервые явилось ему в период Карибского кризиса (с 1961 по 1963 он находился в составе советского армейского контингента на Кубе), о чем рассказал в стихотворении, датированном 25 октября 1962: «Я помню ночь с континентальными ракетами, / Когда событием души был каждый шаг, / Когда мы спали, по приказу, нераздетыми / И ужас космоса гремел у нас в ушах».

     Пространные названия сборников Кузнецова критики рассматривали как заведомо лишенные однозначности либо вовсе не поддающиеся интерпретации. Тем не менее, в названиях прослеживается определенная тематика, связанная с блужданием отпущенной на волю души в пространствах и закоулках причудливого мира: "Отпущу свою душу на волю" (1981), "Ни рано, и поздно" (1985), "Душа верна неведомым пределам" (1986).

     В идеологической дискуссии 70-80х годов имя Кузнецова, активно разрабатывающего своеобразный «славянский миф», одна сторона брала на щит и возвеличивала, другая - напротив, умаляла и развенчивала.  
В 1990 Кузнецов стал членом правления Союза писателей РСФСР, затем одним из руководителей Московской писательской организации.  
Сборник "Душа верна неведомым пределам" был отмечен Государственной премией РСФСР (1990). Среди других наград Кузнецова – орден «Знак Почета» (1984), Почетная грамота Министерства образования Российской Федерации (2002). В сентябре 1997 Кузнецов был избран академиком Академии российской словесности.  
С 1987 и до последних дней вел поэтический семинар в Литературном институте им. А.М.Горького (дневное и заочное отделения, Высшие литературные ).

     При его жизни вышло в свет более полутора десятков поэтических сборников. Занимался Кузнецов и стихотворным переводом (среди авторов, которых он переводил, А. Атабаев, Я. Пиларж, Ф.Шиллер). Избранные переводы собраны в книге "Пересаженные цветы" (1990).

     Умер 17 ноября 2003 в Москве.

 

     

2. Творчество  Ю. Кузнецова

 

     Поэзия  Кузнецова — своего рода завершение дисгармонического начала ХХ в., и  одновременно в ней ощущается  соприкосновение с гармонией  века XIX-го, уже в совершенно ином качестве. Неслучайно обращение поэта  к Н. В. Гоголю, воплотившему в XIX столетии разлом сознания и высвобождения  потусторонних стихий, противостоящих светлому человеческому началу («Тайна Гоголя»). При чтении стихов Кузнецова  ощутима неодолимая жажда поэта  «рвануться во все концы света»: «я рванусь на восток и на запад», «душа, ты рванешься на запад, а сердце пойдет на восток». И каждая строка Кузнецова — своеобразная веха на этом трагическом пути. Душа полна  недобрых предчувствий, и поэт видит, как черные силы испепеляют человеческую жизнь, как человек гибнет, но продолжает жить в иной — нематериальной ипостаси («Возвращение»).

     В «Прологе» Кузнецов раскрывает родословную  своей поэтической ноты. Флейта, на которой он играл свою мелодию, — из тростинки, через которую  дышали русские воины, скрывавшиеся под водой от татарских мечей. Так в туманных грезах вспоминается прошлое. Оживает чудотворная сила старых мудрых легенд, мифов, сказаний. Она, подобно Китеж-граду, сохраняется  глубоко под спудом, «влачит свою згу под водой» в потусторонней  ипостаси, подобно Фениксу, который  восстанет из праха и пепла  в последний день существования  мира, обещая навеять вечный сон. Но поэт общается с людьми в яви, вспоминая  о необратимых потерях человеческого  духа и народной памяти.

     «Драконы  земного кольца», собравшиеся «по  милую душу» поэта, вещающего  о переживаемой нами сейчас трагедии, не оставляли его в покое все  время. Но ему чудится иное видение, вселяющее тревожное ликование  в истерзанную душу. Это сон, но сон, навевающий уже не страх и  не сладкую тоску, а предвестие чего-то совершенно неизведанного, которое  прозревал поэт в развалинах храма: «Мир не шелохнется. Пусто, и что  ж? Поле задумалось. Клонится рожь. Тихо прохлада волной обдала. Без дуновенья  даль полегла. Это она мчится во ржи! Это она!» И перед этой «полегшей далью» — «клонится слава, и время, и дым… Клонится древо познанья в раю…» Так склоняют головы перед Божественным видением, перед очистительным огнем и под тяжестью вины за утрату духовных глубин, за забвение всего, чем жили многие века. Так склоняются перед грядущей бурей, грозящей смести всю нечисть. Так открывается тайна славян, долго влачившая «свою згу под водой».

     «Ни рано ни поздно приходит герой. До срока  рождается только святой…» Ни рано ни поздно Кузнецов обратился к древней  славянской мифологии, к жанру стихотворной притчи. А поэтический символ для  Кузнецова не просто знак, «которым человек передает то, что им поймано  в явлении внутреннем или внешнем» (С. Есенин. «Ключи Марии»). Символ для  него имеет космическое, вселенское значение и в своем отношении  к символу он смыкается с С. Есениным, ведшим начало своего символизма от «Голубиной книги», «Златой цепи», «Моления Даниила Заточника», «Слова о полку Игореве». Кузнецову принадлежит  заслуга восстановления в наши дни  по крупицам того богатейшего поэтического мира, которым жили наши предки, введения в живую поэтическую речь древних  символов, языческих и православных полнокровных образов света и  тьмы, заговоров и заклинаний. «Древние смыслы» и «тайные знаки» для  поэта — не принадлежность глубокого  прошлого, покрытые архивной пылью, но достояние наших дней. И если черты  реального злодейства угадываются  в выходцах с того света, то таинственная символика раскрывается в здешней  реальности, в простых и всем понятных деяниях, что проходят перед нашими глазами. («Дух отрицанья учуял: победа! Нюхом мгновенно постиг племя, укравшее тень у соседа, память, богов и  язык». «А живые воздали телам, что  погибли геройски. Поделили добро  пополам и расстались по-свойски. Ведь живые обеих сторон — люди близкого круга. Почитай, с легендарных  времен понимают друг друга». «Все готово, великий магистр. Только жертвы одной  не хватает…»). Люцифер и Прометей отождествляются в поэтическим  сознании Кузнецова как противники Божественной воли. Падший ангел и  непокорившийся титан в его представлении  едины в своей ненависти к  Богу. Их порождение — «племя», воплощающее дух отрицанья и сомненья, не способное ни на что, кроме как на то, чтобы сеять смуту и раздор в людские сердца.

     Что противопоставить разладу и дисгармонии, ведущей к уничтожению всего  живого на земле — не во сне, а  наяву? Перед нашими глазами появляется мужик, невозмутимо сидящий на крыльце, в то время, когда над ним кружится птица с символическим именем «Всему конец». Конец? Ничего подобного. По крайней мере для русского мужика. Нечисть, сметающая горы и страны на своем пути, оказывается бессильной перед внутренней устойчивостью  и надежностью мужика, которому неведом  мистический ужас. Не отсюда ли и  олимпийское спокойствие Фомки-хозяина, вроде бы не желающего видеть ничего за пределами двора? Что ему до того, что «мир на пределе». «Топнув  ногой, никуда не глядит, не замечает. —  Там ничего моего не летит, — так  отвечает». Не это ли тот стержень, который удерживает от внутренней расколотости и шараханья во все стороны, как  и героиню стихотворения Федору, стоящую и не сдвинутую с места  никакими катаклизмами? («На опечатке, на открытой ране, На камне веры, где  орел сидит, На рельсах, на трибуне, на вулкане Федора-дура встала и стоит. Меж двух огней Верховного Совета, На крыше мира, где туман сквозит, В лучах прожекторов, нигде и  где-то Федора-дура встала и стоит»).

     Поэт  слышит древние сказания и голоса павших в недавних сражениях, которые  жаждут воскрешения словом, ибо только они могут поддержать в ныне живущих  честь и достоинство человеческое, русское самостояние. И воскрешенные словом поэта герои приходят из глубокой древности на рубежи Сталинградской обороны, на поле жестокой брани («Сталинградская  хроника»). Приходят отразить последнюю  атаку, когда еще не успели охладеть тела павших («Тень за светом, за сыном  отец, за отцом обнажился конец, уходящий к началу народа…»).

     В последние годы Кузнецов обратился  к стихотворному переложению  «Слова о Законе и Благодати» митр. Илариона, будучи уже автором многочисленных стихотворных переводов как поэтов из национальных республик, так и  зарубежных (Дж. Г. Байрон, Дж. Китс, А. Рембо, А. Мицкевич, В. Незвал и др.). Наиболее противоречивую реакцию вызвала его последняя по времени поэма «Путь Христа», поэма, проникнутая апокалиптическим настроением, где поэт явил мироощущение человека, пришедшего к живому Христу.

     Наибольшее  отторжение критиков и многих читателей  вызвала третья часть поэмы «Сошествие в ад», где в ад опускается сам  поэт, сопровождаемый Христом, и где  он видит заключенных в аду  практически всех главных персонажей мировой культуры и цивилизации.

 

     

     Заключение

     В заключении я не буду говорить много  от себя. Думаю, ознакомившись с работой, Вы убедились в несомненном таланте  Юрия Кузнецова.

     Я решила, что уместно будет в  конце привести следующие слова  Вячеслава Курицына: «Судьба автора не совпадает с судьбой его текстов. Писателей часто любят не за то, за что они хотели бы любви. Кузнецов считал, что: «Жизнь коротка кроме звездного мига, / Молодец гол, как сокол. / Не для тебя Голубиная книга – / Хватит того, что прочел». Так писал двадцать лет назад – в свой звездный миг – сумеречный ангел русской поэзии Юрий Поликарпович Кузнецов. Голос его звучал мрачно, но до чего же уверенно и гулко. Стихи легко заучивались наизусть: у меня до сих пор часто всплывает в памяти что-нибудь вроде "Птица по небу летает, / звать ее – Всему Конец". Евтушенко, составляя как-то четверку главных служителей Аполлона, включил туда, помимо себя, Кушнера и Бродского, «представителя патриотического лагеря» Кузнецова. Строчки "Звать меня Кузнецов. Я один. Остальные – обман и подделка», если и казались дерзостью, то оправданной».