Художественное своеобразие повести Булгакова "Собачье сердце"

машинисточка получает по девятому разряду четыре с половиной червонца...  Ей

и на кинематограф не хватает... Дрожит, морщится, а лопает... Жаль  мне  ее,

жаль Но самого себя мне еще больше жаль  (6).  Как  видим,  голос  Шарикова-

собаки  вполне  «разумен»,  нормален.  Его   высказывания   «по-человечески»

рациональны, в них есть определенная логика:. «Показался  гражданин.  Именно

гражданин, а не товарищ, и даже — вернее всего — господин. - Ближе  —яснее  —

господин. Вы думаете я сужу по пальто? Вздор. Пальто теперь очень многие  из

пролетариев носят. А вот по глазам —тут уж и вблизи и издали не  спутаешь...

Все видно —у кого великая сушь в душе, кто ни за что ни  про  что  не  может

ткнуть носком сапога в ребра, а  кто сам всякого боится».

      Когда Шарик становится  человеком, его первые фразы  представляют  собой

бессвязные непристойности, обрывки  разговоров.  Примечательно  первое  слово

Шарикова — «Абыр-валг», то есть название «Главрыба», перевернутое  наоборот.

Сознание Шарикова также представляет собой перевернутое восприятие мира.  Не

случайно поэтому описание операции Булгаков сопровождает фразой:  «Весь  мир

перевернулся дном кверху».

      Несмотря на то, что Шарик превратился в человека, его речь  напоминает

скорее лай собаки. Постепенно его  голос становится  все  больше  похожим  на

человеческий.  Но  поскольку  собаке  были   пересажены   органы   типичного

пролетария  Клима  Чугункина,  речь  Шарикова   после   операции   изобилует

вульгаризмами  и  жаргонными  словечками.   Профессор   пытается   воспитать

Шарикова, причем категорически отрицательно относится  ко  всякому  насилию:

«Террором ничего нельзя поделать с  животным, на какой  бы  ступени  развития

оно ни стояло». Однако все попытки  привить Шарикову элементарные  культурные

привычки  встречают  сопротивление  с  его  стороны.  В  процесс  воспитания

вмешивается Швондер, который  не  отягощает  Шарикова  никакими  культурными

программами, за исключением революционной  — кто был ничем, тот станет  всем.

Шариков усваивает это очень  быстро. В его речи появились  советские  штампы,

политическая лексика, лозунги: «Я не господин, господа все в Париже»; «А  то

пишут, пишут... конгресс, немцы какие-то... голова пухнет. Взять  все  да  и

поделить»; «Энгельса приказал своей  социалприслужнице  Зинаиде  Прокофьевне

Буниной  спалить  в  печке,  как  явный  меньшевик».  Кульминацией   повести

становится  получение  Шариковым  прописки,  должности,  а   затем   и   его

доносительство на  профессора  Преображенского.  Трагический  пафос  повести

сосредоточен в словах Преображенского: «Весь ужас в том, что у него  уже  не

собачье, а именно человеческое сердце. И самое  паршивое  из  всех,  которые

существуют  в  природе".  Название   повести   «Собачье   сердце»   отражает

стремление писателя заглянуть  в глубины человеческой души, выявить  духовные

метаморфозы личности в условиях нового времени.

      Прием  вербальной  трансформации  помогает   раскрыть   главную   тему

произведения — изображение  нравственной и социальной трансформации  человека

и общества. Эта тема не получила бы такого  широкого  социального  звучания,

если бы у Шарикова не было многочисленных двойников. Швондер,  «товарищи  из

домнома» являются как бы реальным отражением Шарикова.

      «Собачий  монолог»  сконтаминирован  с  голосом   всеведущего   автора,

говорящего от третьего лица. И  поэтому  не  случайно  повествование  Шарика

пронизано информацией, могущей быть известной только «третьему лицу», —  имя

и отчество Преображенского, то, что  он величина мирового значения  и  т.  п.

Голос Шарикова, в свою  очередь,  соединяется  с  голосом  Швондера.  В  его

высказываниях Преображенский и  Борменталь  без  труда  узнают  «воспитание»

председателя  домкома.  Шариков  фактически  излагает  не  свои   мысли,   в

утрированном виде доносит до слушателей швондеровское понимание революции  и

социализма  .  Повествовательные  позиции   Преображенского   и   Борменталя

противопоставлены Шарикову и Швондеру.

      Шарик-рассказчик  стоит ступенью ниже, чем профессор   Преображенский  и

Борменталь,  но  он,  безусловно,  оказывается  выше  «по  уровню  развития»

Швондера  и  Шарикова.  Такое  промежуточное   положение   Шарика-собаки   в

повествовательной   структуре   произведения   подчеркивает    драматическое

положение «массовидного» человека в  обществе, который стоял перед  выбором  —

либо следовать законам естественной социальной  и  духовной  эволюции,  либо

пойти по пути  нравственной  деградации.  У  Шарикова,  героя  произведения,

возможно, и не  было  такого  выбора:  все-таки  он  существо,  искусственно

созданное и имеющее наследственность собаки и  пролетария.  Но  такой  выбор

был у всего общества и только от человека зависело, какой путь он изберет.

      В биографии М.  Булгакова, написанной Э. Проффер  в  1984  г.,  «Собачье

сердце»   рассматривается   как   «аллегория   революционной   трансформации

советского общества, рассказ-предостережение  об  опасности  вмешательства  в

дела природы».

      Это история не  только превращений Шарикова, но  прежде всего —  история

общества.  развивающегося  по  абсурдным,   иррациональным   законам.   Если

фантастический план повести  сюжетно  завершен,  то  нравственно-философский

остается  открытым:    шариковы   продолжают   плодиться,   размножаться   и

утверждаться в жизни, а значит, «чудовищная история» общества  продолжается.

Трагические прогнозы Булгакова, к  сожалению, оправдались, что  подтвердилось

в 30—50-е годы, в период формирования сталинщины, и позднее.

      Проблема «нового  человека» и устройства «нового  общества»  была  одной

из центральных проблем литературы 20-х  годов.  М.  Горький  писал:  «Героем

наших дней является  человек  из  «массы»,  чернорабочий  культуры,  рядовой

партиец, рабселькор, военврач, выдвиженец, сельский учитель, молодой врач  и

агроном,  работающий  в  деревне  крестьянин-опытник  и  активист,  рабочий-

изобретатель, вообще — человек  массы! На массу, на воспитание  таких  героев

и должно быть обращено главное внимание» .

      Главной  особенностью  литературы  20-х  годов  было  то,  что  в  ней

доминировала идея коллектива.

      Идеи   коллективизма   обосновывались   в   эстетических    программах

футуристов, Пролеткульта, конструктивизма, РАППа.

      Образ  Щарикова  можно  воспринимать  как   полемику   с   теоретиками,

обосновывающими идею о «новом человеке»  советского общества. «Вот какой  ваш

«новый человек». — словно говорил  Булгаков в своей  повести.  И  писатель  в

своем  произведении, с одной  стороны,  раскрывает  психологию  массовидного

героя (Шариков) и психологию массы (домком во главе со Швондером). С  другой

стороны,  им  противопоставлен  герой-личность  (профессор  Преображенский).

Движущей  силой  конфликта  в  повести  является   постоянное   столкновение

разумных   представлений   об   обществе   профессора   Преображенского    и

иррациональности воззрений массы, абсурдности устройства самого общества.

      Повесть    «Собачье    сердце»    воспринимается    как    антиутопия,

осуществившаяся   в   реальной    действительности.    Здесь    присутствует

традиционное    изображение     государственной     системы,     а     также

противопоставление ей  индивидуального  начала.  Преображенский  представлен

как человек  высокой  культуры,  независимого  ума,  обладающий  глобальными

знаниями в области науки. К.  М.  Симонов  писал,  что  Булгаков  в  повести

«Собачье  сердце»   с   наибольшей   силой   «отстаивал   свой   взгляд   на

интеллигенцию, на ее права, на ее обязанности, на то,  что  интеллигенция  —

это цвет общества. Для меня  профессор  Булгакова...  фигура  положительная,

фигура павловского типа. Такой  человек может придти к социализму  и  придет,

если увидит, что социализм дает простор для работы в науке. Тогда  для  него

проблема восьми или двух комнат не будет играть  роли.  Он  отстаивает  свои

восемь  комнат  потому,  что  он  рассматривает  покушение  на  них  не  как

покушение на свой быт, а как покушение  на свои права в обществе."

      Филипп Филиппович  Преображенский критически относится   ко  всему,  что

происходит в стране  с  1917  года.  Он  отвергает  революционную  теорию  и

практику. Он имел возможность  проверить  это  в  ходе  своего  медицинского

эксперимента. Опыт создания «нового  человека» не удался.  Переделать  натуру

Шарикова невозможно,  как  невозможно  изменить  и  наклонности  чугункиных,

швондеров и им подобных. .Доктор Борменталь  спрашивает  профессора  о  том,

что было бы, если бы Шарикову пересадили  мозг  Спинозы.  Но  Преображенский

уже убедился в бесперспективности вмешательства в  эволюцию  природы:  «Вот,

доктор, что получается когда исследователь  вместо того, чтобы идти ощупью  и

параллельно с природой, форсирует  вопрос и приподымает завесу!  На,  получай

Шарикова... Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно искусственно  фабриковать

Спиноз, когда любая баба может  его родить когда  угодно»  (10).  Этот  вывод

важен  также  и  для  понимания  социального   подтекста   повести:   нельзя

искусственно вмешиваться не только в природную, но  и  социальную  эволюцию.

Нарушение нравственного равновесия в  обществе  может  привести  к  страшным

последствиям.

      Нельзя винить  и  профессора  Преображенского   в  том,  что  он  создал

Шарикова, натворившего в повести  много безобразий. Кто  же  виноват  в  том,

что случилось в России? Булгаков подводит читателя к мысли, что все  дело  в

человеке, в том, какой выбор  он совершает, в его  нравственной  сущности,  в

том, какое у него сердце. Профессор  Преображенский заявляет: «Разруха  не  в

клозетах, а в головах. Значит, когда  эти баритоны кричат: «Бей  разруху!»  —

я смеюсь... Это означает, что каждый из них должен лупить себя  по  затылку!

И вот, когда он вылупит из  себя  всякие  галлюцинации  и  займется  чисткой

сараев — своим прямым делом, разруха исчезнет сама собой»

      Таким  образом,  центральной  проблемой   повести   «Собачье   сердце»

становится изображение  состояния  человека  и  мира  в  сложную  переходную

эпоху.