Терроризм

Центральное место в классификации  видов терроризма занимает деление  его на государственный, международный  и внутренний терроризм.

Государственный терроризм  нередко понимается очень широко - как любое проявление насилия, осуществляемое противоправным путем, в отношении  иностранных государств и внутренних противников со стороны определенных государств, различных его органов. В этом случае к государственному терроризму нередко относят акты военной агрессии, судебного и  полицейского произвола и т. п., совершаемые  для решения внешнеполитических или внутриполитических задач.

Попытки расширительного  толкования понятия "государственный  терроризм" предпринимаются политическими  силами, преследующими прямо противоположные  цели: как западными государствами  в целях усиления борьбы с противодействующими  их экспансионистской, неоколониалистской политике освободившимися странами, так и представителями национально-освободительных  движений в их стремлении использовать международно-правовые средства для  защиты от агрессии и произвола иностранных  государств. Расширительный подход к  явлению государственного терроризма (во внешнеполитическом или внутриполитическом аспектах) часто прослеживается и  в оценках его со стороны многих специалистов.

Подобный подход в какой-то мере допустим, когда он используется в пропагандистских целях. Однако, строго говоря, он явно некорректен с точки зрения оценки самой сущности терроризма, ибо стирает границы таких явлений, как вооруженная борьба, пропагандистская, полицейская, судебная деятельность и т. п. Примером в целом достаточно адекватного толкования понятия "государственный терроризм" (в его внутриполитическом аспекте) является дефиниция английского специалиста С.Сигеллера, который считает, что данное явление есть превышение власти, использование аппарата принуждения, предназначенного для поддержания общественного порядка и национальной безопасности, против собственного народа, для подавления оппозиции. Государственный терроризм, по мнению С. Сигеллера, включает акции незаконного задержания, пытки, тайную депортацию, скрытые убийства, использование так называемых "эскадронов смерти" (негосударственных террористических структур) и т. д.

Некоторые авторы справедливо  подчеркивают, что государственный  терроризм имеет не только внутренний, но и внешний аспект. "Государственный  терроризм, - отмечает Т. Бояр-Созонович, - в макро масштабах - явление относительно новое, характерное для XX века, имеющее свои особенности и специфические формы проявления. Однако тенденция его развития находится в общем русле развития современной цивилизации. Бели на ранних этапах государственный терроризм осуществлялся преимущественно в рамках одного государства... то с течением времени происходит его трансформация в сторону перерастания национальных границ".

Внешнеполитический аспект государственного терроризма наиболее ярко выражен в практике вмешательства  ряда развитых западных государств во внутренние дела других стран. Он особенно характерен для колониальной политики этих государств, для осуществления  ими военно-политической экспансии, для деятельности по ослаблению и  подрыву общественного и государственного строя стран - объектов их подрывной  деятельности.

 Противоправность государственного терроризма как инструмента внешней политики закреплена в принятой на 39-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН резолюции 39/159 "О недопустимости политики государственного терроризма и любых действий государств, направленных на подрыв общественно-политического строя в других суверенных государствах". В этой резолюции государственный терроризм характеризовался как действия, направленные на насильственное изменение или подрыв общественно-политического строя суверенных государств, дестабилизацию и свержение их законных правительств, а также на поддержку терроризма1. При всей очевидной важности указанного международного акта можно как на его недостаток указать на отсутствие в нем определения государственного терроризма и соотнесения с такими формами незаконного применения силы в международных отношениях, как прямая и косвенная агрессия, противодействие самоопределению народов, вмешательство во внутренние дела и др.

Следует отметить, что отсутствие четкости и однозначности в подходе  различных государств к понятию государственного терроризма в течение длительного времени после второй мировой войны используется отдельными странами или группами противоборствующих стран для обвинения своих противников в терроризме, для применения против них односторонних или международных санкций.

Завершая рассмотрение вопроса  о государственном терроризме, необходимо подчеркнуть, что основные его проявления в принципе аналогичны как для  внутреннего, так и для внешнего аспекта этого вида терроризма. В целом он представляет собой целенаправленную систему использования государством, государственными органами (прежде всего органами разведки, контрразведки, политического сыска, а также полиции и вооруженных сил) акций скрытого ослабления и подрыва своих внутренних или внешних политических противников посредством уничтожения или угрозы уничтожения их ведущих деятелей, активистов и сторонников (лидеров и функционеров оппозиционных партий, государственных и общественных деятелей иностранных государств, видных участников национально-освободительных движений и др.), деморализации и запугивания определенных слоев населения, этнических и региональных групп, поддерживающих политических противников данного государства, дезорганизации вооруженных сил противостоящей стороны и т. д.

Для мирового сообщества в  настоящее время стало очевидным, что терроризм – это разновидность  обычных уголовно наказуемых деяний, квалифицируемых по соответствующей  статье уголовного закона, а не какая-то специфическая политическая акция, требующая особого подхода. Тот  факт, что ряд террористических действий совершается по политическим мотивам, не превращает их из преступления в  некую политическую борьбу, требующую  политического убежища. Немало и  более опасных преступлений совершается  по политическим мотивам (государственная  измена, шпионаж, диверсия и другие преступления против основ конституционного строя и безопасности государства, а также преступления против мира и безопасности человечества), но это  не мешает привлекать лиц, их совершивших, к ответственности по статьям  Уголовного кодекса того или иного  государства. И терроризм в этом случае не является исключением. Ничего не меняет в сущности терроризма и  то обстоятельство, что он нередко  выступает как преступление международного характера, ибо в настоящее время  в связи с бурным развитием  интеграционных процессов практически  каждое преступление может обрести  международное значение. Если, к примеру, гражданин одного государства с помощью системы компьютерных сетей завладел денежными средствами банка, расположенного на территории другого государства, безусловно, такое преступление имеет международный характер, но от этого сущность указанного деяния  как общеуголовного преступления не меняется. Поэтому вполне закономерным представляется отнесение актов терроризма к чисто уголовным деяниям как во внутреннем законодательстве государств, так и в международных конвенциях. В частности, в соответствии со ст. 1 Европейской Конвенции по борьбе с терроризмом (Страсбург, 27 января 1977г.) и ст. 11 Международной Конвенции о борьбе с бомбовым терроризмом, открытой для подписания в Нью-Йорке 12 января 1998 года, ни одно из указанных в настоящих конвенциях преступлений не рассматривается для целей выдачи или взаимной правовой помощи как политическое преступление или преступление, связанное с политическим преступлением, или преступление, вызванное политическими побуждениями.

В свете сказанного об общеуголовной, а не политической сущности терроризма возникает вопрос о неправомерности  существования в уголовно-правовой терминологии таких понятий, как  “террористическая политика” и  “государственный терроризм”. Нельзя же всерьез относиться с таким  словосочетанием как “воровская политика”, “хулиганская политика”, “взяточническая политика”, но ведь и терроризм так же, как и  кража, хулиганство, взяточничество, есть преступление, а не политика. Точно  также государство, будучи политической организацией общества, не может совершать  террористических актов, как не может  оно совершать краж, вымогательств, убийств, изнасилований, ибо все  эти деяния совершаются конкретными  физическими лицами, обладающими  признаками субъектов преступления. Называть терроризм государственным  только потому, что некоторые высокопоставленные представители государства вдруг  оказали содействие террористам  – уж слишком явная натяжка. В  современных условиях всякий коррумпированный государственный чиновник может  оказаться замешанным в любом  преступлении  с международным  элементом и направленном против интересов любого государства или  конкретных его высокопоставленных граждан. Так что же, будем говорить о “государственной краже”, “государственном мошенничестве”, “государственном убийстве”, а на государство, гражданином которого виновный является, навешивать ярлык “государство-вор” или “государство-убийца”? Тем более, что прецеденты такого подхода уже начинают появляться, и вслед за понятием “государственный терроризм” по тем же основаниям вводится в научный оборот такое понятие, как “государственное пиратство”.[17] При таком подходе скоро ни одного “негосударственного” преступления не останется. Следует принимать во внимание и то обстоятельство, что демонстрируемый подход ведет к огульному обвинению в преступной деятельности всего населения того или иного государства, тогда как в каждом государстве общество далеко не однородно, и одни его слои поддерживают преступную деятельность каких-то представителей государственной власти, другие же, напротив, осуждают ее и находятся к властным структурам в крайней оппозиции. Данное обстоятельство совершенно не приемлемо в уголовно-правовой отрасли права, исходящей из принципа индивидуализации ответственности и наказания. Неприемлем такой подход и по чисто формальным основаниям, поскольку в соответствии с уголовным законодательством субъектом преступления (в том числе и терроризма) может быть лишь физическое вменяемое лицо, достигшее возраста уголовной ответственности (ст. 19 УК РФ; ст. ст. 4, 5 УК Украины). Коль скоро государство не является субъектом преступлений, а терроризм есть лишь одно из преступлений, предусмотренных Уголовным кодексом, то и нет никаких правовых оснований для существования понятия “государственный терроризм”.