Проблема нового мирового порядка

Проблема нового мирового порядка

Превращение России в неотъемлемую часть международной  системы - ключевая задача нарождающегося международного порядка. Здесь есть два компонента, которые нужно  поддерживать в равновесии: оказание поддержки позитивным российским внешнеполитическим стимулам и ограничение российских эгоистических расчетов. Щедрое экономическое  содействие и технические консультации необходимы для облегчения тягот  переходного периода, и Россию должны охотно принимать в состав институтов, способствующих экономическому, культурному  и политическому сотрудничеству, - таких, как Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОВСЕ). Но российским реформам поставят преграду, а не окажут помощь, если без внимания будет оставлено возрождение  российских исторических имперских  претензий. Независимость новых  республик, в конце концов признанных ООН, не должна молчаливо принижаться согласием с действиями военного характера, производимыми Россией на их земле.

Американская политика по отношению к России должна отвечать интересам постоянного характера, а не подстраиваться под колебания  российского внутреннего курса. Если американская внешняя политика сделает своим главным приоритетом  российскую внутреннюю политику, то она  станет жертвой сил, по сути дела ей не подконтрольных, и лишится всех объективных критериев суждения. Должна ли внешняя политика подгоняться  под любое мельчайшее движение революционного по сути процесса? Отвернется ли Америка  от России, если там произойдут какие-либо внутренние перемены, которых она  не одобрит? Могут ли Соединенные  Штаты позволить себе попытаться одновременно отмежевать Россию от Китая  и воссоздать во имя внутриполитических предпочтений китайско-советский альянс? Менее назойливая политика по отношению  к России в нынешнее время позволит позднее проводить более постоянный по содержанию долгосрочный курс.

Государственный деятель  всегда может уйти от стоящей перед  ним дилеммы, делая наиболее благоприятные  предположения на будущее; одним  из испытаний для него является способность  защитить себя от неблагоприятных, и  даже непредвиденных, обстоятельств. Новое  российское руководство вправе рассчитывать на понимание трудности преодоления  последствий 70-летнего негодного  коммунистического правления. Но оно  не вправе рассчитывать, что ему  позволят прибрать к рукам сферу  влияния, созданную за 300 лет царями и комиссарами вокруг обширных границ России. Если Россия хочет стать  серьезным партнером в строительстве  нового мирового порядка, она должна быть готова к дисциплинирующим требованиям  по сохранению стабильности, а также  к получению выгод от их соблюдения.

Ближе всего подошла к  принятию общепризнанного определения  жизненно важных интересов американская политика в отношении своих союзников  в районе Атлантики. Хотя Организация  Североатлантического договора (НАТО) обычно описывалась при помощи вильсонианской терминологии как инструмент коллективной безопасности, а не союз, и тем оправдывалось ее существование, на самом деле она представляла собой институт, где в наибольшей степени соблюдалась гармония между американскими моральными и геополитическими целями (см. гл. 16). Поскольку ее целью было предотвращение советского господства над Европой, она отвечала геополитической задаче - не допустить, чтобы силовые центры Европы и Азии попали под власть враждебной страны, независимо от юридического этому оправдания.

Создатели Североатлантического союза не поверили бы своим ушам, если бы им заявили, что победа в  холодной войне пробудит сомнения относительно будущего этого их творения. Они  считали само собой разумеющимся, что наградой за победу явится нерушимое  атлантическое партнерство. Во имя  этой цели затевались и выигрывались многие из решающих политических сражений холодной войны. В процессе этого  Америка оказалась привязанной  к Европе при помощи постоянных консультативных  институтов и системы объединенного  военного командования - структуры, по объему и продолжительности существования  уникальной в истории коалиций.

То, что стало называться «атлантическим сообществом», - ностальгический  термин, ставший гораздо менее  модным по окончании холодной войны, - превращалось в нечто, не отвечающее духу времени после крушения коммунизма. Понижать уровень отношений с  Европой явилось признаком хорошего тона. Упор на расширение распространения  демократии - неважно где - привел к  тому, что Америка, похоже, стала  обращать меньше внимания на общества, имеющие сходные с ней институты, с которыми она разделяет общность подхода к правам человека и прочим фундаментальным ценностями, чем  на другие регионы мира. Основатели атлантической общности - Трумэн, Ачесон, Маршалл и Эйзенхауэр - разделяли предубеждения многих американцев относительно европейского стиля дипломатии. Но они понимали, что без связей с атлантическими странами США окажутся в мире наций, с которыми - за исключением Западного полушария - у них почти не будет моральной общности. При данных обстоятельствах она будет вынуждена проводить «realpo-litik» в чистом виде, что по сути несовместимо с американской традицией.

Отчасти подобное ослабление внимания объясняется тем, что, будучи наиболее жизненно важной частью американской политики, НАТО стала само собой разумеющейся частью международной обстановки. Но, возможно, гораздо более важным фактором является тот, что поколение американских руководителей, обретшее известность за последние полтора десятилетия, происходит в основном с Юга или Запада, где у людей меньше эмоциональных и личных связей с Европой, чем у жителей старого Северо-Востока. Более того, американские либералы - знаменосцы вильсонианства - часто чувствовали, что над ними берут верх их демократические союзники, которые скорее следуют принципам национальных интересов, чем придерживаются понятия "коллективная безопасность" или полагаются на международное право: они ссылаются на Боснию и Ближний Восток как на примеры невозможности договориться, несмотря на наличие общности ценностей. В то же время изоляционистское крыло американского консерватизма - еще одно обличье приизоляционистское крыло американского консерватизма - еще одно обличье приверженцев принципа исключительности - подвергается искушениям повернуться спиной к тому, что их раздражает, т.е. к европейскому макиавеллистскому релятивизму и эгоцентризму.

Разногласия с Европой  похожи на домашние неурядицы. Однако со стороны Европы реальное содействие в решении ключевых вопросов всегда много значительнее, чем со стороны любого другого района земного шара. Честно говоря, следует припомнить, что в Боснии на поле боя находились французские и английские войска, а американских не было, хотя публичная болтовня создавала совершенно противоположное впечатление. А во время войны в Персидском заливе наиболее значительными неамериканскими контингентами были опять-таки британский и французский. Дважды на памяти одного поколения общие ценности и интересы приводили американские войска в Европу. В мире по окончании холодной войны Европа, возможно, уже не способна сплотиться вокруг новой атлантической политики, но США в долгу сами перед собой и не имеют права отказаться от политики трех поколений в час победы. Задача заключается в том, чтобы приспособить два основополагающих института, формирующих атлантические отношения, а именно НАТО и Европейский Союз (бывшее Европейское экономическое сообщество), к реалиям мира по окончании холодной войны.

НАТО продолжает оставаться главным организационно-связующим  звеном между Америкой и Европой. Когда формировалась организация, советские войска стояли на Эльбе  в разделенной Германии. Способная, как полагали все, при помощи сил  обычного типа пройти через всю Западную Европу советская военная машина вскоре заполучила и быстро растущий ядерный арсенал. На протяжении всего  периода холодной войны безопасность Западной Европы зависела от Соединенных  Штатов, и институты НАТО по окончании  холодной войны все еще отражают подобное состояние дел. Соединенные  Штаты контролируют объединенное командование, которое возглавляется американским генералом, и выступают против попыток  Франции придать обороне четкий европейский облик.

Движение в направлении  европейской интеграции имеет под  собою две предпосылки: если бы Европа не перестала говорить и действовать  в разнобой, она постепенно сползла  бы на обочину мировой политики; разделенную Германию нельзя ставить  в такое положение, при котором  она будет испытывать искушение  лавировать между двумя блоками  и играть на противостоящих силах  холодной войны, натравливая их друг на друга. На момент написания этой книги Европейский Союз, первоначально состоявший из шести стран, вырос до 12 и находится в процессе расширения, будучи готов принять в свой состав скандинавские страны, Австрию и в конце концов часть бывших советских сателлитов.

Основания, на которых покоились  оба эти института, оказались  поколеблены крахом Советского Союза  и объединением Германии. Советская  армия более не существует, а российская армия теперь отошла на сотни миль к востоку. В ближайшем будущем  внутренние российские потрясения делают нападение на Западную Европу невероятным. В то же время российские тенденции  восстановить прежнюю империю пробудили  исторические опасения по отношению  к русскому экспансионизму, особенно в бывших государствах-сателлитах в  Восточной Европе. Ни один из руководителей  стран, находящихся в непосредственной близости от России, не разделяет американской веры в то, что обращение России на путь истинный является ключом к  безопасности этой страны. Все предпочитают президента Бориса Ельцина его оппонентам, но лишь как меньшее из двух потенциальных  зол, а не как деятеля, который  может покончить с их исторической неуверенностью в собственной безопасности.

Появление объединенной Германии усугубляет эти страхи. Зная, что  два континентальных гиганта  либо исторически подминают под  себя своих соседей, либо сражаются  на их территории, страны, расположенные  между ними, опасаются возникающего вакуума безопасности; отсюда их столь  интенсивное желание получить защиту США, оформляемую членством в  НАТО.

Если НАТО испытывает необходимость  адаптации к краху советского могущества, перед лицом Европейского Союза встает новая реальность в  виде объединенной Германии, существование  которой ставит под угрозу молчаливую договоренность, являющуюся стержнем европейской интеграции: признание  ФРГ французского политического  лидерства в ЕС в обмен на решающий голос в экономических вопросах. ФРГ, таким образом, связана с  Западом посредством американского  лидерства в стратегических вопросах внутри НАТО и французского лидерства  в политических вопросах внутри Европейского Союза.

В последующие годы изменятся  все традиционные атлантические  отношения. Европа не будет, как прежде, ощущать необходимость в американской защите и станет отстаивать собственные  экономические интересы гораздо  более агрессивно; Америка не захочет  идти на значительные жертвы ради европейской  безопасности, и перед нею появится искушение изоляционизма в различных  обличьях; по ходу дела Германия начнет настаивать на обретении политического  влияния, на что ей даст право ее военно-экономическая мощь, и не будет столь эмоционально зависима от американской военной и французской  политической поддержки.

Эти тенденции останутся  не до конца выявленными, пока у власти будет оставаться Гельмут Коль, наследник аденауэровской традиции (см. гл.20). И все же он - последний лидер подобного типа. Выходящее на авансцену поколение не имеет личных воспоминаний о войне и о роли Америки в возрождении опустошенной послевоенной Германии. У него нет эмоциональных причин полагаться на наднациональные институты или подчинять собственную точку зрения США или Франции.

Величайшим достижением  послевоенного поколения американских и европейских руководителей  является признание ими того, что  если Америка не будет органично  связана с Европой, первой придется пойти на вовлеченность в дела второй позднее и при гораздо  менее благоприятных обстоятельствах  для обеих сторон. Сегодня это  справедливо как никогда. Германия стала настолько сильной, что  существующие европейские институты  не способны сами по себе обеспечить равновесие между Германией и ее европейскими партнерами. Не может и Европа, даже включая Германию, справиться в одиночку как с возрождением, так и с развалом России, причем и то, и другое - наиболее угрожающие результаты постсоветских потрясений.

Не в интересах ни одной  из стран, чтобы Германия и Россия сконцентрировались друг на друге либо как на главном партнере, либо как  на главном оппоненте. Если они чересчур сблизятся, то создадут страх перед  кондоминиумом; если будут ссориться, то вовлекут Европу в эскалацию кризисов. У США и Европы существует взаимная заинтересованность не допустить, чтобы  национальная германская и российская политика бесконтрольно сталкивались в самом центре континента. Без  США Великобритания и Франция  не смогут поддерживать политическое равновесие в Центральной Европе; Германию начнет искушать национализм; России будет нехва-тать собеседника глобального масштаба. А в отрыве от Европы Америка может превратиться не только психологически, но географически и геополитически в остров у берегов Евразии.

Порядок, возникший после  окончания холодной войны, ставит перед  Североатлантическим союзом три  ряда проблем: отношения внутри традиционной структуры союза; отношения атлантических  наций с бывшими сателлитами  Советского Союза в Восточной  Европе; наконец, отношения государств - преемников Советского Союза, особенно Российской Федерации, с североатлантическими нациями и Восточной Европой.

Регулирование внутренних противоречий внутри НАТО проходит под знаком вечной войны между американской и французской  точками зрения на атлантические  отношения. США осуществляют верховенство в союзе под знаменами интеграции. Франция, выступая за европейскую независимость, формирует облик Европейского Союза. Результатом этих разногласий является то, что американская роль в военной области чересчур доминирует, чтобы способствовать европейской политической солидарности, в то время как роль Франции в деле европейской политической автономии слишком назойлива, чтобы обеспечить внутреннее единство НАТО.

В интеллектуальном смысле этот спор отражает конфликт между концепциями  Ришелье и идеями Вильсона - между  пониманием сущности внешней политики как средства достижения равновесия между различными интересами и пониманием смысла дипломатии как способа утверждения  изначальной гармонии. Для США  объединенное командование НАТО представляет собой выражение союзнического  единства; для Франции оно выглядит как предупреждающий об опасности  красный флажок. Американские руководители с огромным трудом пытаются понять, как эта страна может отстаивать право на независимые действия, если США вовсе не собираются иметь  в своем распоряжении такой вариант, как оставление союзника в беде. Франция же видит в неохотном  восприятии Вашингтоном независимой  в военном отношении роли Европы скрытую попытку гегемонизма.