Насилие социального. Насилие символическое, системное, субъективное

 СОЦИАЛЬНОЕ НАСИЛИЕ 

Человек является единственным

видом, в котором борьба носит

уничтожающий характер. (Н.Тинберген)

 В буквальном смысле слова жизненно важная проблема насилия породила обширную литературу и науку о нем – виолентологию (от лат. violentia – насилие) или вайоленсологию (от англ. violence).

Наиболее широким является понимание насилия как поведения, наносящего вред другим ; как принуждение, ограничение свободы выбора, «узурпация свободной воли» (А. Гусейнов). Более узкое (юридическое) понимание ограничивает насилие причинением физического, психического или материального (имущественного) вреда. В самом узком смысле под насилием понимается причинение физического вреда, нарушение физической неприкосновенности. Однако, представление о системном насилии существенно расширяет наше знание о нем.

Много споров о природе насилия: имеет оно биологическое, животное происхождение или же – социальное. Для ответа на этот вопрос необходимо развести природную агрессивность и социальное насилие.

 Агрессивность в мире  животных инструментальна (борьба  за пищу, самку, защита детенышей), не превращаются в самоцель, не  бывает, как у людей, «просто так», «куражу ради», «из хулиганских  побуждений». Внутривидовая агрессия, как правило, не приводит к  гибели соперника; «Агрессивности  ради агрессивности у животных, по-видимому, вообще не существует…  Борьба между животными одного и того же вида не имеет своей целью смерть противника; как правило, она не сопровождается кровопролитием и прекращается при отступлении одного из конкурентов» (П. Симонов).

Насилие в человеческом обществе отличается от агрессивности животных не только масштабами, но и тем, что оно сопровождается враждебным отношением к объекту насилия (волк не испытывает «вражду» к зайцу) и далеко не всегда носит инструментальный характер. Агрессия присуща всему живому, насилие – только человеку.

 По неполным подсчетам, с 3600 г. до н.э. по настоящее время (т.е. более чем за 5600 лет) на Земле  было свыше 15 тыс. войн, унесших около 3,5 млрд. человеческих жизней. Только за 80 лет ушедшего XX века в мире произошло свыше 150 войн, стоивших человечеству более 100 млн. жизней. В книге P. Hassner приводятся данные Р. Руммела, согласно которым за 87 лет минувшего столетия помимо 39 млн. жертв межнациональных и гражданских войн, около 5 млн.чел.были уничтожены собственными правительствами. По оценке N. Kressel, лидеры стран («спонсоры                           

                                                                              5                          

убийств»), принесли в жертву: СССР (1917-1987) – 61,9 млн. человек, Китай (1928-1987) – 45,2 млн.,                                                                          Германия (1934-1945) – 20,9 млн., Япония (1936-1945) – 5,8 млн., Камбоджа (1975-1978) — свыше 2 млн. человек и т.д.. Какие хищники животного мира могут похвастаться столь массовым уничтожением сородичей?

 Социальное насилие  носит системный характер, оно  пронизывает все сферы жизнедеятельности  общества, включая «культурное насилие», «воспитательное насилие, «насилие экономики» , «структурное насилие» (безличное, когда убивают не конкретные субъекты, а социальный строй, ), криминальное насилие. Само «право поражено насилием» . В конечном счете, «насилие встроено в систему» .

 Но «если проявление  истребительной внутри¬видовой  агрессивности — это специфическая  особенность человека, то разве  не логично искать причины  этой специфической черты в  том, что характерно именно для  человека, что его отличает от  животных, а не в том, что его  роднит с ними?». Очевидно, что «специфические особенности агрессивности у человека есть следствие специфических же для человека условий жизни, т.е. следствия особенностей той социальной среды, которую он в процессе своего исторического развития для себя создал. При таком понимании проблема причин агрессивности превра¬щается в проблему исследования тех социальных причин, которые агрессивность вызывают» (Ф. Бассин).

Какие бывают «насилия»?

 Одна из задач науки – классификация разновидностей ее объекта. Не представляет исключения вайоленсология. И, как всегда, имеется множество классификаций по разным основаниям.

Можно различать проявления социального насилия по их содержанию (насильственные преступления, включая «подвиды» — преступления против жизни, преступления против здоровья, сексуальное насилие); торговля людьми; терроризм; военное насилие; экономическое насилие и т.д.

Представляется важным классифицировать насилие по сферам жизнедеятельности: в политике, экономике, семье, в быту, медицине, образовании, науке, искусстве, литературе. Сюда же, очевидно, относится насилие в сфере религиозных отношений (Жирар Рене).

 Возможна классификация  по субъектам насилия: физические  лица, юридические лица, политические  и общественные организации, государства.

И по объектам насилия: мужчины, женщины, дети и подростки, пенсионеры, инвалиды, животные, расы, этносы, конфессии, государства.

 Представляет несомненный интерес классификация видов насилия, предложенная С. Жижеком. Он различает насилие субъективное, «символическое» и «системное».

Субъективное насилие – это те проявления социального насилия, которые легко различимы и признаваемы большинством людей (и уголовным законом): убийства, теракты, войны и т.п. «Это лишь наиболее зримая вершина треугольника, который включает два других вида насилия».

                                                                                 6

 Второй вид – «символическое» насилие, воплощенное в языке, речи. Это не только очевидные случаи речи-ненависти (оскорбления, угрозы), «есть еще более фундаментальная форма насилия, которая принадлежит языку как таковому, насаждаемой им определенной смысловой вселенной».

Еще более «скрытым», но постоянно присутствующим в обществе (и тем более опасным) является «системное (объективное) насилие». Это – «нередко катастрофические последствия спокойной работы наших экономических и политических систем». При выявлении и анализе системного насилия необходимо исходить из конкретных исторических условий. Будучи противником капитализма, Жижек показывает это на его примере: «Судьба целых страт населения, а иногда и целых стран может решаться «солипсистской» спекулятивной пляской Капитала, который преследует свою цель получения прибыли, сохраняя счастливое безразличие к тому, как его действия скажутся на социальной реальности… Именно организованная без всякого внешнего принуждения метафизическая пляска всесильного Капитала служит ключом к реальным событиям и катастрофам. В этом и заключается фундаментальное системное насилие капитализма, гораздо более жуткое, чем любое прямое докапиталистическое социально-идеологическое насилие: это насилие больше нельзя приписать конкретным людям и их «злым» намерениям; оно является чисто «объективным», системным, анонимным».

 «Кто виноват?»

 Не существует единой причины насилия как социального феномена. Имеется множество факторов, воздействующих на состояние и динамику его проявлений – государственного, полицейского, военного, семейного, педагогического, криминального насилия и др. Это факторы экономические, демографические (пол, возраст, миграция и др.), культурологические (принадлежность к той или иной культуре, субкультуре, конфессии) и даже космические (корреляционные зависимости между уровнем убийств, самоубийств и солнечной активностью, фазами луны).

 Все свои действия человек совершает для удовлетворения тех или иных потребностей. Потребности людей в каждом обществе для каждого времени распределены относительно равномерно. А возможности удовлетворения потребностей – существенно различны. Некоторая степень неравенства зависит от индивидуальных особенностей человека. Но главным источником неодинаковых возможностей удовлетворять потребности служит социально-экономическое неравенство, занятие людьми различных неоднородных позиций в социальной структуре общества (рабочий или бизнесмен, фермер или банкир, школьный учитель или министр). Именно от социального статуса и тесно связанного с ним экономического положения человека (можно говорить о социально-экономическом статусе) в основном зависят возможности удовлетворять те или иные потребности.

В период обострения межклассовых (межклановых, межкастовых) противоречий, складывается впечатление, что субъекты различных социально-экономических статусов представляют собой различные «виды» Homo Sapiens… Тогда объяснима и «зоологическая» вражда между ними (между пролетариатом и капиталистами, крестьянами и феодалами, «олигархами» и «народом»).

Главным в генезисе насилия (вообще девиантности) является не сам по себе уровень удовлетворения потребностей, а степень различий в возможностях их удовлетворения для

                                                                              7

 различных групп. Зависть, неудовлетворенность, понимание самой возможности жить лучше приходят лишь в сравнении. На это обращал внимание еще К. Маркс: «Как бы ни был мал какой-нибудь дом, но, пока окружающие его дома точно также малы, он удовлетворяет всем предъявляемым к жилищу общественным требованиям. Но если рядом с маленьким домиком вырастает дворец, то домик съеживается до размеров жалкой хижины». Более того, «как бы ни увеличивались размеры домика с прогрессом цивилизации, но если соседний дворец увеличивается в одинаковой или же еще в большей степени, обитатель сравнительно маленького домика будет чувствовать себя в своих четырех стенах еще более неуютно, все более неудовлетворенно, все более приниженно».

В генезисе насилия особую роль играет неудовлетворенность социальных потребностей — в престиже, статусе, самоутверждении, в творчестве. Насилие чаще других нежелательных для общества форм деятельности выступает «средством» самоутверждения, когда в силу различных причин недоступны общественно полезные, творческие способы самоутверждения («Комплекс Герострата»).

Глобализация усилила процесс социального расслоения. Одним из системообразующих факторов современного общества является его структуризация по критерию «включенность / исключенность» (inclusive / exclusive). Работа Рене Ленуара (1974) показала, что «исключение» приобретает характер не индивидуальной неудачи, неприспособленности некоторых индивидов («исключенных»), а социального феномена, истоки которого лежат в принципах функционирования современного общества, затрагивая все большее количество людей.

 Рост числа «исключенных»  как следствие глобализации активно  обсуждается З. Бауманом. С его  точки зрения, исключенные оказываются  «человеческими отходами (отбросами)» («wasted life»), не нужными современному обществу. Это – бездомные, длительное время безработные, мигранты, беженцы и т.п. Они являются неизбежным побочным продуктом экономического развития, а глобализация служит генератором «человеческих отходов». И в условиях глобализации, поляризации на «суперкласс» и «человеческие отходы», последние становятся «отходами навсегда». Применительно к России идеи Баумана интерпретируются О.Н. Яницким: «За годы реформ уже сотни тысяч жителей бывшего СССР стали «отходами» трансформационного процесса, еще многие тысячи беженцев оказались в России без всяких перспектив найти работу, жилье и обрести достойный образ жизни. Для многих Россия стала «транзитным пунктом» на пути в никуда».

Ясно, что «исключенные» – социальная база девиантности, включая проявления насилия.

 Итак, важнейшим девиантогенным (криминогенным, вайоленсогенным) фактором  служит противоречие (по Р. Мертону, «напряжение», strain) между потребностями  людей и реальными возможностями (шансами) их удовлетворения, зависящими, прежде всего, от места индивида  или группы в социальной структуре  общества, степень социально-экономической  дифференциации и неравенства.

Социальное насилие, возникшее как средство адаптации, сохранения и развития «венца природы», исчерпало себя в этом качестве, становится не только нефункционально и неадаптивно, но и угрожает существованию человечества. Случай не уникальный в истории Земли. Так, вымерли сильные и злобные гигантские ящеры. Их ранее адаптивные возможности

                                                                   8

стали неадаптивны. Ящеры не смогли по ходу эволюции «перестроиться»… А человечество?

Понятие отбросов следует модифицировать и расширить. Материальные, количественные отбросы, образующиеся вследствие концентрации промышленности и населения в больших городах — это всего лишь симптом качественных, человеческих, структурных отбросов, образующихся в результате предпринимаемой в глобальном масштабе попытки идеального программирования, искусственного моделирования мира, специализации и централизации функций (современная метрополия очевидным образом символизирует этот процесс) и распространения по всему миру этих искусственных построений.

Хуже всего не то, что мы завалены со всех сторон отбросами, а то, что мы сами становимся ими. Вся естественная среда превратилась в отбросы, т. е. в ненужную, всем мешающую субстанцию, от которой, как от трупа, никто не знает, как избавиться. По сравнению с этим горы органических промышленных отходов просто пустяк. Вся биосфера целиком в пределе грозит превратиться в некий архаический остаток, место которого — на помойке истории. Впрочем, сама история оказалась выброшенной на собственную помойку, где скапливаются не только пройденное нами и отошедшее в прошлое, но и все текущие события; не успев закончиться, они тут же лишаются всякого смысла в результате демпинга средств массовой информации, способных превратить их в субстанцию, непосредственно готовую для употребления, а затем и в отбросы. Помойка истории превратилась в информационную помойку.

Когда строят образцовые города, создают образцовые функции, образцовые искусственные ансамбли, все остальное превращается как бы в остатки, в отбросы, в бесполезное наследие прошлого. Строя автостраду, супермаркет, супергород, вы автоматически превращаете все, что их окружает, в пустыню. Создавая автономные сети сверхскоростного, программируемого передвижения, вы тут же превращаете обычное, традиционное пространство взаимообщения в пустынную зону. Именно так обстоит дело с транспортными артериями, рядом с которыми образуются пустующие территории. Именно так будет обстоять дело и в будущем, когда рядом с информационными артериями образуются информационные пустыни, возникнет своего рода информационный четвертый мир — убежище всех изгоев, всех тех, кого отвергли средства массовой информации. К нему добавится интеллектуальная пустыня, населенная мозгами, оставшимися без работы по причине предельной усложненности самих информационных сетей. Ее будут населять, но уже в неизмеримо большем количестве, потомки тех миллионов безработных, что ныне изгнаны из мира труда.