Мистицизм в философии

 
 
 
 

Кафедра: Социальных и гуманитарных наук.

Дисциплина: Философия. 
 
 
 
 

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА  

по  теме: «Мистицизм в философии». 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

2009 г. 
 
 
 
 
 
 
 

Содержание 

     

1. Введение………………………………………………………………………… 3
2. Мистицизм и логика……………………………………………………………  5
3. Разум и интуиция ………………………………………………………………  7
4. Единство и множественность …………………………………………………  9
5. Добро и зло …………………………………………………………………...   10
6. Литература ……………………………………………………………………   14

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Введение

     Мистицизм (от греч. μυστικος — скрытый, тайный) — философское и богословское учение, а также особый способ понимания и восприятия мира, основанный на эмоциях, интуиции и иррационализме. Различные мистические доктрины встречаются во всех мировых религиях и верованиях и имеют общие черты: тяготеют к интуитивизму и символизму; предполагают практику определённых систем психофизических упражнений или медитаций, необходимых для достижения определенного состояния разума и психики.

     Приверженцы мистицизма называются мистиками; они  склонны к мышлению, основанному на интуиции, эмоциях и иррационализме. По мнению мистиков, реальность недоступна разуму и постигается лишь иррациональным способом, который обычно противопоставляется логическому, научному восприятию действительности.

     Мистицизм — это утверждение того, что жизнь невозможно познать, что по сути своей она непознаваема.

     Наука разделяет действительность на две  категории первое — познанное, второе — непознанное. Когда-то познанное  было непознанным, позже оно стало  известным. Непознанное сегодня неведомо, но завтра или послезавтра оно тоже станет познанным.

     Наука уверена, что рано или поздно она  достигнет такого уровня понимания, когда останется только одна категория  — познанное, когда все станет известным. Неизвестное постепенно сводится к известному.

     Мистицизм утверждает, что жизнь состоит  из трех категорий: познанное, непознанное, и самое важное, непознаваемое  — оно неизвестно сейчас и никогда  не будет познано. И именно непознаваемое  является основополагающим центром  всего сущего.

     Непознаваемое нельзя познать, но можно пережить. Его нельзя превратить в знание, хотя сердце способно петь его песнь. Непознаваемым можно наполниться и переполниться, им можно жить и танцевать — но постичь его невозможно.

     Мистицизм — это понимание того, что жизнь и логика и поэзия. Это подобно реке, впадающей в океан. Разве река собирается познать океан? Она становится океаном, но никакого познания нет. Как вы можете познать нечто, если становитесь единым с ним? Познание требует разделенности, объект должен быть отделен от субъекта. Если это расстояние исчезнет, познание станет невозможным.

     Вот что происходит в мистицизме: ищущий становится единым с искомым, капля  падает в океан — и становится океаном. В таком единении познание невозможно. В таком единении есть только переживание, оно происходит внутри, это переживание, а не восприятие.

     Мистицизм может стать единением науки  и религии. Сейчас появилась возможность  возникновения связи между наукой и религией, потому что величайшие ученые также ощутили эту тайну, хотя это произошло косвенным образом. К примеру, у Эддингтона, Альберта Эйнштейна и других ученых возникло ощущение того, что чем больше они знают о действительности, тем больше загадок возникает; чем больше они знают, тем больше предстоит узнать. Чем больше они знают, тем более поверхностными выглядят их знания. К моменту смерти Эйнштейн почти стал мистиком, его прежняя высокомерная уверенность в том, что «когда-нибудь мы узнаем все», полностью исчезла. Он скончался в совершенно медитативном настроении, он умер не ученым, а поэтом.

     Эддингтон писал: «Сначала мы привыкли верить в  то, что мысль — просто побочный продукт» — это почти совпадает  со словами Карла Маркса о том, что сознание является просто побочным продуктом общественной ситуации. Эддингтон  говорит: «Я тоже был целиком убежден в этом» — такой была атмосфера тех дней. В течение трех веков климат Запада определялся наукой. Эддингтон вырос в этой атмосфере, но на конец, в последние дни своей жизни, он сказал: «Теперь все изменилось. Чем глубже я погружаюсь в исследования, тем чаще убеждаюсь в том, что мир состоит не из предметов, а из мысли — действительность оказалась похожей совсем не на материю, а на сознание». Это прекрасные новости — наука наконец-то достигла великого понимания.

     Там, где развивалась наука, религия исчезала повсюду. Там где разум становился искушенным в научном образе мышления и действия, религия просто вымирает. Почва научного склада ума содержит в себе некий яд. Что представляет собой этот яд? Это уверенность науки в возможности лишить действительности ее тайн. Религия утверждает, что реальность не возможно лишить загадочности. Чем глубже ваше понимание, тем мистичнее. Нам необходимы современные религиозные мистики уровня Альберта Эйнштейна, Эддингтона или Планка, Хаксли. Нужны не просто образованные люди, знающие люди, а настоящие мудрецы, которые способны сказать, что они ощутили Бога — не потому, что о его существовании сказано в писаниях, а потому что они действительно постигли Бога.

     Образованность  — самая обычная заурядность, она не способна соединить науку с мистицизмом. Нужны люди, умеющие медитировать, любить, переживать на собственном опыте. И тогда придет время, настанет тот день, когда наука и религия встретятся и сольются друг с другом, станут единым сплавом. И этот день будет одним из величайших дней всей человеческой истории — это будет день несравненной, неповторимой радости, потому что с этого момента в мире перестанет существовать раздвоенность человечества. Тогда нам уже не понадобятся два направления — наука и религия, — достаточно будет одного. И «мистицизм» — прекрасное название, оно вполне пригодно для этой единой науки или единой религии. Для внешнего мира в нем будет использоваться научная методология, для внутреннего — религиозная. Наука будет исследовать загадки внешнего мира, религия — искать внутреннюю тайну, и они станут двумя крыльями мистицизма. Мистицизм может стать единением, синтезом науки и религии. Благодаря этому слиянию смогут соединиться Запад и Восток, проза и поэзия, логика и любовь и т.д. И как только это случится, возникнет более совершенный, более целостный, более гармоничный человек. 

     Мистицизм и логика.

     Метафизика, или стремление постичь мыслью мир  в целом, всегда развивалась в  единстве и конфликте двух противоположных  человеческих импульсов: один из них побуждал к мистицизму, другой - к науке. Некоторые люди достигли величия, следуя первому импульсу, некоторые - следуя только второму. У Юма, например, научный импульс властвует безраздельно, а у Блейка сильная неприязнь к науке сосуществует с глубоким мистическим проникновением. Но величайшие люди, те, кого мы называем философами, ощущали нужду одновременно и в науке и в мистицизме: в попытке гармонического соединения того и другого состояла цель их жизни. Именно преодоление изнуряющей неопределенности этой альтернативы превращает философию в более высокое занятие, чем наука или религия.

     Мистическая философия во все времена и  во всех частях света опиралась на ряд убеждений.

     Это, во-первых, вера в способность интуитивного проникновения, как нечто противоположное дискурсивному аналитическому познанию; вера в путь мудрости - путь внезапных озарений, имеющих принудительный характер, - противопоставляемый медленному и изобилующему ошибками научному пути познания внешних явлений, для которого характерна опора на чувства. Всякий, кто способен к концентрации на внутреннем переживании, должно быть, испытывал когда-нибудь странное ощущение нереальности окружающего; теряется контакт с повседневными вещами, пропадает ощущение надежности внешнего мира, и кажется, что душа - в полном одиночестве - извлекает из своих глубин, безумно пляшущих фантастических призраков, которые до сих пор были реально существующими и живущими независимо от нас. Это - негативная сторона мистического посвящения: сомнение в обыденном знании подготовляет путь к восприятию того, что является высшей мудростью. Многие люди, знакомые с таким негативным опытом, не идут дальше, но для мистика это лишь врата в более широкий мир.

     Мистическое проникновение начинается с ощущения, что тайна раскрыта, что истинная мудрость внезапно стала очевидной. Чувство очевидности, открытости истины приходит раньше, чем какое-либо конкретное понимание. Последнее - уже результат рефлексии над неартикулируемым опытом, полученным в момент откровения. Убеждения, в действительности не связанные с этим моментом, нередко попадают впоследствии в поле его притяжения; поэтому в дополнение к мнениям, которые разделяют все мистики, мы находим у многих из них и другие мнения - частные и преходящие, - которые приобрели субъективную достоверность благодаря слиянию с тем, что было действительно мистическим. Мы можем не обращать внимания на такие несущественные наслоения и ограничиться убеждениями, которые разделяют все мистики.

     Первым  и непосредственным результатом  мистического просветления является вера в возможность самого этого способа познания, который можно назвать откровением, или интуицией, и который противоположен чувству, рассуждению и анализу - слепым проводникам в трясину иллюзий. Тесно связано с этой верой и представление о реальности, существующей "по ту сторону" мира явлений и совершенно от него отличной. Восхищение этой реальностью часто доходит до поклонения ей; считается, что она всегда и везде рядом, прикрытая тонкой вуалью из чувственных представлений, готовая - для восприимчивого ума - блистать во всем великолепии даже сквозь несомненную глупость и порочность человека. Поэт, художник и любящий ищут этого сияния: красота, которую они хотят увидеть, - это лишь слабое его отражение. Но мистик живет при полном свете знания: он ясно видит то, что другие только смутно ощущают, и знание его таково, что рядом с ним всякое другое знание выглядит невежеством

     Второй  чертой мистицизма является вера в  единство и отказ признать в чем-либо противоположность или различие. Гераклит говорил, что "добро и зло суть одно"; он говорил также, что "путь вверх и вниз один и тот же". Этот подход обнаруживается и в одновременном утверждении противоречащих друг другу суждений: "В одни и те же воды мы погружаемся и не погружаемся; мы существуем и не существуем". Утверждение Парменида, что реальность едина и неразделима, исходит из того же импульса к единству. У Платона этот импульс менее заметен, он сдерживается его теорией идей; но он вновь появляется, насколько это позволяет Платонова логика, в учении о первенствующем значении блага.

     Третьим признаком почти всей мистической  метафизики является отрицание реальности времени. Это результат отрицания  различий: если все есть одно, различие прошлого и будущего должно быть иллюзией. Мы видели, что у Парменида это учение выступает на первый план; а среди философов Нового времени оно фундаментально для систем Спинозы и Гегеля.

     Последнее из убеждений мистицизма состоит в том, что всякое зло объявляется иллюзией, порожденной "различиями" и "противоположностями" аналитического интеллекта. Мистицизм не считает, что такие вещи, как, например, жестокость, - это благо, но отрицает, что они реальны: они принадлежат к тому низшему миру призраков, от которых нас должно освободить проникающее видение. Иногда - например, у Гегеля и (по крайней мере, на словах) у Спинозы - не только зло, но и добро считается иллюзорным; в, то, же время эмоциональное отношение к тому, что считается реальностью, естественным образом ассоциируется с верой в благодать реального. Во всех случаях для этики мистицизма характерны радость и благорасположение, отсутствие негодования или протеста, неверие в полную неизбежность разделения на два враждебных лагеря - добра и зла. Такой подход является прямым результатом мистического опыта: с мистическим чувством единства связано чувство бесконечного покоя. Возникает даже подозрение, что чувство покоя и вызывает - как это происходит во сне - всю систему связанных друг с другом воззрений, составляющих мистическое учение. Но это трудный вопрос, и в ответе на него человечество вряд ли достигнет согласия.  

     Разум и интуиция

     В XVIII веке предпочтение отдавали разуму, но под влиянием Руссо и романтиков стали склоняться к инстинкту: сначала его предпочитали те, кто восставал против искусственных форм правления и мышления, а затем - по мере того как чисто рационалистическая защита традиционной теологии становилась все более трудным занятием - все, кто чувствовал в науке угрозу воззрениям на жизнь и мир, связанным со спиритуализмом. Бергсон, назвав инстинкт "интуицией", поднял его на высоту единственного критерия метафизической истинности. Но на самом деле противоположность инстинкта и интеллекта иллюзорна. Инстинкт, интуиция, или инсайт, - это то, что первоначально приводит к идеям, подтверждаемым или опровергаемым последующим рассуждением; однако подтверждение, если оно возможно, в конечном счете, состоит в совместимости с другими идеями, которые имеют, в свою очередь, не менее интуитивный характер. Разум - это не творческая, а скорее гармонизирующая, контролирующая сила. Даже в самой что ни на есть чистой логической сфере, именно, инсайт добывает новое знание первым.