Философия истории Гегеля (Кузнецов В.Н.)

Философия истории Гегеля (Кузнецов В.Н.)

Предметом философии истории Гегель считал раз¬витие объективного духа на его  высшей стадии, когда он становится тем, чем ранее был только «в се¬бе» — «внешне всеобщим — мировым  духом». Такова, по Гегелю, сущностная основа всемирной истории, не замечавшаяся и не постигавшаяся предшествовавшими философами. Моментами и ступенями развития миро¬вого духа, протекающего «во времени и в наличном бытии», Гегель считал «духи отдельных народов», по¬скольку они включены в процесс всемирной истории. Гегель подчеркивал, что «дух... не только витает над историей, как над водами, но действует в ней и соста¬вляет ее единственный двигатель». Этот тезис противостоял как утверждению француз¬ских просветителей (наиболее четко сформулирован¬ному Вольтером в его философии истории), что ход истории определяется человеческими идеями («мнения¬ми») как мотивами исторических деяний, так и поло¬жению Канта о реализации во всемирной истории «плана природы» при активном участии в этом про¬цессе с эпохи Просвещения действий людей, напра¬вляемых философским разумом. Следует заметить, что отрицание Гегелем основоположений вольтеров¬ской и кантовской философии истории, обусловленное выявлением их несостоятельности в свете социальных катаклизмов конца XVIII — начала XIX в., приняло форму объективно-идеалистического переосмысления этих основоположений. Подобно тому как на место духовной жизни людей, созидаемой ими самими, был поставлен властвующий над ними «мировой дух», так от руководящей роли человеческого разума гегелев¬ская философия истории перешла к утверждению гос¬подства в истории сверхчеловеческого «Разума», при¬сущего «мировому духу».

Под этими  идеалистическими мистификациями ду¬ха  и разума было скрыто, однако, значительное ра¬циональное зерно, которое состояло в постановке но¬вого и чрезвычайно существенного для развития философской мысли вопроса о наличии и выявлении в историческом процессе объективной закономерности. Дело в том, что в понимании Гегеля «Разум», напра¬вляющий ход истории, это именно обнаруживаемая в ней необходимость, не зависящая от сознательных целей участников исторических событий. В постановке названного вопроса рациональным было также то, что Гегель не считал источником этой необходимости ни бога (его функции приписаны «Разуму», который по¬этому — и только поэтому — именуется «божест¬венным»), ни природа, а фактически связывал ее ис¬ключительно с деятельностью людей. Заявляя, что «всемирно-исторический процесс совершается разум¬но», Гегель считал «разумным» в нем то, что «являет¬ся бессознательно для людей в итоге их действий» и что оказывается исторически существенным, «гран¬диозным», какие бы внешне «малые силы» не участво¬вали в его порождении. Углубляя положения «Феноме¬нологии духа», Гегель приходил к выводу, что хотя основная масса людей руководствуется в своих дей¬ствиях сугубо личными интересами и страстями, в из¬вестной мере и осуществляя эти интересы, все же в ре¬зультате их деятельности «осуществляется еще нечто более далекое, что хотя и заключено внутренне в этом интересе, однако не заключено в их сознании и в их намерении». Такой скрытый и косвенный способ действия «Разума», осуществляю¬щего свои «цели» только через деятельность людей, выступающих в роли его «средств», Гегель называл «хитростью» (и считал, что вообще все вещи служат средствами для осуществления целей «Разума» — «Идеи»). Присущий «идее» «разум,— замечал Гегель в малой логике, — столь же хитер, сколь могуще¬ствен», разъясняя, что «хитрость состоит вообще в опосредствующей деятельности, которая, позволив объектам действовать друг на друга и истощать себя в этом воздействии, не вмешиваясь вместе с тем не¬посредственно в этот процесс, все же осуществляет лишь свою собственную цель». Что касается человече¬ского мира как такового, то этот «Разум» (Гегель на¬зывает его здесь «богом») «дает людям действовать как им угодно, не стесняет игру их страстей и интере¬сов, а получается из этого осуществление его целей, которые отличны от целей, руководивших теми, ко¬торыми он пользуется» (96. 1. 397 — 398). Такое осмы¬сление получала у Гегеля проблема исторически суще¬ственных, но не замышляемых и не предвидимых людьми объективных результатов их действий, кото¬рую ранее ставили и разрабатывали Вико, А. Смит, Гердер, Кант, Шеллинг. Гегель с своей стороны под¬черкивал, что «во всемирной истории благодаря дей¬ствиям людей вообще получаются еще и несколько иные результаты, чем те, к которым они стремятся и которых они достигают, чем те результаты, о ко¬торых они непосредственно знают и которых они желают»…

Важнейшее значение в гегелевском понимании все¬мирной истории имеет вопрос о роли в ней различных народов и взаимоотношении между ними. Гегель в трактовке и этого вопроса занимает позицию, значи¬тельно отличающуюся от просветительской филосо¬фии истории и во многом противостоящую ей. Считая субъектами всемирной истории лишь те народы, ко¬торые создали свои государства,— «...народ без госу¬дарственного устройства (нация как таковая) не имеет, собственно, никакой истории...»,— Гегель фактически сосредоточивал свое внимание на государствах, а дру¬гие стороны жизни народов отступали на задний план и выглядели как несущественные. Это приводило к то¬му, что всемирная история трактовалась преимуще¬ственно в политическом ее аспекте, чего всячески стре¬мились избегать просветители, делавшие предметом своего внимания максимально широкий спектр раз¬личных сторон жизни народов.

Если просветителей  особо интересовали проявле¬ния  доброжелательных, равноправных отношений  между народами, рассматривавшихся  как единственно соответствующие  требованиям разума и потому дол¬жные стать общепринятыми, то Гегель считал выра¬жением исторической необходимости стремление ка¬ждого народа установить свою гегемонию. Только так, по Гегелю, тот или иной «народный дух» может стать «ступенью», или «моментом», в развитии «мирового духа» и приобрести всемирно-историческое значение. Это значит, что народы с необходимостью вступают в самое ожесточенное противоборство, и события все¬мирной истории «являют собой диалектику отдельных народных духов», которую можно охарактеризовать как «всемирный суд», в котором на каждом данном этапе «правым» оказывается только один народ. Этот народ занимает господствующее положение в мире, и по отношению к «абсолютной воле», выражаемой им, «воля других народных духов бесправна». Катего¬ричность последних слов ослаблялась, однако, указанием Гегеля, что раз достигнутое господствующее по¬ложение не закрепляется за данным народом навсегда: со временем «абсолютная воля выходит ... за пределы ... своего, в этот момент имеющегося у нее достояния, преодолевает его как некоторую особенную ступень и затем предоставляет этот народ его случайной судь¬бе, творя над ним суд». Иначе говоря, народ, обладающий гегемонией, с необходимостью утрачивает ее, и она переходит к другому народу и т. д. Гегель считал при этом, что каждый единичный народный «дух» имеет своим назначением заполнение только одной ступени» в развитии «мирового духа» и «осуществление только одной стороны всего деяния в целом». Это значило, что какой-либо на¬род может лишь однажды сыграть всемирно-историче¬скую роль, и народы, «чья эпоха минула, не идут больше в счет во всемирной истории». За¬метим, что в круг всемирно-исторических Гегель включал лишь немногие народы; среди европейских народов такая роль признавалась им лишь за греками, римлянами (в прошлом) и германцами (в настоящем). Обратим внимание также на то, что, согласно Гегелю, уже в античности ведущая роль в мировом развитии перешла к европейским народам: «Всемирная история направляется с Востока на Запад» и в Европе находит свое завершение. Все эти положения Гегеля не беспочвенны, а отражают целый ряд реальных про¬цессов всемирной истории, являясь, несмотря на «спе¬кулятивную» форму, по сути дела, их весьма эмпири¬ческим отражением, констатирующим, как до сих пор складывались и протекали отношения между народа¬ми. Гегелевские ссылки на требования «мирового ду¬ха» давали лишь видимость проникновения в сущ¬ность этих отношений. Подлинные закономерности всемирной истории не только не выявлялись в гегелев¬ской философии истории, а заслонялись мистифициро¬ванными представлениями об исторической необходи¬мости. Извращалась еще в одном отношении также проблема реализации свободы и самой ее сути, по¬скольку процесс «освобождения духа» Гегель считал осуществляющимся через гегемонию различных наро¬дов во всемирной истории.

Поскольку установление этой гегемонии было ре¬зультатом прежде всего военных побед всемирно-исто¬рического масштаба, постольку Гегель выдвинул на положение великих людей, «героев» мировой истории крупнейших воителей-политиков: Александра Македон¬ского и Юлия Цезаря в античности (просветительская философия истории развенчивала преклонение перед ними и клеймила их как величайших злодеев), Напо¬леона в новое время (как свидетель въезда Наполеона в Йену во главе победоносных французских войск, Ге¬гель с энтузиазмом сообщал в одном из писем, что ему посчастливилось увидеть «мировую душу верхом на коне»). Именно в завоевателях, создающих новые мировые империи, Гегель видел тех всемирно-истори¬ческих индивидов, которые непосредственно преобра¬зуют человеческий мир в соответствии с велениями «мирового духа», воспринимаемыми как важнейшие цели их жизни. Понимание военной экспансии как фак¬тически главного средства утверждения в мире нового политического состояния еще более девальвировало значение революций и еще дальше отодвигало пробле¬му социального прогресса. Превознося «героев», Ге¬гель в народных массах не видел активной силы исто¬рии. С точки зрения Гегеля, массы — лишь послушное средство в руках «героев», человеческий материал для их всемирно-исторических деяний, прежде всего люд¬ские ресурсы для войн. Если просветители считали на¬зревшей задачей общественного прогресса положить конец принесению жизненных интересов трудящихся масс в жертву целям правящей верхушки, в том числе ее военным амбициям, то в гегелевской философии ис¬тории проповедуется примирение «с тем, что индиви¬дуальности, их цели и их удовлетворение приносятся в жертву ... и индивидуумы вообще подводятся под ка¬тегорию средств». В противовес установке просветите¬лей на обеспечение счастливой жизни для массы про¬стых людей, которые в предшествующей истории были обездолены, Гегель, пренебрежительно имено¬вавший этих «негероических» людей лишь «воспроиз¬водящими» индивидами, считал оправданным, что «их счастье вообще предоставляется случайности, к цар¬ству которой они относятся...». Тем самым обосновы¬валось право названных «героев» не только не забо¬титься об обеспечении счастливой жизни для находя¬щихся под их управлением людей, но и беззастенчиво разрушать ее, когда она создается собственными уси¬лиями «воспроизводящих» индивидов. Согласно Геге¬лю, деяниям «героев» бесполезно сопротивляться и их

нельзя  судить с моральной точки зрения, даже если они губят массу «невинных  цветов».

Следует отметить, что Гегель вообще не считал всемирную  историю совместимой с человеческим счастьем. Согласно Гегелю, даже «герои» оказывают¬ся в ней обреченными на несчастье, состоящее в том, во-первых, что борьба за реализацию своей цели, являющейся вместе с тем целью «мирового духа», тре¬бует от них такой сосредоточенности на этом деле, что они оказываются лишенными всех радостей жиз¬ни. Во-вторых,— и это главное, — после того как «ге¬рои» осуществили свою цель, они более не нужны «мировому духу» и отбрасываются им «как пустая оболочка зерна». Более определенно, это означает, что они или умирают в молодом возрасте, как Александр Македонский, не имея возможности на¬слаждаться плодами своих свершений, или их на вер¬шине величия убивают заговорщики, как Юлия Цеза¬ря, либо они лишаются власти и свободы, как Наполеон. Таким образом, «герои», как и «воспроиз¬водящие» индивиды, оказывались лишь «средствами» в деятельности «мирового духа».