Философия Иммануила Канта

Иммануил Кант (род. 22 апр. 1724, Кёнигсберг – ум. 12 фев. 1804, там же) — немецкий философ и ученый, родоначальник немецкой классической философии. Всю жизнь прожил в Кенигсберге. Происходил из семьи ремесленника, в которой было двенадцать детей. Изучал математику и естественные науки, философию. С 1756 работал приват-доцентом, с 1770 — ординарным профессором логики и метафизики, и как преподаватель пользовался большим успехом; преподавал также естественные науки, в частности, географию. В 1794 году за "искажение и принижение некоторых главных и основных учений Священного писания и христианства" был предупрежден указом королевского кабинета.

Кант является основателем  критицизма, или трансцендентальной философии. По Канту, философия трансцендентная неправомерно берется рассуждать о запредельном, т. е. о Боге. Для Канта же Бог есть дело веры, поэтому принципиально невозможны никакие рациональные доказательства бытия Бога, что, однако, не означает несостоятельности религии.

По Канту, человеческая личность самоценна и ни в коем случае не должна рассматриваться как  средство для осуществления каких-либо задач хотя бы и для всеобщего  блага.

В философском развитии Канта различают два периода: "докритический" (до 1770 г.) и "критический". В первый период Кант, в основном, занят разработкой космогонической картины мира, исходя из умозрительных ("метафизических") предпосылок. Критический период явился для творчества Канта основным. В этот период он ставит и стремится решить задачу критики познавательных способностей человека. Под "критикой" он понимает исследование возможностей и определение границ человеческого познания. Решению этой задачи посвящены три главные произведения Канта: "Критика чистого разума" (1781), "Критика практического разума" (1788), "Критика способности суждения" (1790). В них Кант исходит из предпосылки, что возможности познания определяются, прежде всего, особенностями характерного для всех людей восприятия внешнего мира, а не внешним миром как таковым. Его интересуют, главным образом, возможности научного, а не обыденного познания. Кант приходит к выводу, что наука имеет границы, дальше которых она не может и не должна идти: сущность "вещей в себе" или вещей как они существуют сами по себе до их восприятия человеком, для науки останется непознаваемым. Для науки должны оставаться принципиально недопустимыми и такие объекты, как Бог, душа и свобода. Свою философию Кант называет трансцендентальной. Этим он противопоставляет ее философии трансцендентной с одной стороны, а с другой — философии опытной, эмпирической.

Взаимозависимость науки и нравственности.

Прежде чем вызвать  к жизни новые средства практического  господства над миром, наука безжалостно  дискредитирует инструменты фиктивного воздействия на реальность, надежность которых ранее не вызывала сомнений. Поэтому можно сказать, что воздействие  науки на человека двойственно. Она  разрушает ложную и наивную уверенность, часто не будучи в состоянии предложить взамен новую, столь же прочную, широкую, субъективно удовлетворяющую.

Иммануил Кант как-то назвал свое учение "подлинным просвещением". Его суть (в отличие от "просвещения наивного") он видел в том, чтобы не только вырвать человека из-под власти традиционных суеверий, но еще и избавить его от суеверных надежд на силу теоретического разума, от веры в разрешимость рассудком любой проблемы, вырастающей из обстоятельств человеческой жизни. Кантовское учение о границах теоретического разума было направлено не против исследовательской дерзости ученого, а против его необоснованных претензий на пророчества и руководство личными решениями людей. "Темперамент, а также талант, — писал Кант в "Критике чистого разума", — нуждаются в некоторых отношениях в дисциплине, и с этим всякий легко согласится. Но мысль, что разум, который, собственно, обязан предписывать свою дисциплину всем другим стремлениям, сам нуждается еще в дисциплине, может, конечно, показаться странной; и в самом деле, он до сих пор избегал такого унижения именно потому, что, видя торжественность и серьезную осанку, с какой он выступает, никто не подозревал, что он легкомысленно играет порождениями воображения вместо понятий и словами вместо вещей".

"Критика чистого  разума" обнаруживала, что обоснования  идеи существования бога и  идеи бессмертия души не отвечают  требованиям теоретической доказательности,  что, будучи развернуты честно, они приводят к высшим проявлениям  неопределенности — антиномиям, метафизическим альтернативам. Несколько  лет спустя Кант в работе "Критика  практического разума" показал,  что развитая личность нуждается  только лишь в знании. Обосновывая  нравственную самостоятельность  человека, Кант решительно отметает  постулат о непременной "целесообразности" ("практичности") человеческого поведения. В произведениях самого Канта понятие "практический" имеет особый смысл, глубоко отличный от того, который обычно вкладывается в слова "практика" и "практицизм". Под "практическим действием" Кант подразумевает не производящую деятельность, всегда имеющую в виду некоторый целесообразный результат, а просто поступок, то есть любое событие, вытекающее из человеческого решения и умысла. Это такое проявление человеческой активности, которое вовсе не обязательно имеет некоторое "положительное", предметное завершение. "Практическое действие" в кантовском смысле может состоять и в отрицании практического действия в обычном смысле. Человек совершает поступок и тогда, когда он уклоняется от какого-либо действия, остается в стороне.

Многие вещи способны возбудить удивление и восхищение, но подлинное уважение вызывает лишь человек, не изменивший чувству должного, иными словами, тот, для кого существует невозможное: кто не делает то, что  нельзя делать, и избирает себя для  того, чего нельзя не делать.

Творческая деятельность сплошь и рядом включает их в качестве самоограничения ради сознательно  выбранного призвания. Однако окончательный  предметный продукт творчества нередко  скрывает от нас, что он был результатом  человеческого поступка, личного  выбора, который означал отказ  от чего-то другого, лишение, внутренний запрет. Своеобразие второй "Критики" Канта с самого начала определялось тем, что "практическое действие" категорически и бескомпромиссно противопоставлялось в ней благоразумно-практичному действию (ради успеха, счастья, выживания, эмпирической целесообразности) и иллюстрировалось именно примерами уклонения от недостойного дела. Соответственно, интеллектуальная способность, на которую опирается "чистое практическое действие", оказалась глубоко отличной от того интеллектуального орудия, которым пользуется "практик". Если последний полагается на "теоретический разум" как на средство исчисления целесообразности или успеха, то субъект "практического действия" исходит из показания разума, непосредственно усматривающего безусловную невозможность определенных решений и вытекающих из них событий.

Другими словами, структура  подлинного человеческого поступка не зависит от состояния способности  человека познавать. Человек остался бы верен своему долгу, даже если бы он вообще ничего не мог знать об объективных перспективах развертывания своей жизненной ситуации. За царством неопределенностей и альтернатив, в которое вводила "Критика чистого разума", открывалось царство ясности и простоты — самодовлеющий мир личного убеждения.

Вера и нравственность.

Кант обращает внимание, что вера представляет собой иррационалистический вариант расчетливости. Вера фанатиков, юродивых, авторитаристов безусловным образом исключается как "Критикой чистого разума", так и "Критикой практического разума": первой — потому, что вера представляет собой ставку на "сверхразумность" неких избранных представителей человеческого рода; второй — потому, что она обеспечивает индивиду возможность бегства от безусловного нравственного решения.

Кант подвергает критике все виды веры, проистекающие  из потребности уменьшить неопределенность окружающего мира и снять ощущение негарантированности человеческой жизни. Но Кант был искренним христианином, непримиримо относившимся к атеизму. В то же время он без всяких оговорок должен быть признан одним из критиков и разрушителей религиозного мировоззрения. Кант разрушал религию не как противник, а как серьезный и искренний приверженец, предъявивший религиозному сознанию непосильные для него нравственные требования, выступивший со страстной защитой такого бога, вера в которого не ограничивала бы свободу человека и не отнимала у него его моральное достоинство.

Вместе с тем, Кант сохраняет категорию веры в  своем учении и пытается установить ее новое, собственно философское понимание, отличное от того, которое она имела  в теологии, с одной стороны, и  в исторической психологии — с  другой. Кант писал, что в основе трех основных его сочинений лежат  три коренных вопроса: "Что я  могу знать?" ("Критика чистого  разума"), "Что я должен делать?" ("Критика практического разума") и "На что я смею надеяться?" ("Религия в пределах только разума"). Третий из этих вопросов точно очерчивает проблему веры, как она стояла внутри самой кантовской философии. Кант поступил бы последовательно, если бы вообще исключил категорию "вера" из своего учения и поставил бы на ее место понятие "надежда". Последняя отличается от веры тем, что она никогда не является внутренним одушевлением, предшествующим действию и определяющим выбор. Надежды  простительны, поскольку речь идет об утешении, но, как побудительные  силы поступков, они требуют настороженного и критического отношения к себе.

Три коренных вопроса, с помощью которых Кант расчленяет содержание своей философии, имеют  обязательную (необратимую) последовательность. Необходимой предпосылкой сознательной ориентации в мире является, по Канту, не только честная постановка каждого  из этих вопросов, но и сам порядок, в котором они ставятся. Задаваться проблемой "Что я должен делать?" правомерно лишь тогда, когда найдешь  сколько-нибудь убедительный ответ  на вопрос "Что я могу знать?", ибо без понимания границ достоверного знания нельзя оценить самостоятельное  значение долженствования и безусловного нравственного выбора. Еще более  серьезной ошибкой будет превращение  ответа на вопрос "На что я смею надеяться?" в условие для решения  проблемы "Что я должен делать?", то есть попытка предпослать веру долгу.

Это решающий пункт  в кантовском понимании веры. Объект веры не может быть объектом расчета, неким ориентиром, по которому индивид  мог бы заранее выверить свои поступки. В практическом действии человек  обязан целиком положиться на присутствующее в нем самом сознание "морального закона". Вера как условие индивидуального  выбора портит чистоту нравственного  мотива — на этом Кант настаивает категорически; если она и имеет право на существование, то лишь в качестве утешительного  умонастроения человека, уже принявшего решение на свой страх и риск.

Потребность в подлинной  вере возникает, согласно Канту, не в  момент выбора, а после того, как  он сделан, когда ставится вопрос: имеет  ли шансы на успех та максима поведения, которой следовали безусловным  образом, то есть не думая об успехе.

Постулаты религии (вера в существование бога и личное бессмертие) нужны кантовскому субъекту не для того, чтобы стать нравственным, а для того, чтобы сознавать  себя нравственно эффективным.

Сам Кант чувствует, однако, что это различие в психологическом  смысле трудновыполнимо. Вера в существование  бога и вера в личное бессмертие, поскольку они неотделимы от ощущения божественного всемогущества, выходит  за границы, в которые вводит их чистое практическое постулирование. Вместо того чтобы утешиться верой (пользоваться ею только как надеждой), индивид  невольно превращает ее в обоснование  своих решений: начинает чувствовать  себя солдатом священной армии, вселенский успех которой гарантирован провидением; превращается в религиозного подвижника, слепо полагающегося на непременно благоприятный исход борьбы добра  со злом.

Оценка религиозных  надежд праведника оказывается у  Канта двусмысленной: трудно установить, считает ли он эти надежды обязательными  или только простительными для нравственного  человека; видит в них источник моральной стойкости или костыль, на который люди вынуждены опереться  из-за своей слабости. Этой двусмысленности  очевидным образом противостоит категоричность, с которой Кант отвергает  первичность веры по отношению к  моральному решению. "Нам все-таки кажется, — писал он еще в "докритический" период, — что ... более соответствует человеческой природе и чистоте нравов основывать ожидание будущего мира на ощущениях добродетельной души, чем, наоборот, доброе поведение на надеждах о другом мире". В "Критике практического разума" эта мысль отольется в лаконичную формулу: "Религия основывается на морали, а не мораль на религии".

Благоразумие превращается в суеверие всюду, где оно испытывает недостаточность знания. Именно в  этих условиях обнажается неспособность  расчетливо-осмотрительного человека вынести собственную свободу, то малодушие и самоуничижение, которое  издревле составляло естественную почву  всякой "богослужебной религии". Философия Канта выявляет удивительный факт: расчетливо-осмотрительный индивид  и индивид, исповедующий богооткровенную веру, — это, по сути дела, один и тот же субъект. Суть кантовской философии религии можно передать следующей формулой: богу угодна нравственная самостоятельность людей, и только она одна, ему претит любое проявление малодушия, униженности и льстивости; соответственно, подлинно верует лишь тот, кто не имеет страха перед богом, никогда не роняет перед ним свое достоинство и не перекладывает на него свои моральные решения.

Идеи Канта ставят верующего человека перед критическим  вопросом, который слабо мерцал во многих ересях: к кому же, собственно, я обращаюсь, когда страшусь, колеблюсь, ищу указаний, вымаливаю, заискиваю, торгуюсь? К кому обращались и обращаются миллионы людей, мольба которых есть вопль бессилия? Если богу не угодны духовная слабость, малодушие и униженность, то не угодно ли все это Князю  Тьмы? А раз так, то не градом ли дьявола  являются храмы, в которых всякий пребывает в страхе, стыде и  беспомощном заискивании? Однако Кант не формулировал альтернативу с такой  резкостью. Но он достаточно определенно  говорил о том, что все известные  формы религии являлись идолослужением.