Философия и искусство. Эстетические ценности и их роль в человеческой жизни. Понятие красоты. Художественное творчество как вид деятельно

Министерство образования и науки Российской Федерации

Государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

« Российский экономический университет им. Г. В. Плеханова»

Р Е Ф Е Р А Т

по дисциплине «Философия»

на тему: « Философия и искусство. Эстетические ценности и их роль в человеческой жизни. Понятие красоты. Художественное творчество как вид деятельности. »

Москва,

2012 г.

Содержание

1. Философия и искусство

1.1 Философия эпохи возрождения

1.2 XIX век

1.3 «Интеллектуальная романистика»

1.4 Связь прозы и философии.

1.5 Взаимозависимость философии и искусства

2. Эстетические ценности и их роль в человеческой жизни.

2.1. Понятие

2.2. Связь эстетических ценностей с нравственными.

3. Понятие красоты. 

3.1Античность
3.2 Восприятие красоты в искусстве 
3.3 Эрос и красота физическая
3.4 Духовная красота
3.5 Эталоны физической красоты в разных культурах 
3.6 Эталоны женской красоты
3.7 Эталоны мужской красоты XXI век
3.8Конкурсы мужской красоты

4. Художественное творчество как вид деятельности.

4.1 Определение творческой деятельности

4.2 Социально-исторические основы творческого процесса

4.3 Концепции художественного творчества

5. Список литературы.

1. Философия и искусство

1.1 Философия эпохи возрождения

     Вопрос о соотношении  искусства и философии  сложен  не только потому, что он сложен по своему смыслу, но еще и потому, что это соотношение исторически менялось. Для эпохи Возрождения не было ничего  эпатирующего в том, что Леонардо да Винчи называл живопись "истинной философией",поскольку живопись, по его словам, самостоятельно обнимает первую истину. Аналогичная миссия признавалась за поэзией и за архитектурой. Искусство в эпоху Возрождения вмещало в себя весь состав фундаментальных мыслей о мире, и поэтому оно шло рука об руку с философией.

1.2 XIX век

     Обособление эстетики, с одной стороны, и эмансипация философии от теологии - с другой, привели к необходимости установления более четкого соотношения между этими формами духовной деятельности, так же как это происходило и в сфере  соотношения  искусства и науки. Для ХIХ века на первый  план выдвинулась проблема иерархического  строения  здания  гуманитарных наук. Так, Шеллинг и романтизм вообще, ставя искусство (особенно музыку) выше  науки, провозглашали  его  главенство и над

философией, а Гегель, наоборот, при всей признаваемой им значимости эстетического  венчал здание самопознания абсолютной идеи его высшей формой - философией.

     Однако с кризисом рационализма изменился и тот смысл, который привносился западной философией в вопрос о соотношении искусства и философии. Стремление отчетливо развести эти формы и установить между ними иерархическую  субординацию сменилось как бы возвратившейся  исторической тенденцией к их совмещению или даже  почти  отождествлению. Однако в отличие от ушедших  исторических эпох это очередное сближение искусства и философии происходило уже на иных основаниях. Уже не поэзия, не живопись и не музыка, а художественная проза признавалась естественной  сферой  этого  содружества, и уже не искусство уподоблялось  философии, что предполагает где-то в своей глубине большую значимость философии, но философия стала уподобляться художественной прозе, что, напротив, предполагает исходное  превосходство  искусства (продолжение линии романтиков).

1.3 «Интеллектуальная романистика»

Сначала А.Шопенгауэр и Ф.Ницше , затем Г. Риккерт и А.Бергсон объединили  философию и искусство на том  основании, что они одинаково далеко отстоят от практики и что  то и другое есть целостное  "созерцающее" постижение  жизни, использующее  не столько логику понятий, сколько иррациональную интуицию. Плодом этого  совмещения стал новый жанр литературы - "интеллектуальная романистика" (Т.Манн и другие). Естественно, что такое сближение осуществлялось только в рамках тех направлений философии, которые  строились  на  тезисе о бессилии  логико-

понятийных познавательных средств и потому неизбежно  должны были ориентироваться на "сверхпонятийные" - художественные способы постижения истины. Таково было, например, направление экзистенциализма, в русле которого творили А.Камю, Г.Марсель, и Ж.П.Сартр; их философские сочинения были насквозь художественны, а художественные - насквозь философичны.

     Вопрос о соотношении искусства и философии  действительно является очень сложным и многоплановым. Между этими двумя видами духовной деятельности человека, несомненно, есть глубокое родство, но нет полного внутреннего тождества. Философия и искусство, как говорил М.М.Бахтин,"нераздельны, но и неслиянны". Совместно  противостоя на современном  этапе  развития культуры  науке благодаря отсутствию у них конкретного объекта познания, эти формы духовной  деятельности все же противопоставимы с точки зрения своих познавательных средств, конечной  цели и своего  языка. Философия  в  этом смысле ближе к науке - она тяготеет к логико-понятийному  аппарату, к систематичности, к тому, чтобы  высветить свои выводы в рационально-воспроизводимых формах рассуждения. Искусство же в принципе ориентировано на образно-символические формы  познания  и выражения, которые  не  предполагают  своей  рассудочной воспроизводимости. Раскрыть и прокомментировать смысл образа или символа можно только с помощью другого (изоморфного) Символа или образа. Растворить  смысл  образа в понятиях  невозможно, как невозможно и лишить его индивидуально-личностной окраски путем обобщающей абстракции. Возможна лишь  относительная рационализация смысла образа или символа, но при этом сразу же изменится и познавательная  парадигма : из  сферы  искусства данный смысл, подвергшийся рационализации, сразу же перейдет в область науки и философии.

     Искусство и философия, таким образом - это взаимозависимые, но различные формы общественного  сознания, которые, несмотря на всю близость (но не тождественность) своих содержательных областей, на свою равную направленность на предельно общие вопросы духа и бытия, отличаются методом познания и выражения. Философия, в сущности, может  быть  (хотя  это и не всегда так) растворена в понятиях и подана в безличной форме (хотя бы в педагогических  целях), искусство же не поддается такому - педагогическому - растворению и обезличиванию. Здесь схвачены как бы разные модусы человеческого сознания, его разные состояния и разные по форме виды деятельности. Это многоразличие  духовных  состояний - одно из самых ценных свойств человеческого сознания. Унификация смыслов, их сведение к одному знаменателю обедняет как сами смыслы, так и самого унификатора.

     1.4  Связь прозы и философии.

Сказанное, конечно, не значит, что художественная проза не должна "философствовать", а философия должна  оперировать только сухими  рассудочными схемами. Любое сближение противоположностей рождает новое, третье, качество, не аннулируя исходную  пару. Так, интеллектуальная  романистика", обогатив европейскую культуру именами Т.Манна и Ж.П.Сартра, отнюдь не "отменила" тем  самым "внероманную" философию  и "внефилософскую" прозу. Культура живет в своих самых разных формах и разновидностях, и она только  выигрывает в этом богатстве от периодически  возникающих  скрещений. Искусство и философия по-разному - в этом и состоит  их  ценность - удовлетворяют высшие потребности духа. Чем свободней и многоразличней духовная жизнь общества, тем  естественней и органичней оно развивается.           

     В общем плане проблема  соотношения целого и его частей традиционно предполагала решение таких вопросов, как

1).Является ли целое суммой частей или оно есть нечто качественно иное.

2).Что чему предшествует - часть целому или целое части.

3).Какова  связь между целым и его частями, а также между самими этими частями внутри целого - имеет ли эта связь причинный характер.

4).Познается ли целое  через  части, или же части могут быть познаны  лишь на основе  знания о включающим  их  в  себя целом.

     Вплоть до повсеместного  распространения  системного подхода все эти главные вопросы решались либо механически-суммативно, либо идеалистически-интегративно.

     Попытаемся  ответить  на  четыре поставленных вопроса с диалектико-материалистических позиций. Вопрос первый : как соотносятся  целое и его части? Целое представляет собой такое единство своих частей, которое обладает новыми качественными свойствами, никак не выводимыми  из  составляющих его частей. Возьмем молекулу воды. Это пример сравнительно простой системы. Сам по себе водород, два атома которого образуют эту систему, горит, а кислород, один атом которого входит в нее, поддерживает  горение. Система же, образуемая из этих элементов, вызвала к жизни совсем иное, именно  интегративное  свойство: вода гасит огонь. Атомы всех химических элементов, образуя молекулы и входя в такие системы, как органы и другие структуры организма человека, обретают новые интегративные, то есть зависящие от объемлющего их целого, свойства, которые поднимают структурную организацию материи на иной уровень. Еще Сократ заметил, что лицо  связывает в единое целое свои части : губы, рот, нос, глаза, уши, подбородок, щеки. И как бы ни различались по виду и по функциям все части лица, и как  бы  ни были сходны, сами  по  себе они не образуют лица. Лицо есть нечто единое, целое. Оно неразделимо и несводимо к тем частям, из которых состоит, без потери своей качественной

определенности как именно лица. Оно объединяет части, охватывает их все и образует  уникальное  целое, обладающее новыми интегративными свойствами. В двуполых биологических видах ни одна отдельная особь не может дать потомства без участия особи другого  пола, и это не простая  сумма ранее разрозненных свойств, а следствие их интегративного, целостного объединения.     Итак, целое - это такая сущность, которая не сводится к

простой сумме составляющих ее частей.

    Как  же  соотносятся качества целого и частей? Целое устойчивей своих частей. По отношению к ним оно выступает в виде своего рода "каркаса", который обладает большой относительной устойчивостью. Это похоже на костер: дрова подкладываются, сгорают и улетучиваются, а пламя в целом остается.

     Однако и целое не вечно : будучи  выражением момента относительной устойчивости бытия, оно не является вместе с тем абсолютно  неизменной  сущностью. Принцип развития как раз и заключает в себе идею качественных сдвигов в области устойчивых целостных структур, в то время как текучесть частей целого, их  материальная  неустойчивость и постоянное  изменение

своего вещественного состава не являются атрибутами развития, но только - показателями постоянно происходящих в природе изменений.

     Из вышесказанного уже ясно, что  постановка  вопроса о том, что предшествует: часть - целому или целое - части (вопрос второй), метафизична в своей основе, и это  отмечал  уже Гегель. О предшествовании  речь  может  идти только в случае, если целое понимается идеалистически : как нечто предшествующее возникновению материи вообще в качестве  ее  источника и (или) прообраза. В случае же, если  категории части и целого

имеют равноправное онтологическое толкование как атрибуты самого бытия, то ни части (в качестве именно частей данного целого) не существуют до и без целого, ни целое не  существует до и вне своих частей.

     1.5 Взаимозависимость философии и искусства.

Из такой соотносительной природы категорий части и целого, подчеркивающей  их  одновременность, вытекает и ответ на третий вопрос - о характере связи между целым и его  частями, а также между частями внутри  самого целого. Известно, что в системах действует принцип симметричной взаимозависимости, называемый в науке  принципом  функциональной корреляции (соответствия). Ни одна часть не может измениться без того, чтобы не изменились другие части, и это изменение носит синхронный характер. Действующая в системном целом  обратная связь обеспечивает устойчивость целого в пределах данной  качественной

определенности. Наряду с корреляцией  в  системном целом действует  также и субординационная  связь, отражающая  сложное внутреннее  устройство  системы, где одни части по своей значимости  могут уступать другим и подчиняться им в общем деле сплочения всех элементов в единое целое. Выражая  тип  связи между сосуществующими в целом  явлениями, корреляция и субординация отнюдь  не  отрицают детерминизма вообще, а вместе с тем и генетического причинного детерминизма, который в данном

случае  выступает как опосредствованный иными системными принципами, в силу  чего  действие  может выражаться в форме коррелятивных зависимостей (вуалирующих причинную связь).

     Наконец, ответим на четвертый  вопрос - о гносеологической значимости  категорий  целого и части. Что через что познается: целое через свои части или части через целое? И здесь своя диалектика: познание  частей  и  целого  осуществляется одновременно. Выделяя части, мы сразу же познаем их  не  как обособленные явления, взятые сами по себе,а как именно части данного целого. С другой  стороны, познавая  целое, мы также сразу же имеем в виду и его разделенность  на части. Без частей нет целого, без  целого  нет частей. Целое есть выделяем в нем соответствующие части и выясняем  характер их

связи. Однако недостаточно изучить части без их связи с целым: знающий только части еще не знает целого. Так, отдельный кадр в кино можно понять по-настоящему, лишь как элемент всей картины в целом. С другой стороны, обилие  частностей может заслонить целое. Это характерная черта эмпиризма.

     Вопрос о гносеологической значимости категорий  части и целого наиболее  важен в методологическом  отношении, ибо он позволяет адекватно осмыслить эвристическую  значимость принципа редукции (сведения сложного к более простому) с тем, чтобы избежать опасности редукционизма. Редукционизм  далеко не однозначен, он имеет многообразные формы, однако во всех случаях следует видеть его ограниченность и необходимость  перехода  к  интегративности (то есть к системному  подходу) как способу  реконструкции "разрушенной" целостности. Принцип редукции имеет смысл только как  рабочий  инструмент  познания, применяемый для достижения сознательно поставленных  промежуточных целей. Зрелый и изощренный ум схватывает события с самого начала в целом, наблюдает  их  как бы сверху, улавливая

общую суть единого, а потом уже вникает в детали, с тем чтобы осмыслить целое во всей его внутренне дифференцированной глубине - сущностно.