Автор: Пользователь скрыл имя, 26 Февраля 2012 в 12:40, реферат
Красота, или, как говорят эстетики, прекрасное, подобно прочим эстетическим категориям, обладает своеобразной двойственной природой, поскольку имеет в своем «составе» 2 компоненты — объективную, т.е. предмет или явление, нами воспринимаемые и оцениваемые, и субъективную, т.е. нас самих в лице нашего эстетического вкуса-оценщика. И красота имеет место тогда и только тогда, когда обе эти компоненты образуют целостное, гармоничное единство, от чего само слово «гармония» иногда выступает синонимом слова «красота». Вот потому-то и кажется иногда, что красота у каждого своя, т.е. что она носит субъективный характер.
Красота, или, как говорят эстетики, прекрасное, подобно прочим эстетическим категориям, обладает своеобразной двойственной природой, поскольку имеет в своем «составе» 2 компоненты — объективную, т.е. предмет или явление, нами воспринимаемые и оцениваемые, и субъективную, т.е. нас самих в лице нашего эстетического вкуса-оценщика. И красота имеет место тогда и только тогда, когда обе эти компоненты образуют целостное, гармоничное единство, от чего само слово «гармония» иногда выступает синонимом слова «красота». Вот потому-то и кажется иногда, что красота у каждого своя, т.е. что она носит субъективный характер. Субъективная же, еще не полноценная красота зависит от состояния общества, изменяясь вместе с ним и сама приходя иногда в состояние, соответствующее даже уже не красоте, а самому отвратительному безобразию (вкусы ведь тоже могут переживать извращение так же, как и наш пресловутый основной инстинкт!). Примером этого может служить хотя бы так называемое современное искусство, в котором объективная реальность бытия подвергается чудовищному искажению. Подлинная же красота стремится к той единой основе, которую так мучительно искал Достоевский и которая как раз и состоит в такой гармонии. Правда, понимал он её тоже несколько односторонне. Предавая анафеме еще только зародыши того безобразия, что так зловредно расцвело сегодня и в искусстве и в жизни, он в страстном поиске нового и его сиятельного провозвестника — красоты — невольно впадал в другую, столь же экстремальную крайность, крайность отвлеченной от жизни абстрактной духовности. Судьбой Достоевского стала поэтому категория трагического, которая, согласно моей эстетической концепции, логически предшествует категории прекрасного, выступая еще только как предрассветные, иногда даже очень мрачные сумерки, предвещающие, однако, сияющий рассвет и наступление прекрасного солнечного дня. Потому-то и казалась Достоевскому красота единственным спасением, потому так мучительно он её и искал.
Другое дело, насколько действительно возможна в реальности такая гармония как постоянная основа красоты. Рассуждая логически, если субъективная компонента красоты изменяется со временем, превращая ее иногда в безобразие, то объективная должна уже соотноситься с вечностью. Действительно, если самые шумные архиноваторы современного искусства исчезают бесследно за малейшим поворотом истории, то Фидий, Микеланджело и Рафаэль, Бах, Бетховен и Моцарт вообще не поддаются времени. Как же они тогда как явления культуры возникли? Субъективное и объективное, как и идеальное и материальное, душа и тело, разум и чувство вообще гармонизируются трудно (мы, например, сегодня видим в современном искусстве, да только ли в искусстве, чудовищное превосходство материального над идеальным, чувства над разумом, тела над душой, не говоря уж о том, что в философии материализм с идеализмом «бодаются» на протяжении всей истории). Этот вопрос — как возникли? — выступает перед нами и в эстетике как проблема идеала, над блеском и трагедией которого мне тоже изрядно пришлось помучиться.
В.Т.: В своих статьях и книгах вы констатируете упадок нравственности и духовности в мире, считая его причиной человеческих бед. Но это явление чем-то вызвано, т.е. должно иметь первопричину. В чем, по-вашему, она заключается?
Н.К.: Это очень большой по своему содержанию вопрос. Если коротко, то основная причина этого в изначальной противоречивости человека, что и делает такой трудной его гармоничность. Религия объясняет это испорченностью его вследствие грехопадения. Наука, выросшая вместе с Дарвином на материалистском мировоззрении, видит причину в том, что вследствие катастрофически быстрых изменений в природе в эпоху четвертичного оледенения, чтобы приспособиться к новым условиям и выжить, человеку надо было отказаться от животных инстинктов (прежде всего от безжалостной борьбы за существование) и начать жить по новым, социальным законам взаимной помощи , опираясь уже не на инстинкты, а на разум с его строгими моральными принципами и установками. Но поскольку в основе таких принципиально важных для человека жизненных процессов, как питание и размножение, остались всё-таки биологические инстинкты, между разумом и чувственностью человека всегда есть напряженность. Как раз поэтому, согласно общей теории систем, человек с его культурой, оставшись, по Аристотелю, раздвоенным «общественным животным», и образовал чрезвычайно сложную и неустойчивую систему, развитие которой стало проходить по своеобразной синусоиде с ее взлётами и падениями (одно из таких очередных падений мы как раз и переживаем сегодня). Но по-прежнему остается неясным, откуда взялись эти новые моральные принципы и установки. Ведь и в религиозных заповедях, не случайно начинающихся с ясно выраженного запретного отрицания (не убий, не кради, не прелюбодействуй и т. д.), тоже явно слышится строгое предупреждение: не будь животным. От чего же или от кого исходят эти запрет и предупреждение? Для ответа на этот фундаментальный вопрос и науке и религии придётся, думаю, всё-таки как-то тут объединиться, позабыв не совсем уже разумную сегодня прежнюю вражду.
Л.Р.: За 113 лет кинематограф прошел тот путь эволюции, для которой театру понадобились 3 тысячелетия. Первоначальная задача кинематографа была развлекательного характера. Со временем на экранах появилась экранизация литературы, ну а сегодня кино стало наглядным пособием по убийствам. Почему так получилось?
Н.К.: Как эстетика, меня интересовала сущность искусства только, как вы говорите, с трёхтысячелетней историей, и потому я мало занимался таким относительно молодым искусством, как кино. Полагаю, однако, что и в нём, как в современном искусстве , тоже отобразились характерные черты шпенглеровского заката Европы (та же развлекательность, например,) и отдельные факты экранизации литературы были уже только грустными отблесками былого величия эпохи. Сегодняшнее же состояние кино делает его действительно похожим на какое-то дьявольски наглядное пособие по убийствам, изнасилованиям, грабежам и т.п., о причинах чего уже было говорено выше.
Л.Р.: За всю историю кинематографа киногерой был главной фигурой и менялся в зависимости от времени, но в любом случае он оставался человеком сильным, верным и добрым, без страха и упрека, бескомпромиссным, а надежность была главной его составляющей. Видя современных киногероев, которые все экранное время кого-то избивают, каким вы представляете нового киногероя 21-го века?
Н.К.: Это тоже вопрос, требующий очень объёмистого ответа. Еще в советские времена мне удалось написать и издать книгу под заглавием «Homo pulcher — человек прекрасный», где независимо, насколько это было тогда возможным, от партийной идеологии была развита довольно подробная типология Человека эстетического в его различных исторических разновидностях, начиная с древнейших времен. Там, если отбросить вынужденный камуфляж под марксизм-ленинизм и отвлечься от детальной киноспецифики, оказался (неожиданно даже для меня!) описанным достаточно подробно и сегодняшний весьма неприглядный человек и намечены общие черты человека желаемого будущего. Здесь же скажу только, что это должен быть человек, строго соответствующий своему научному определению homo sapiens — человек разумный, т.е., существо, руководствующееся своим мозгом и гордящееся именно его величиной, а не величиной, извините, своих гениталий, как это получается у человека современного и как он описан в ядовито-насмешливой книге Д.Морриса «Голая обезьяна» или, тем более, в «Носороге» Э.Ионеску.
Л.Р.: Что вам послужило стимулом к написанию книги «Блеск и нищета идеала»?
Н.К.: Столь же сильное и мучительное, да простится мне нескромность сравнения, как у Достоевского, желание познать, что же такое красота и действительно ли она спасёт мир (еще в несчастные советские времена мне удалось написать и издать на эту тему четыре книги, а пятнадцать лет тому назад в белорусской газете «Культура» была даже опубликована статья с тем же заголовком-вопросом, что и у Достоевского).
Л.Р.: Эммануил Кант писал, что есть «вечный моральный закон внутри нас», и с этим нельзя не согласиться. Но конец прошлого века и уже век нынешний изменил к этому отношение, и к морали стали относиться как к нафталиновому кафтану из бабушкиного сундука. Что произошло с человечеством?
Н.К.: Кант был, безусловно, прав, но этот вечный закон реализуется в истории, описывая уже обсуждавшуюся здесь синусоидальную траекторию развития общества и культуры, их подъёмы и спады, на чем специально останавливался в своих изысканиях Гегель. Мы сегодня, повторяю, на спаде и рискуем загубить, если продолжить тот Кантов афоризм, даже звёздное небо над нами (вспомним экологическую проблему!). Здесь смешались и частная фаза упадка европейской культуры (шпенглеровский закат Европы), что еще как-то терпимо, и, возможно, общая фаза заката всего человечества, что уже гораздо неприятнее. Но этому мы всё-таки должны противостоять, опираясь, как уже говорилось, на тот же моральный закон и на этику.
Л.Р.: Когда-то Киплинг высказал мысль: Восток есть Восток, Запад есть Запад, и вместе им не сойтись. Этот вопрос больше к политикам, чем к ученому, и все же: Николай Игнатьевич, как вы думаете, в сегодняшнем затянувшемся конфликте религиозного Востока и прагматичного Запада, что нужно предпринять человечеству, чтобы люди вернулись к Истине? Кто должен сделать первый шаг в этом трудном, но необходимом деле?
Н.К.: Редъярд Киплинг очень точно предчувствовал важность проблемы Запад-Восток, а относительно недавно к ней возвратился и Сэмюэль Хантингтон в своей нашумевшей книге «Столкновение цивилизаций». Специфика этой проблемы в том, что действительно иногда происходит столкновение двух цивилизаций, одна из которых находится на подъёмной фазе своего развития, а другая — уже на фазе упадка (чисто логической стороной этой проблемы занимался некогда и ваш покорный слуга, анализируя аналогичные взаимоотношения между западной и советской художественными культурами). Именно в такой ситуации межцивилизационный контакт и приобретает очень острый конфликтный характер. Сегодняшние Запад и Восток как раз и оказались в подобного рода противостоянии. Вы сами это отметили, подчеркнув религиозность, т. е., духовность Востока и циничный прагматизм, т.е. материалистичность Запада, как основные признаки противоположных фаз подъёма и упадка. Этот межкультурный конфликт едва не привёл к войне в свое время Советы и Запад. Он же лежал, думается, где-то в основе и причин Второй мировой войны. Эта проблема совсем уже чётко просматривается в современном очень остром противостоянии Востока и Запада, которая тоже чревата войной, и войной еще более ужасных масштабов. И тут единственным решением её могут быть только активные действия по сближению и взаимному уподоблению состояний обеих культур, что давно уже поняла церковь с её экуменическим движением и, кажется, начинают понимать и сегодняшние политики, когда употребляют слово «консенсус».
Л.Р.: Можете ли вы, как ученый, прогнозировать события XXI века? Чего ждать человечеству в XXI веке? Каким вы видите человека XXI века?
Н.К.: Не хочу на себя брать миссию пророка (их, как вы знаете, очень не любят в своих отечествах). Однако, как философ и культуролог скажу, что в общих чертах подобный прогноз возможен, особенно, если встать на точку зрения уже упомянутого тут великого Гегеля и фактических его продолжателей современных учёных Шпенглера, Тойнби и Сорокина. Согласно им человечество и его культура переживает траекторию развития, похожую, как уже было сказано, на синусоиду, и на ней каждая социокультурная эпоха находит свое отражение в виде своеобразного цикла-волны со своими подъёмом, расцветом и нисходящим упадком. Мы сейчас и находимся как раз на этой недоброй фазе упадка, но, зная, что за нею пойдёт очередная волна с очередным подъёмом, мы не имеем оснований впадать тут в мрачный пессимизм. Линия развития человечества в целом, однако, имеет и куда более широкий цикл развития с его возникновением, расцветом и, увы, тоже упадком и концом (астрономия утверждает, что даже и совсем уже гигантские галактики переживают всё это). И тут закономерно возникает вопрос, на какой же фазе этого цикла сегодня находимся мы уже как представители человечества в целом? Маркс говорил нам, имея в виду древних греков, о детстве человечества, он же утверждал, что и подлинный расцвет его наступит где-то в коммунистическом будущем, очень неясном тогда и сегодня совсем уже не оправдавшемся. История возникновения человечества нам более-менее уже известна, знаменитая эпоха Возрождения, мне, например, кажется похожей на общий его расцвет, а современная эпоха, если учесть не только состояние его культуры, но и экологическую проблему, уж не упадок ли человечества в целом? Такая мысль, признаться, всё чаще приходит в голову. Однако, и тут, думается, есть определенный выход. Сегодня нам нужно опираться уже не столько на логику, сколько на этику. Мы ведь как индивиды прекрасно знаем, что некогда каждый из нас обязательно умрет, но на практике действуем и действовать должны, как если бы были бессмертны, ибо обладаем бессмертием в жизни других. Человечество, надо полагать, будет действовать и поступать таким же образом. Оно ведь, по-видимому, тоже не одиноко в этом мире, где существуют иные цивилизации, гегелевский Разум и, если угодно, сам Господь Бог. И решать эту проблему — дело уже не только философии, а и религии.
КРАСОТА СПАСАЕТ МИР
Достоевский сказал, что красота спасёт мир. Не будем сейчас вдаваться в размышления, от чего именно красота должна спасти этот мир, и почему так должно произойти - фраза сама по себе красива, запоминается и даже слегка напоминает лозунг, над которыми, понятное дело, задумываться противопоказано. Раз красота призвана спасти мир, по посмотрим лучше, как она спасёт нашу бедную фотографию, и от чего.
Давайте определим, а что такое такое, собственно говоря, мы называем "красотой"? Для этого представим себе фотографию, которая красива. У кого-то при этом возникает образ изумительной розы, у кого-то восхитительный закат, третий представит себе портрет прекрасной девушки. Может ли фотография вашего собственного дома быть красивой? Вряд ли, хотя если снять его на закате, при хорошем освещении, то неуклюжесть и нелепость формы можно скрыть за световым и цветовым решениями. Какая красота может обнаружиться в сугубо утилитарной постройке, которую нам приходится видеть и пользоваться ею каждый день? - Никакая. Гораздо более красивы цветы, которые гармоничны от природы, а не сурепка какая-нибудь, или там неприметный спорыш, в котором так любят купаться воробьи.
Кстати, про животных. Любопытно, почему котята нам так милы, в то время как новорожденные тараканы настолько отвратительны, что у любого современного человека возникает только одна реакция: давить. Хотя и котята, и тараканы являются совершенно равноправными Божьими созданиями, для фотографа это уже не одно и то же, фотограф выбирает что покрасивее. Если задуматься над причинами того очевидного факта, что нам нравится красивое, а некрасивое, наоборот, не нравится, то рано или поздно придём к выводу о том, что наслаждаясь красотой, современный человек стремится обрести внутреннюю гармонию, настроить, так сказать, расстроенные самой повседневной жизнью струны внутри самого себя. Так что с современной точки зрения, красота - это внутреннее переживание гармонии личностью, и поэтому различные личности понимают красоту по-разному. Существуют также другие определения термина "красота", но об этом чуть позже.
Посмотрим теперь, как понимаются слова Достоевского "Красота спасёт мир" нашими современниками. Результаты поиска в интернете этой фразы достаточно полно характеризуют ситуацию: свыше трёх десятков тысяч упоминаний этой фразы. Это радует, но недолго: фраза упоминается в следующих категориях: "Шейпинг и фигура", "Спорт", "Конкурс красоты Урюпинска", "Знакомства", "Бухгалтерский учёт", "Преступления и мошенничества", "Жёлтые страницы Бердянска", "Партія Зелених України =ФОРУМ=" (не могу удержаться, чтобы не привести цитату оттуда: "ВЫ думаете что пишете какая красота спасёт мир достоевский наверно петухом был. ВЫ втыкните в ети слова ето глупые слова!!"), "Агропром", "Судебная власть и законы" и даже "Тимофеева Фируза Анатольевна"! Представьте себе! Сейчас придёт Тимофеева Фируза Анатольевна и спасёт мир! А если Фируза Анатольевна ещё и умеет фотографировать, то я чувствую, что от красоты вообще спасенья не будет.
Посмотрим теперь, чем завалены все фотосайты. Кроме очевидных удавшихся подходов к "красоте" мастеров фотографии, мы видим беспрестанные, но неуклюжие попытки новичков тоже снять что-то красивое. Будете ли вы спорить с тем фактом, что современная популярная фотография имеет свою цель, которая достижима, осязаема и называется "красивой фотографией"? Создать красивую фотографию - это успех, это смысл фотографической жизни большинства неискушённых фотографов. Так? Да, дело обстоит именно так. Сайты завалены бесконечным количеством похожих друг на друга закатов, стадами котят, и миллионами алых роз. Ну и где же милионы спасённых? Давайте отбросим в сторону плохие, некрасивые закаты, а оставим только настоящие шедевры. Даже в этом случае, очень небольшое количество таких фотографий вообще запоминается, не говоря уж о том, чтобы оказать на зрителя заметное влияние в его спасении от того, от чего красота призвана его спасти.
Вместе с тем, существует ещё одно понимание этого понятия. Оно принадлежит перу Льва Николаевича Толстого и озвучено им в его книге "Что такое искусство?". Толстой понимает искусство как воплощение добра. Толстой говорит: «Добро есть вечная, высшая цель нашей жизни. Как бы мы ни понимали добро, жизнь наша есть не что иное, как стремление к добру, то есть к богу. Красота же, если мы не довольствуемся словами, а говорим о том, что понимаем, — красота есть не что иное, как то, что нам нравится. Понятие красоты не только не совпадает с добром, но скорее противоположно ему, так как добро большею частью совпадает с победой над пристрастиями, красота же есть основание всех наших пристрастий.»
Я раньше помещал на один из фотографических форумов эту фразу, но результаты поиска на том же форуме сегодня выдали мне следующий диагноз нашего фотографического сообщества: "Ключевые слова "добро" Ничего похожего не найдено". Вот так-то, дорогие мои. Добра на форуме творческой фотографии не обнаружено. Зато вот красоты - в изобилии. Только вот чего она стоит, эта красота, без единственно истинного наполнения? Красота сведена до визуально-необходимого минимума, до роз и закатов, которые ни уму, ни сердцу. И из неё удалено самое главное - её, красоты, Истина.
Самое время поговорить об истинной ценности искусства, и искусства фотографии, в частности. Впрочем, надеюсь, что вы поймёте меня, если в школе проявляли какой-то интерес не только к искусству, но и к наукам. Если задаться вопросом, что общего между физикой и, к примеру, химией, то глядя на сам предмет изучения и законы его устройства, то приходишь к выводу, что все науки разными языками описывают нечто единое, независимо от того, на что они конкретно ориентированы: атомы или космические системы, человеческое тело, или разложение в ряд Фурье. Все науки учат нас познанию Истины, во всей бесконечности её проявлений. Тому же самому учат все религии, и, что для нас наиболее близко - все разновидности Искусства. Истина непознаваема. Весь наш путь - это попытки прикоснуться к Истине, потрогать её с разных сторон и, после познания промежуточной истины, осознать, что мы не только не познали ничего, но мы узнали только её примерные размеры, то есть как бы "познали назад": так огромен тот мир, что открывается перед нами! Познание Истины - вот истинная цель Искусства, и фотографии в том числе.
Красоту же превратили в наркотик - она не только всегда желанна нами, но так, что даже погоня за ней превращается в бег по кругу, из которого невозможно вырваться, оставшись в виде, приличном для окружающих. Если красота - в форме и внешней гармонии, то Добро - в отношениях и во внутренней гармонии. И второе никак нельзя заменить первым, по какой бы кривой дороге не двигалось искусство сегодня.
Философы прошлого прекрасно понимали, что значит познать Истину, и какие последствия это может принести для несознательного, страждущего красоты общества. К примеру, Джеронимо Кардано, итальянский математик, врач и философ, живший в 16-м веке, считал, что Истина может быть доступна лишь немногим избранным, а не всему народу, что следует запрещать вести религиозные дискуссии и писать научные трактаты на языке народа, дабы не распространять просвещение и не вызывать тем самым возможных волнений. Конечно, розы и закаты являются куда более одурманивающим для народа средством, что мы и наблюдаем сейчас повсеместно. Господа, давайте, для начала, скажем сами себе: я не понимаю красоту заката, но я хотя бы понимаю, что именно я не понимаю. И дай мне Бог научиться правильно это понимать, как и понять истинную ценность своих собственных снимков.
Фотографическая идея вашего снимка не существует сама по себе, она не подвешена в воздухе. Хотите вы этого или нет, но фотографические идеи снимков подчинены одной большой Идее, Мета-мысли в познании Истины вами и вашими зрителями. Дорогие мои, добро! Добро - инструмент познания Истины и сама Истина, и именно оно спасёт мир. Добро спасёт мир от зла, которого тут полно, и никакие закаты и розы не помогут это сделать. И, слава Богу, нашлось в моём поиске всё-таки небольшое число сайтов духовной направленности, где истинно понимают смысл высказывания классика: "Красота спасёт мир".