Экономический рост и институциональное развитие

Итак, институциональная надежность имеет  принципиальное значение, поскольку  она означает, что, несмотря на постоянное расширение сети взаимосвязей, обусловленное ростом специализации, мы можем быть уверены в результатах, которые неизбежно становятся все более удаленными от круга наших индивидуальных знаний. Чтобы реализовать рост производительности, связанный с моделью неперсонализированного обмена, должны выполняться определенные институциональные требования:

а) наличие эффективных рынков продуктов и факторов производства;

б) наличие надежного средства обмена.

Если  эти условия налицо, обеспечение  прав собственности позволит людям, находящимся в чрезвычайно сложных ситуациях взаимозависимости, чувствовать себя уверенно при совершении сделок с теми, с кем они лично не знакомы и с кем они не поддерживают отношений обмена на долговременной основе.

Такое становится возможным только в случаях:

появления третьего участника обмена – государства, которое специфицирует права  собственности и обеспечивает соблюдение договоров;

возникновения определенных норм, налагающих этические  ограничения на поведение взаимодействующих сторон, что делает обмен возможным в ситуациях, когда высокие издержки измерения, даже с учетом мер по охране законности, предпринимаемых третьей стороной, создают возможность для обмана, двойной игры.

Но почему развитие все более  сложных институтов, позволяющих  контролировать все более сложные  взаимозависимости, не происходит автоматически? Ведь теория игр и опыт институционального развития показывают, что развитие первобытных обществ и их превращение  в современные общества должно происходить автоматически и прямолинейно?

Ответ очевиден: падение системы персонализированного обмена – это не только разрушение плотной сети коммуникаций, но и конец общественного уклада, в котором царила общность выполняемых всеми правил. Становление неперсонализированного обмена и договорных отношений означает не только становление государства, но и возникновение вместе с ним неравного распределения силы принуждения. Это создает возможность для тех, кто обладает большей силой принуждения, толковать законы в собственных интересах, независимо от того, как это скажется на производительности. Иначе говоря, начинают приниматься и соблюдаться те законы, которые отвечают интересам власть придержащих, а не те, которые снижают совокупные трансакционные издержки.

Анализируя экономический рост старых и новых индустриальных стран, на основе наблюдений, сделанных в 1930-х  ХХ века, экономисты заметили, что с  ростом уровня дохода структурный состав экономической деятельности постепенно меняется. В частности, до определенного уровня дохода промышленное производство является «движущей силой роста», возрастая быстрее, чем экономика в целом. Свыше определенного уровня дохода начинают непропорционально быстро расти услуги. Кроме этого было замечено, что при разных уровнях дохода вырываются вперед разные отрасли промышленности: трудозатратные отрасли имеют предел роста, когда доходы (и зарплаты) низкие, а более капитало- и квалификационно-интенсивные отрасли, когда доходы растут.

Структурный состав национального продукта свидетельствует, что за общей картиной макроэкономического роста в действительности органически развивались микроэкономические структуры. Экономики с высокой степенью ценовой гибкостью и высокой мобильностью факторов имели тенденцию расти быстрее, чем жесткие экономики, поэтому структурное изменение экономики являлось неотъемлемой частью процесса роста.

Таким образом, к центральным факторам экономического роста отнесли капитал, труд, технологию, человеческий капитал, природные ресурсы и структурные изменения экономики. Позднее выяснилось, что на жесткость экономических структур работают политические процессы, причем в менее развитых странах могут править установившиеся группы интересов, в развитых же демократических экономиках лобби и группы интересов могут манипулировать политическими и административными процессами, оказывая сопротивление структурным адаптациям.

С середины 70-х ХХ века поиск объяснений экономического роста дал импульс  развитию исторического направления. В исследованиях предпринимались попытки анализа, каким образом гигантский прогресс в техническом и организационном знании вылился в промышленную революцию. Этот прогресс возник не вдруг, а критическим образом зависел от постепенной эволюции институтов, благоприятных для капиталистического накопления и развития рыночного обмена (в частности, такие институциональные аспекты как: индивидуальные гражданские свободы, права собственности, эффективная правовая защита контрактов, ограничение вмешательства государства).

Воспроизводить устойчивый экономический рост было невозможно там, где не было доверия. Подчеркивалась необходимость благоприятных институциональных рамок, поддерживающих взаимное доверие, наряду с экономическими, гражданскими и политическими свободами.

Возникал вопрос, почему значительный прогресс технических знаний в неевропейских культурах не привел к промышленной революции? Долгое время в экономической истории было загадкой, почему передовая китайская технология, особенно в эпоху династии Сунь (960-1278) так и не переросла в промышленную революцию.

Ответ на этот вопрос нашли историки, их анализ указывал на нехватку в Китае  и других гигантских азиатских экономиках определенных общественных, политических и правовых предпосылок – институтов. В больших, закрытых экономиках властям не приходилось конкурировать для привлечения или удержания предприимчивых, знающих людей в своей юрисдикции (как в случае с позднесредневековой Европой). Власти не вынуждались культивировать институты, привлекательные для мобильного капитала и предпринимательства.

Анализируя альтернативные объяснения неудачи Китая в стимулировании устойчивой промышленной революции, представители  направления экономической истории  пришли к выводу, что отсталость институционального развития в Азии свела на нет плоды технического прогресса и потенциал большого рынка.

Дуглас Норт пришел к аналогичному заключению: «Историческое исследование экономического роста является исследованием институциональных инноваций, которые позволяют растущим сложным обменам реализоваться, сокращая трансакционные (и производственные) издержки таких обменов».

И, по мнению одного из ведущих американских экономистов Мансура Олсона, устойчивые различия в темпах экономического роста  не могут быть объяснены без обращения  к институтам. Институты вновь были признаны важными для координации систем.

Итак, институты – это правила, механизмы, обеспечивающие их выполнение, и нормы поведения, которые структурируют  повторяющиеся взаимодействия между  людьми. Институты ограничивают и  определяют спектр альтернатив, доступных экономическим агентам, согласно неоклассической теории. Однако нас интересуют не институты как таковые, а их влияние на решения, которые на деле принимают люди.

Конституции, статутное право, обычное  право, контракты определяют формальные правила игры - от наиболее общих, заложенных в конституции, до наиболее частных, касающихся конкретной сделки. Сфера действий правил (и механизма, обеспечивающего их выполнение) ограничивается дороговизной измерений характеристик или атрибутов, позволяющих судить о том, были ли соблюдены соответствующие правила или имело место их нарушение.

Таким образом, умение измерять различные  аспекты человеческих ощущений (визуальные, вкусовые, звуковые и т.д.) играет важнейшую роль в определении прав собственности и других типов правил. Более того, поскольку мы получаем пользу от различных атрибутов товаров и услуг, а не от них самих, нас интересуют в первую очередь именно дороговизна измерения отдельных атрибутов. Соотношение между результатом, получаемым от введения правил, и издержками измерения не только сыграло важнейшую роль в истории становления прав собственности, но явилось центральным для многих проблем, связанных со структурой и эффективностью механизма, обеспечивающего их соблюдение. Если бы оценивание поведения агентов, атрибутов товаров и услуг или условий обмена ничего не стоило, то и обеспечение соблюдения законов не представляло бы никаких проблем. Но поскольку оценивание стоит довольно дорого, а участники обмена хотят получить выгоду, не оплачивая всех издержек обмена, то не только механизм обеспечения соблюдения правил обычно оказывается несовершенным, но и сама структура этого механизма влияет на результаты, а значит, и на выбор, совершаемый участниками.

Механизм обеспечения соблюдения правил обычно бывает несовершенным вследствие либо дороговизны оценивания, либо несовпадения интересов принципалов и агентов. Небесплатность оценивания влечет за собой необходимость сопоставления предельного выигрыша от усиления контроля или надзора с соответствующим ему приростом издержек.

Более того, предельные затраты и результаты осуществления надзора сравниваются с предельными издержками и результатами вложений в формирование идеологии. Соблюдение правил обеспечивается агентами (полицейскими, судьями, присяжными и т.д.) и потому обладает всем стандартным набором проблем теории агентных отношений.

Но  правила – это еще не все. Необходимо учитывать также и нормы поведения. Нормы – это неформальные ограничения  на поведение, которые отчасти вытекают из формальных правил (представляют собой как бы продолжение формальных правил в применении к конкретным ситуациям).

Нормы, являющиеся социальными кодами, табу и стандартами поведения, отчасти  исходят также из представлений, формируемых всеми индивидами для  объяснения и оценки окружающего их мира. Некоторые из этих представлений формируются и насаждаются организованными идеологиями (церковью, системой социальных и политических ценностей и т.д.). Другие возникают из опыта, который либо подтверждает, либо заставляет отвергнуть прежние нормы. Как бы они ни формировались, нормы играют исключительно важную роль, ограничивая выбор доступных во всякий данный момент времени альтернатив поведения и, определяя развитие институтов во времени.

Если  люди верят в незыблемость правил, договоров, прав собственности, они будут воздерживаться от попыток обмануть, украсть или проявить беспринципность. И наоборот. Если люди не верят в незыблемость правил, считают их несправедливыми или просто строят свое поведение исходя из принципа максимизации прибыли, издержки заключения сделок будут возрастать.

Подведем  итоги.

Модель  Солоу описывает выпуск в экономике  как функцию от количества и цен  набора затраченных ресурсов – земли, труда, капитала и предпринимательских  способностей, притом что сама производственная функция определяется уровнем технологического развития. Такой подход искажает действительность, поскольку, если бы выпуск в экономике определялся только этим, все страны были бы богаты. Более правильно сказать, что издержки производства есть функция от затрат традиционных ресурсов и трансакционных издержек. Измерение трансакционных издержек сопряжено с теми же проблемами, что и измерение в традиционной системе счетов национального дохода. Если сделки имеют чисто рыночный характер, измерить их можно. Однако те трансакционные издержки, которые связаны со стоянием в очередях, ожиданием, нормированием потребления, дачей взяток (а доля подобных издержек значительна во всех странах), измерить невозможно.

Возникновение политических институтов, определяющих эффективные права собственности и обеспечивающих все более эффективную защиту этих прав, неизбежно сказывается и на развитии экономических институтов, способствующих рыночному обмену. В результате издержки осуществления каждой отдельной трансакции сокращаются, но в целом доля трансакционного сектора в ВНП все более возрастает по мере того, как растущая специализация и разделение труда умножают совокупный объем меновых операций. Именно это происходило в США, где оцененный размер трансакционного сектора в 1870 году составлял 1/4 ВНП, а в 1970 году –1/2.

Таким образом, рост может происходить  и происходит вследствие повышения  производительности. Но к росту производительности могут приводить как технологические  изменения, так и институциональные  перемены (имеются в виду изменения как в политических, так и в экономических институтах), затрагивающие спецификацию и защиту прав собственности.

Если  экономический рост определяется и  институциональным развитием, тогда  возникает вопрос о причинах институциональных изменений и их направленности. Главная причина этого изменения связана с фундаментальными изменениями в структуре цен. Исторически главным источником изменений в структуре цен было изменение численности населения, хотя технический прогресс (особенно развитие военной технологии) и изменение цен на информацию также играли немаловажную роль. Кроме того, нормы поведения меняются с развитием идей и идеологий.

Схематически  описание институциональных изменений  можно представить следующим  образом.

В результате изменений в структуре цен одна или обе стороны, участвующие в обмене, начинают понимать, что ей или им было бы выгодно изменить условия соглашения. Поэтому будет предпринята попытка перезаключить договор с учетом изменившихся цен. Причем успех этой попытки будет предопределяться соотношением (видимо, изменившихся) рыночных сил, участвующих в сделке сторон. Однако любые заключенные ранее договоры встроены в иерархическую систему правил. Если перезаключение договора требует внесения изменений в какое-либо фундаментальное правило, то один или оба участника обмена могут пойти на затраты ради того, чтобы это правило изменить.

Но  бывает и так, что с течением времени  устаревшее правило или обычай теряют силу – их начинают игнорировать или  не следят за их исполнением. Здесь важно проводить четкое различие между абсолютной рыночной силой, позволяющей участникам обмена отстаивать свои интересы, и ее предельными изменениями. Например, средневековое «Соглашение между господином и серфом» отражало безграничную власть первого над вторым. Однако предельные изменения, возникшие в результате снижения численности населения в XIV в., повлияли на издержки упущенной выгоды, увеличили относительную рыночную силу серфов и со временем привели к появлению института копигольдерства, т.е. передачи земли в пожизненную аренду. Особо надо отметить роль военной технологии в институциональных изменениях. Ее развитие не только привело к изменению государственных границ, делая их более эффективными (с точки зрения жизненных интересов страны), но и вызвало фундаментальные изменения в других институтах, что позволяло обеспечивать большие поступления в казну.