Что такое традиция

.1. Что такое традиция?

Традиция – от латинского traditio – передача, повествование; «то, что перешло от одного поколения к другому…» (Толковый словарь русского языка); «обычай, установившийся порядок в поведении и быту» (Ожегов С.И. Словарь русского языка);

«…Элементы социального  и культурного наследия, передающиеся от поколения к поколению и  сохраняющиеся в определённых обществах, группах и классах в течение  длительного времени. В качестве традиции выступают… общественные установления, нормы поведения, ценности, идеи, обычаи, обряды и т.д. Те или иные традиции действуют в любом обществе и во всех областях общественной жизни» [Советский энциклопедический словарь, 1987, с. 1348];

«Для традиции характерно: бережное отношение к сложившемуся ранее укладу жизни…», «сложившиеся в обществе традиции, отражая объективные  условия его существования, выражают преемственность в общественной жизни и закрепляют в себе наиболее устойчивые моменты» [Словарь по этике, 1989, с. 354].

Хрестоматийные, бесстрастные, формально верные констатации.

Надо копнуть глубже.

Хорошо традиционалистам! Им всё ясно. И с ними всё ясно. Традиции дарованы свыше. Они – выражение  Всемирного закона, воли богов или  единого Бога. Традиционалисты заведут  сказ о безвозвратно утраченном «золотом веке», прольют слезу о потерянном рае.

Дескать, в достопамятные  времена человек органично чувствовал, понимал «неизменную, изначальную  сущность» Космоса – традицию. Гармония. Счастье. Молочные реки, кисельные  берега.

Но Адам вкусил плод с  Древа познания добра и зла. Человек  уподобился Прометею. Гордыня обуяла человека. И человек был изгнан из рая, отлучён от традиции, обречён руководствоваться своим собственным, коротким, слабым умом. Добывать кусок хлеба насущного «в поте лица своего». И в этой ежечасной, горькой борьбе люди всё дальше отдаляются от идеала. История – порча традиции, длящееся во времени грехопадение, вырождение, упрощение и редукция, опошление всего и вся, слом иерархий, смех низшего над высшим… История – деградация, сулящая неминуемую гибель.

Традиционалисты видят спасение в смирении перед Законом, роком. Требуют умерить гордыню, опомниться, очиститься, и… нет, не повернуть историю  вспять, но – «сделать шаг назад, чтобы сделать два шага вперёд», возвратившись к «чистоте традиции», припав к «исконным родникам», обрести  невиданную силу для долгого и  дальнего пути, в согласии с Природой и Богом.

Ничего не имею против. Но, увы, не верит современный человек в сказки, даже в красивые, воодушевляющие. Обвиняет современный человек традиционалистов в утопичности воззрений, в ригидной, косной, слепой приверженности к старине, в фанатично-агрессивном неприятии прогресса.

И некоторые записные традиционалисты будто специально подыгрывают записным прогрессистам. Упираются во второстепенное, упрямствуют в мелочах. Сводят традицию к мёртвому ритуалу, цепляются за её фольклорную сторону, ставят обычай – букву традиции выше её Духа.

Традиция и наука не антиподы. Разрушители под маской прогрессистов больше всего боятся, что традиция заговорит на языке  науки.

Так пусть заговорит.

По моему мнению, для  научного описания феномена традиции лучше всего подходят термины: установка (Д.Н. Узнадзе), социальная установка, или аттитюд (У. Томас, Ф. Знанецкий), менталитет (Ж. Лефевр, Ф. Бродель), архетип (К.Г. Юнг), культурно-исторический тип (Н.Я. Данилевский), сборка народа (С.Г. Кара-Мурза), идеологическая клеточка (А.А. Зиновьев), мировоззренческие представления (М.В. Телегин).

Своеобразным центром  притяжения столь «разномастных» терминов в предлагаемой мной концепции выступают марксизм и выросшая из него культурно-историческая теория становления высших психических функций (Л.С. Выготский, А.Р. Лурия).

Вынужденно ограничимся  лишь несколькими красноречивыми зарисовками.

Живёт себе на догосударственной стадии довольно рыхлое (конгломерат общин, «военная демократия») некое человеческое сообщество. Живёт не в безвоздушном пространстве, а в определённом «кормящем ландшафте» (Л.Н. Гумилёв, «евразийцы»). При широкой трактовке в понятие «кормящий ландшафт» входят все существенные объективные условия жизни: климат, территория, реки, близость к морям, почвы, растительный и животный мир, полезные ископаемые, режим осадков и т.д.

Всё живое включено в обмен  веществ. Индивид и человеческое сообщество вступают в отношения  с «кормящим ландшафтом», удовлетворяя сначала простые, а затем всё  более дифференцированные и изощрённые потребности.

Подчеркну, что потребности  удовлетворяются всегда в конкретных условиях конкретного «кормящего ландшафта». Реагируя на регулярно повторяющиеся вызовы природы, сильно реагируя на неординарные её «сюрпризы» и «эксцессы», люди через деятельность, «опытно-историческим» путём приспосабливаются к своему конкретному «кормящему ландшафту», к конкретным условиям удовлетворения потребностей.

Постоянно взаимодействуя со средой в определённой конкретной форме, находя лучшие способы выживания  именно в данном «кормящем ландшафте», человек интериоризирует, вращивает в субъектность именно эти типичные формы. Кормящий ландшафт приспосабливает, «модифицирует», как говорил Д.Н. Узнадзе, человека под себя [Узнадзе Д.Н., 2004, с.77].

Поскольку человек существо сознательное, обладающее разумом, высокоразвитой психикой, то это «приспособление» человека к ландшафту не может  оставить в стороне сознание. Напротив, именно психика подвергается модификации  в первую очередь. Природные условия  накладывают неизгладимый отпечаток  на человеческий материал, в значительной мере «формируют» сознание человека.

Д.Н. Узнадзе рисует трехчленную  схему: среда («кормящий ландшафт») – субъект – поведение [Там  же. С.73]. Внешние обстоятельства, преломляясь сознанием субъекта, влияют на формирование того или иного поведения. Среда детерминирует поведение, но не механически, а опосредствованно, через сознание и психику субъекта.

Опыт никогда не проходит даром, он остаётся, закрепляется в  нашем сознании. Чем чаще актуализируются  какие-либо схемы действий, чем важнее эти схемы для выживания человека и общества, чем полнее они отвечают на вызовы конкретного кормящего  ландшафта, тем глубже и сильнее  запечатлеваются в сознании удачные, успешные, эффективные находки, решения, реакции, способы и паттерны поведения.

Последнее обстоятельство нашло  выражение в понятии «установка». Человек – не чистая доска. За плечами  – опыт, он «давит», он образует «страшную  силу» – привычку. Установка –  это выработавшаяся в деятельности и общении, во взаимодействии с кормящим ландшафтом, интериоризированная сознанием практика. Установка – «перешедшая в субъект», ставшая фактом сознания объективная ситуация удовлетворения потребностей. Установка – «модификация живого субъекта в соответствии с объективными обстоятельствами, их отражением в субъекте, как в целом» [Узнадзе Д.Н., 2004, с. 77]. Установка – это психологический след однотипных эффективных алгоритмов действий. Установка – накатанная практикой колея, в которую попадает колесо сознания.

Установка обнаруживает себя в том, что ещё до начала того или  иного поведенческого акта у человека возникает «специфическое состояние  динамического характера», «склонность, тенденция к определённому действию», «настрой на определённое поведение» [Там же. С. 72–73].

«Однажды созданная установка  не теряется», «сохраняется в виде готовности к повторной актуализации». Прочность  установки определяется, как мы уже  отмечали, «частотой повторения»  и «силой впечатления». Прочные установки  Д.Н. Узнадзе называет фиксированными.

Установка способна к переносу, она легко иррадиирует, «генерализируется», распространяется, захватывает новые области сознания.

«Течение жизни человека»  и общества «во многом зависит  от круга фиксированных установок» индивидуального или общественного  сознания (социальные установки).

От установки и до менталитета  рукой подать. Но, предваряя эту  тему, позволю себе психологизировать понятие «менталитет». Мышление, как учит нас советская психология, это упорядочивание, систематизация информации, построение внутри себя логичного, когерентного, адекватно отражающего реальность «субъективного образа объективного мира».

На человека обрушивается масса информации. Как не запутаться, порядок на кухне мыслей навести, бесформенный хаос в космос преобразовать? Очевидно, что надо эту информацию «по полочкам разложить», проанализировать и обобщить, в ячейки заключить, в  систему координат вписать, «поисковик»  верно настроить.

Представьте себе огромный ковёр во всю стену. Тысячи красок, хитросплетение нитей… Англичанин, увидев ковёр, скажет: «Какой совершенный геометрический узор». Араб, глядя на то же самое  произведение искусства, темпераментно  воскликнет: «О, это женщина и  гроздь винограда, о, совершенный растительный орнамент!»

В одном и том же предмете видеть разное и действовать, сообразуясь со своим уникальным видением.

Фиксированные установки  накладываются одна на другую, объединяются в комплексы, выкристаллизовываются  в системы, и, совершив качественный скачок, превращаются в менталитет. Менталитет – это устойчивая структура  сознания, способ упорядочивания, систематизации информации – интеграции феноменов  сознания и, вероятно, элементов бессознательного, в целостный образ мира.

Менталитет (от лат. mens – ум, мышление, образ мыслей) – «глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания, включающий и бессознательное. Менталитет – совокупность готовностей, установок индивида или социальной группы действовать, мыслить, чувствовать и воспринимать мир определённым образом» [Современная западная философия…, 1991, с. 176].

Мне хотелось бы дополнить  это определение, сделать его  более конкретным, осмысленным. В понятие «менталитет» я включаю: привычки мышления, типичные (ординарные) для того или иного сообщества, мировоззренческие представления, иерархии потребностей и ценностей, идеалы, фундаментальные верования людей, их святыни.

У каждого человека и у  каждого общества есть Родина (вскормивший  ландшафт) и есть судьба (история). Судьба и история формируют особый характер, склад ума и души – менталитет. Александр Иванович Герцен в книге «Былое и думы» замечал: «В людях, как в винах, есть cru [зависимость от климата, почвы, сорта винограда и т.п. – фр.]» [Цит. по: Дёмин В.Н., 2006, с. 273]. Своего рода cru детерминирует своеобразный, узнаваемый «вкус» определённого национального, «культурно-исторического типа» (Н.Я. Данилевский). Чего уж проще?

А теперь обратимся к К. Марксу и Л.С. Выготскому. Установки и менталитет экстериоризируются (Л.С. Выготский), переходят из внутреннего во внешнее, из субъективного в объективный мир. Человек создаёт «вторую природу» (К. Маркс) – природу рукотворную, искусственную. Во второй природе обретает плоть «субъектность», «самость» человека. Склад ума и души прорывается наружу, воплощается в ригидных типичных психотипах, в инвариантных, исторически воспроизводящихся чертах экономической, политической, культурной жизни общества.

Итак, взаимодействие с природой в определённых формах «модифицирует» человека тем или иным образом, возникают  особые установки, менталитет. Установки  и менталитет, в свою очередь, влияют на «вторую природу», и уже вторая природа становится отражением, материальным носителем, материальным субстратом менталитета. Вот такая диалектика.

Ещё К.Д. Ушинский утверждал, что склад ума и души, присущий тому или иному народу, «народная  мораль» ярче всего проявляются  в «родном языке», в богатстве  и красоте родной речи. Л.С. Выготский также выдвигал идею о единстве слова и мышления, сознания. «Чей язык – того и вера». «Чей язык – того и власть». Менталитет живёт в священных книгах, в классике, в фольклоре, в научной терминологии, в живописных образах, в гениальной музыке, в архитектурных памятниках, в способах действий, в паттернах поведения. Менталитет пребывает в логосфере. Менталитет заключается в коммуникативно-знаковой среде (В.В. Рубцов), специфичной для породившего их социума.

Разве Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой не раскрыли душу русского человека? Разве мы перестали «странно шествовать по истории», то ввергаясь  в смертельную смуту, то волшебной  птицей-тройкой взлетая в небо – к нашей извечной мечте о  справедливости и правде – о рае  на земле? Если вы отвечаете на оба  вопроса положительно, значит, признаёте  существование менталитета.

Подведём промежуточный  итог, дадим собственное определение  понятия «традиция».

Традиция  – это преемственность и связь  человека и общества со своей Родиной  и судьбой (историей), которая проявляется  в двух основных формах:

- психологической (душевный и умственный склад (менталитет), установки, ценностные иерархии, идеалы, святыни);

- материально-знаковой (язык, логосфера, коммуникативно-знаковая среда; инвариантные черты исторической жизни, воспроизводящаяся специфика экономики, политики и культуры; устоявшиеся способы реагирования на вызовы).

Традиция – это «распознание за временными и приходящими видимостями  субстанции, которая имманентна, и  вечного, которое актуально» (Гегель).

И – в качестве последнего штриха – позволим себе несколько  «лёгких на подьём» метафор и суждений.

Традиция – это длительное и стабильное (в пределе – вечное и абсолютное) в относительном, временном, текучем, изменчивом.

Традиция – твердь в  бушующем океане.

Традиция – эстафетная палочка, «завет предков к потомству» (Н.М. Карамзин).

Общество без традиций – дерево без корней, человек  без души. Общество без традиций – стая. Народ без традиций распадается  до атомарного состояния, превращается в население, живущее по инстинкту, законам социального дарвинизма. Традиция – это «торможение» (И.П. Павлов) инстинктов.